Сентябрь 1902 Зимняя красота Твердят серебряные сени О счастьи жизни для мечты, О сладком бытии растений В убранстве зимней красоты. Но я не внемлю, не приемлю Их мерный шепот, белый зов. Люблю воскреснувшую землю И кровь растоптанных цветов! Нет, нет, не надо мертвой неги В лучах прельстительной луны! Вставайте, мощные побеги, На пире огненной весны! Я буду сам как стебель явлен, Омою в зное венчик свой И лягу, сломан и раздавлен, До первой вьюги снеговой! 23 ноября 1902 Прелести земли Все реже я и все бесстрастней Смотрю на прелести земли, Как в детстве нежившие басни, Красоты мира отошли. Мне тяжела дневная зелень И слишком сини небеса, Для слуха каждый звук разделен, Когда взволнуются леса. Люблю я сумрачные краски, Громады стен в лучах луны, Меня приветствует по-братски Мир дорассветной тишины. Дрожа, белеет сумрак чуткий, Гремящий город мертв на час, Спят мудрецы, спят проститутки, И в два ряда мне светит газ. Август 1901 Антология Яростные птицы Яростные птицы с огненными перьями Пронеслись над белыми райскими преддверьями, Огненные отблески вспыхнули на мраморе, И умчались странницы, улетели за море. Но на чистом мраморе, на пороге девственном, Что-то все алелося блеском неестественным, И в вратах под сводами, вечными, алмазными, Упивались ангелы тайными соблазнами. Январь 1901 Сладострастие В ярком венке из пурпурного мака, Смутно ресницы к земле опустив, Женщина вышла из тусклого мрака... Облик лица ее грубо красив. Серьги по золоту блещут рубином, Шею оплел ей кровавый коралл, Веет от губ ее чем-то звериным, Тишью пещер и пустынностью скал. Черные волосы, с сумраком слиты, Пали на белую матовость плеч; Выпуклы, подняты, вечно не сыты, Груди дрожат от желания встреч. Руки протянуты (так, беспокоясь, Ищет слепая далекой стены), Бедра опутал ей тигровый пояс... Тише! приветствуй восторг тишины! Чу! загремели чуть слышно запястья, Губы скривились в мучительный знак. Снова, о снова, истомы и счастья! Пусть осыпается пурпурный мак. Март 1901 В раю Лишь закрою глаза, как мне видится берег Полноводной реки, тени синей волны. Дремлет небо одной из Полдневных Америк, Чуть дрожа на качелях речной глубины. Веет ветер какого-то лучшего века, Веет юность свободной и гордой земли. Мчатся легкие серны, друзья человека, Песня вольных охотников молкнет вдали. Обнаженные юноши, девы и дети Выбегают на отмель веселой толпой И бросаются в воду, при радостном свете, Словно горсти жемчужин, блестя за водой. Длится время, качаются зыби заката, Здесь и там задымился и светит костер. Дева спутника игр обнимает, как брата... О, как сладки во мгле поцелуи сестер! Да, я знаю те земли и знаю то время, Их свободно и быстро в мечтах узнаю... И часами смотрю на блаженное племя, И как путник-прохожий я с ними в раю! 6 мая 1903 Сон Как город призрачный в пустыне, У края бездн возник мой сон. Не молкнет молний отсвет синий, Над кручей ясен небосклон. И пышен город, озаренный: Чертоги, башни, купола, И водоемы, и колонны... Но ждет в бездонной бездне мгла. И вот уже, как звон надгробный, Сквозь веки слышится рассвет, Вот стены – призракам подобны, И вот на башнях – шпилей нет... Когда же явь мне в очи глянет, Я буду сброшен с тех высот, Весь город тусклой тенью станет И, рухнув, в пропасть соскользнет. И алчно примет пасть пучины За храмом храм, за домом дом... И вот – лишь две иль три руины Вещают смутно о былом. 22 августа 1903 Лед и уголь Лед и уголь, вы – могильны! Что-то было и прошло, Черный уголь, тусклый, пыльный, Лед, блестящий как стекло! Что вы, красные уроды, Дым прорезавши, горды? Удвояет лик природы Гладь затихнувшей воды! Пусть все отжило, застыло, Зыби нет, лучам конец: Лед – над водною могилой, Уголь – без надежд мертвец! Он под новой вспышкой жара Лишь кровавится, как бес, Но свободной тенью пара Лед восходит до небес. |
