1917 Тусклая картинка Под небом тускло-синеватым, Ограждена зеленым скатом С узором белых повилик, Река колеблет еле внятно По синеве стальные пятна И зыби цвета «электрик». Обрывки серых туч осели К вершинам изумрудных елей И загнутым плащам листвы; А, ближе, ветер – обессилен И слабо реет вдоль извилин Болотно-матовой травы. Черты дороги – чуть заметны, Но к ним, как веер многоцветный, Примкнули кругозоры нив: Желтеет рожь, красна гречиха, Как сталь– овес, и льется тихо Льна синеватого разлив. Июль 1917 Ночью Ночь Пришла и мир отгородила Завесой черной от меня, Зажгла небесные кадила, Вновь начала богослуженье, И мирно разрешился в пенье Гул обессиленного дня. Стою во храмине безмерной, Под звездным куполом, один, — И все, что было достоверно, Развеяно во мгле простора, Под звуки неземного хора, Под светом неземных глубин. Пусть Ночь поет; пусть мировые Вершатся тайны предо мной; Пусть благостной евхаристии Торжественные миги минут; Пусть царские врата задвинут Все той же черной пеленой. Причастник, прежней жизни косной Я буду ждать, преображен... А, сдвинув полог переносный, Ночь – бездну жизни обнаружит, И вот уже обедню служит Во мраке для других племен. 1916 Ночью у реки Воды – свинца неподвижней; ивы безмолвно поникли; Объят ночным обаяньем выгнутый берег реки; Слиты в черту расстояньем, где-то дрожат огоньки. Мир в темноте непостижней; сумраки к тайнам привыкли... Сердце! зачем с ожиданьем биться в порыве тоски? Мирно смешайся с преданьем, чарами сон облеки! Чу! у излучины нижней – всхлип непонятный... Не крик ли? К омуту, с тихим рыданьем, быстро взнеслись две руки... Миг, – над безвестным страданьем тени опять глубоки. Слышал? То гибнет твой ближний! Словно в магическом цикле Замкнуты вы заклинаньем! словно вы странно близки! Словно ты проклят стенаньем – там, у далекой луки! Воды – еще неподвижней; ветви покорней поникли; Лишь на мгновенье журчаньем дрогнули струи реки... Что ж таким жутким молчаньем мучат теперь ивняки? 1916 Восход луны Белых звезд прозрачное дыханье; Сине-бархатного неба тишь; Ожиданье и обереганье Лунного очарованья, лишь Первое струящего мерцанье Там, где блещет серебром камыш. Эта ночь – взлелеянное чудо: Ночь из тех узорчатых часов, Зыблемых над спящими, откуда Рассыпается причуда снов, Падающих в душу, как на блюдо Золотое – груда жемчугов. Этот отблеск – рост непобедимой Мелопеи, ропоты разлук; Этот свет – предел невыразимой Тишины, стук перлов, мимо рук Разлетающихся – мимо, мимо, Луциолами горящих вкруг. Дышат звезды белые – прерывно; Синий бархат неба – побледнел; Рог в оркестре прогудел призывно; Передлунный облак – дивно-бел... В белизне алея переливно, Шествует Лунина в наш предел. 1917 Закатный ветер Веет древний ветр В ветках вешних верб, Сучья гнутся, ломятся. Ветр, будь милосерд! Ветви взвиты вверх, Стоном их кто тронется? Час на краски щедр: В небе – алый герб, Весь закат – в веселии. Ветр, будь милосерд! Я, как брат Лаэрт, Плачу об Офелии. Бледен лунный серп. Там – тоска, ущерб; Здесь – все светом залито. Ветр, будь милосерд! Кто во прах поверг, Близ могилы, Гамлета? Вздрогнет каждый нерв... И из тайных недр Память кажет облики... Ветр, будь милосерд! Верба, словно кедр, Шлет на стоны отклики. 1916 Ночной гном Жутко в затворенной спальне. Сердце стучит все страдальней; Вторят часы все печальней; Кажется: в комнате дальней По золотой наковальне Бьет серебром Безжалостный гном. Стелются гостеприимней Сумраки полночи зимней; В лад с молотком, все интимней Тени поют; в тихом гимне Ночь умоляет: «Прости мне!» Нежная мгла Кругом облегла. Жутко в безжизненном доме... Сердце изныло в истоме... Ночь напевает... Но, кроме Гимнов, чуть слышимых в дреме, Бьет, утомительно – гномий Молот в тиши, По тайнам души... |
