1912 На могиле Ивана Коневского (8 июля 1901 г.) Я посетил твой прах, забытый и далекий, На сельском кладбище, среди простых крестов, Где ты, безвестный, спишь, как в жизни, одинокий, Любовник тишины и несказанных снов. Ты позабыт давно друзьями и врагами, И близкие тебе давно все отошли, Но связь давнишняя не порвалась меж нами, Двух клявшихся навек – жить радостью земли! И здесь, в стране чужой, где замки над обрывом Ревниво берегут сны отошедших дней, Где бурная река крутит своим разливом Ряды поверженных, воде врученных пней; Где старые дубы и сумрачные вязы, Как в годы рыцарей, стоят глухой стеной; Где ночью, в синеве, всемирные алмазы Спокойно бодрствуют над юной вновь страной; Ты мой заслышал зов, такой же, как и прежде! Я радостно воззвал, и ты шепнул: «Живи! Дыши огнем небес, верь песне и надежде, И тело сильное опять отдай любви!» Ты мне сказал: «Я здесь, один, в лесу зеленом, Но помню, и сквозь сон, мощь бури, солнца, рек, И ветер, надо мной играя тихим кленом, Поет мне, что земля – жива, жива вовек!» 13 июля 1911 Segewold Святое ремесло Моя напасть, мое богатство, Мое святое ремесло! К. Павлова Поэт – музе Я изменял и многому и многим, Я покидал в час битвы знамена, Но день за днем твоим веленьям строгим Душа была верна. Заслышав зов, ласкательный и властный, Я труд бросал, вставал с одра, больной, Я отрывал уста от ласки страстной, Чтоб снова быть с тобой. В тиши нолей, под нежный шепот нивы, Овеян тенью тучек золотых, Я каждый трепет, каждый вздох счастливый Вместить стремился в стих. Во тьме желаний, в муке сладострастья, Вверяя жизнь безумью и судьбе, Я помнил, помнил, что вдыхаю счастье, Чтоб рассказать тебе! Когда стояла смерть, в одежде черной, У ложа той, с кем слиты все мечты, Сквозь скорбь и ужас я ловил упорно Все миги, все черты. Измучен долгим искусом страданий, Лаская пальцами тугой курок, Я счастлив был, что из своих признаний Тебе сплету венок. Не знаю, жить мне много или мало, Иду я к свету иль во мрак ночной, — Душа тебе быть верной не устала, Тебе, тебе одной! 27 ноября 1911 Родной язык Мой верный друг! мой враг коварный! Мой царь! мой раб! родной язык! Мои стихи – как дым алтарный! Как вызов яростный – мой крик! Ты дал мечте безумной крылья, Мечту ты путами обвил, Меня спасал в часы бессилья И сокрушал избытком сил. Как часто в тайне звуков странных И в потаенном смысле слов Я обретал напев – нежданных, Овладевавших мной стихов! Но часто, радостью измучен Иль тихой упоен тоской, Я тщетно ждал, чтоб был созвучен С душой дрожащей – отзвук твой! Ты ждешь, подобен великану. Я пред тобой склонен лицом. И всё ж бороться не устану Я, как Израиль с божеством! Нет грани моему упорству. Ты – в вечности, я – в кратких днях, Но всё ж, как магу, мне покорствуй, Иль обрати безумца в прах! Твои богатства, по наследству, Я, дерзкий, требую себе. Призыв бросаю, – ты ответствуй, Иду, – ты будь готов к борьбе! Но, побежден иль победитель, Равно паду я пред тобой: Ты – Мститель мой, ты – мой Спаситель, Твой мир – навек моя обитель, Твой голос – небо надо мной! 31 декабря 1911 Ответ Растут дома; гудят автомобили; Фабричный дым висит на всех кустах; Аэропланы крылья расстелили В облаках. Но прежней страстью, давней и знакомой, Дрожат людские бедные сердца, — Любовной, сожигающей истомой Без конца... Как прежде, страшен свет дневной Дидоне, И с уст ее все та же рвется речь; Все так же должен, в скорбный час, Антоний Пасть на меч. Так не кляните нас, что мы упрямо Лелеем песни всех былых времен, Что нами стон Катулла: «Odi et amo» [32] — Повторен! Под томным взором балерин Дегаза, При свете электрической дуги Все так же сходятся четыре глаза, Как враги. И в час, когда лобзанья ядовиты И два объятья – словно круг судьбы, — Все той же беспощадной Афродиты Мы – рабы! 30 – 31 декабря 1911 Предчувствие Во мгле, под шумный гул метели, Найду ль в горах свой путь, – иль вдруг, Скользнув, паду на дно ущелий? Со мной венок из иммортелей, Со мной мой посох, верный друг, Во мгле, под шумный гул метели. Ужель неправду норны пели? Ужель, пройдя и дол и луг, Скользнув, паду на дно ущелий? Чу! на скале, у старой ели, Хохочет грозно горный дух, Во мгле, под шумный гул метели! Ужель в тот час, как на свирели В долине запоет пастух, Скользнув, паду на дно ущелий? Взор меркнет... руки онемели... Я выроню венок, – и вдруг, Во мгле, под шумный гул метели, Скользнув, паду на дно ущелий. |
