1913 Иксион и Зевс Иксион О Зевс! где гром твой? до земли он Не досягнул! где молньи все? Пусть распинаем я, Иксион, На беспощадном колесе! Пусть Тартара пространства серы, Пусть муки вечны впереди, — Я груди волоокой Геры, Дрожа, прижал к своей груди! Зевс Смертный безумец! не Геру ласкал ты! Зевса забыл ты безмерную власть. Призрак обманный в объятьях держал ты; Я обманул ненасытную страсть! Гера со мною, чиста, неизменна, Здесь, на Олимпе, меж вечных богинь. Смертный, посмевший мечтать дерзновенно, Вечно страдай, все надежды покинь! Иксион О Зевс! я радостную Геру Привел к себе, в ночную тишь. Чем эту пламенную веру В моей душе ты заглушишь? Так! сделай казнь страшней, огромней, Я счастлив роковой судьбой! А ты, богов властитель, помни, Что я смеялся над тобой! 1913 Филлида Я помню: мой корабль разбитый Стал у Фракийских берегов. О, кто ж явился мне защитой В чужой стране, среди врагов? Ты, Родопейская Филлида, Царевна, косы чьи – как смоль! Ты облегчила все обиды, Всю сердца сумрачного боль! И я, в опочивальне темной, Испил все радости любви, Припав, в безвольности нескромной, На груди полные твои! И что ж! На родине крещеньем Мне встали козни, войны, понт, — И годы медлил возвращеньем К тебе неверный Демофонт! Я верил: ты меня дождешься, Моя далекая жена! И снова в грудь мою вопьешься Зубами, в неге полусна. И вот опять на берег дальний Я прибыл: но тебя здесь нет, И только тихий куст миндальный Твердит про счастье прошлых лот. О! я вопьюсь в него зубами, Приникну к золотой коре, И, знаю, свежими листами Он обновится на заре! Его я выпью кровь и соки, Так, как любовник пьет любовь! Как друг от друга мы далеки, Как близки мы, Филлида, вновь! 1913 В разрушенном Мемфисе Как царственно в разрушенном Мемфисе, Когда луна, тысячелетий глаз, Глядит печально из померкшей выси На город, на развалины, на нас. Ленивый Нил плывет, как воды Стикса; Громады стен проломленных хранят Следы кирки неистового гикса; Строг уцелевших обелисков ряд. Я – скромный гость из молодой Эллады, И, в тихий час таинственных планет, Обломки громкого былого рады Шепнуть пришельцу горестный привет: «Ты, странник из земли, любимой небом, Сын племени, идущего к лучам, — Пусть ты клянешься Тотом или Фебом, Внимай, внимай, о чужестранец, нам! Мы были горды, высились высоко, И сердцем мира были мы в веках, — Но час настал, и вот, под бурей Рока, Погнулись мы и полегли во прах. В твоей стране такие же колонны, Как стебли, капителью расцветут, Падет пред ними путник удивленный, Их чудом света люди назовут. Но и твои поникнут в прах твердыни, Чтоб после путники иной страны, Останки храмов видя средь пустыни, Дивились им, величьем смущены. Быть может, в землях их восстанут тоже Дворцы царей и капища богов, — Но будут некогда и те похожи На мой скелет, простертый меж песков. Поочередно скиптр вселенской славы Град граду уступает. Не гордись, Пришелец. В мире все на время правы, Но вечно прав лишь тот, кто держит высь!» Торжествен голос царственных развалин, Но, словно Стикс, струится черный Нил. И диск луны, прекрасен и печален, Свой вечный путь вершит над сном могил. 1913
Сны В замке пышном и старинном, где пустынный круг покоев Освящен и облелеян грустной тайной тишины, Дни следя, как свиток длинный, жажду жизни успокоив, Я всегда мечтой овеян, я храню любовно сны. Сны приходят в пестрой смене, ряд видений нежит душу, Но одна мечта меж ними мне дороже всех других. Ради милых умилений давней клятвы не нарушу, Утаю святое имя, не включу в певучий стих! Словно девушка стыдлива, шаловлива, как ребенок, И как женщина желанна, предо мной встает она: Губы сжаты так тоскливо, стан изогнутый так тонок, И глаза глядят так странно – из. глубин неясных сна! В замке пышном и старинном, мы, в пустынной старой зале, Руки медленно сплетаем, там, где дремлют зеркала, Соблазнительно-невинно, в дрожи счастья и печали, Клятвы страсти повторяем, и от них бледнеет мгла. Теплых уст прикосновенья, приближенья рук палящих, И биенье близко, рядом, сердца в трепетной груди... Но потом, как дуновенье, словно листьев шелестящих, С ветром, шепоты над садом, – тихий голос: «Уходи!» Зову тайному покорна, из упорных рук без слова Ускользая, на прощанье из стекла бросает взгляд... Но уже над бездной черной рой видений вьется снова: Форм бесстыдных очертанья, очи, губы, хаос, ад... В замке пышном и старинном, где пустынно дремлют тени, Как в безмолвии могилы, я живу в беззвучной мгле, Сны слежу, как свиток длинный, чтоб среди иных видений Увидать, как облик милый улыбнется мне в стекле! |