1911 Утром Стонет старая шарманка Вальс знакомый под окном. Ты глядишь, как иностранка Где-то в городе чужом. Не пойму твоих улыбок, Страха мне не превозмочь. Иль что было – ряд ошибок, Это счастье, эта ночь? Ты смеешься, отошла ты, У окна стоишь в тени... Иль, скажи, не нами смяты На постели простыни? Изменив своей привычке, Ты, как римлянка рабу, Пятачок бросаешь птичке, Предвещающей судьбу. Знаю, что за предсказанье Птичка вытащит тебе: «Исполнение желанья, Изменение в судьбе». Нет! былое не ошибка! Ты смеешься не над ним! Счастлив тот, чье сердце зыбко, Кто способен стать иным! Счастлив тот, кто утром встанет, Позабыв про ночь и тень. Счастлив цвет, что быстро вянет, Что цветет единый день. Будь же в мире – иностранка, Каждый день в краю другом! Стонет старая шарманка Вальс знакомый под окном. <1910> В наемной комнате В наемной комнате все ранит сердце: И рама зеркала, и стульев стиль, Зачем-то со стены глядящий Герцен, И не сметенная с комода пыль. Нежней прильни ко мне; глаза закроем; И будем слушать шаг печальных дум, Как будто мы сошли на дно морское, Где бледен солнца свет и смутен шум. Твое дыхание мне рядом слышно, Замедленный твой пульс слежу рукой... Подводные цветы надменно пышны, И разноцветных рыб мелькает рой. Ах, только об одном могу жалеть я, Что в той же комнате – очнуться мне! Акула проплыла, другая, третья... Закатный рдяный луч скользит на дне. Как эти миги дум со счастьем схожи, Как к этой нежности близка любовь! Но я открыл глаза, и Герцен тот же Пытливый взор в меня вперяет вновь. В наемной комнате все сердце ранит. В ней миг мечты – обман, в ней счастье – ложь, Нет, не клонись ко мне! Боюсь желаний! Не надо губ твоих: они язвят, как нож. <1912> В ресторане Вспоминаю под жалобы скрипки, В полусне ресторанных огней, Ускользающий трепет улыбки — Полудетской, желанной, твоей. С тихим вальсом, знакомо печальным, В темный парк ускользают мечты. Липы дремлют в наряде венчальном, И во мгле улыбаешься – ты. Этот вальс, этот зов, эти звуки — Возвращает и годы и дни. Я целую дрожащие руки, Мы – во сне, мы – в тени, мы – одни. Вижу вызовы дерзкого взгляда, Вижу алые губы, как кровь... Ах, не надо, не надо, не надо, Душу снова качает любовь. Неподвижны у стойки лакеи, Искры брызжет вино и хрусталь... Мы идем по вечерней аллее В непостижно-прозрачную даль. Все безжалостней жалобы скрипки, Все безумней взлетают смычки... Ивы темные нежны и гибки Над лукой потемневшей реки. 1911
После ночи... После ночи свиданья любовного, Тихой улицей, тающей тьмой, В упоеньи восторга греховного, Возвращаться неспешно домой. Проходя тротуарами темными, Помнить, в ясном сиянии грез, Как ласкал ты руками нескромными Горностай ее нежных волос. Чуя в теле истому палящую, Слыша шаг свой в глухой тишине, Представлять ее, дремную, спящую, Говорящую «милый» во сне. И, встречая ночную прелестницу, Улыбаясь в лучах фонаря, Наблюдать, как небесную лестницу В алый шелк убирает заря… 1904 По торжищам По торжищам влача тяжелый крест поэта. Я. Полонский Романс Ты приходил ко мне, холодный, С жемчужным инеем в усах. В вечерний час, со смертью сходный, Твой лоб, твои глаза и щеки Я грела в маленьких руках. О, как мы были одиноки, Вдвоем, и в мире и в мечтах! Ты приходил ко мне, весенний, Обвеян запахом листвы. И в час, когда прозрачны тени, Я целовала абрис милый Твоей склоненной головы, А древняя луна скользила По кругу древней синевы. Ты приходил ко мне, усталый От зноя, в пыльный летний день. Твой рот, страдальческий и алый, Я целовала, берегла я Твою тоскующую лень. Пока, все думы погашая, Не проникала в окна тень. Настала осень; дождь протяжный Шумит в ленивой тишине, А ты, весь радостный, весь влажный, Осенних астр цветную связку Несешь кому-то, но не мне... И вечер грустно шепчет сказку О невозвратном, о весне... |
