28 февраля 1921 * * * В священной бездне мглы архангел мне предстал, В его зрачках сверкал карбункул и опал. И вестник вечности сказал мне строго: «Следуй!» Я встал и шел за ним. Все стало сродно бреду. Мы понеслись, как вихрь, меж огненных светил, Внизу, у ног, желтел водой священный Нил, Где ныне барка Ра уже не гнет папирус; Потом меж гибких пальм Ганг многоводный вырос Но спал на берегу осмеянный факир; Мелькнул тот кругозор, где буйный триумвир Бежал от Августа, в бою палим любовью; И арки, давшие мечту средневековью, Веселье, что творил свободный Рафаэль, Конкистадоров гром и вдохновенный хмель, Маркиз нарядных сон, под звуки менуэта, Когда была вся жизнь беспечностью одета; Кровавый блеск, где был нож гильотин взнесен, Твой пламенный пожар меж битв, Наполеон, Разгары новых войн и мятежей, стихии, Зажегшие векам огни Ресеферии. Все в диком хаосе взметалось подо мной, И голос слышал я, катившийся волной: «Внемли! Изведал я все таинства Изиды, И то, как, бросив храм разящей Артемиды, Бежали эллины туда, где деял чары Вакх; Как возбуждал вражду в квиритах смелый Гракх, Как с гибеллинами боролись яро гвельфы В лесах, где при луне играли резво эльфы; Как, океан браздя, Колумб едва не сгиб, Как молча созерцал аутодафе Филипп, И был Эскуриал весь дымами окутан, Как в яблоке закон миров провидел Ньютон И в лагере постиг сознанья смысл Декарт. Как в дождевой апрель (по-старому – был март), В светлице, где сидел недавно сторож царский, Стихам Гюго внимал с улыбкой Луначарский». Внимая, я дрожал, а вестник мне: «Гляди!» И хартии тогда раскрылись впереди. Гласила первая: я – истина Биона, Чрез меру – ничего! вот правило закона! Вторая: не забудь – я мыслю, ergo sum [67]. Но слишком много слов запутают и ум. А третья: сам Гюго сказал: мне рек Всевышний — Искусство в том, чтоб все зачеркивать, что лишне. 3 апреля 1921 * * * Эй, рабочие мира! ложь – все то сладкопенье! Держите к ружьям примкнуты штыки! Лишь в день, когда лопнет земное терпенье, С ним цепь милитаризма разлетится в куски. Чем орды гудели, даль тряся, при Саргоне, Чем ухали пушки под топот Аттил, — Нам вчера звенело с аппаратов Маркони, Сегодня говор газет подхватил. И бои, где за греком стоит англичанин, — Перезвон под набатом исторических дат: Что и сотый век на земле не причален И к войне против войн вызван красный солдат. Сентябрь 1922 А. К. Глазунову Слава – властителю звуков! творцу вдохновенному — слава! Звуками нас ты прославил, мы звуками славного славим! Стелется вольное Море; раскинулся Лес на раздольи; Веет Весна по просторам; по Волге плывет Стенька Разин; Чу! Трубадура припевы; чу! стук костяков, – Пляска Смерти; Нет, то Мазурка топочет! нет, это – Славянская Свадьба! Западный марш, честь Чикаго... Причудливость Грез о Востоке... Радостен взлет Саломеи; но Песня Судьбы беспощадна. Звуками мир ты прославил, мы звуками славного славим! Слава – властителю звуков, творцу вдохновенному — слава! 12 октября 1922 * * * Странствующий рыцарь, Дон Кихот! Чуден был, был вдумчив твой приход. Двадцать пять столетий ждали мы; Вдруг пробил Сервантес толщу тьмы. С толстым Санчо Панса на осле, Тощий, ты поехал по земле Из родной Ламанчи вдаль и вдаль. Ты поныне едешь, и едва ль Ехать перестанешь где-нибудь. Странствующий рыцарь, здесь побудь! <1922> * * * Быть может, у египетских жрецов Учился ты; кой-что познал, быть может, Из тайн халдейских; споры в синагогах Ты слушал; в строки Библии вникал И много думал о вопросах вечных. Твой ум был остр, но тесен кругозор И замкнут гранью тесной Палестины. Тир и Сидон, с их роскошью увядшей, Тебе казались образцом богатств, Лишь по бродячим греческим купцам Ты знал Элладу, глух к стихам Гомера, К виденьям Фидия, к мечтам Платона; Рим – по солдатам, что привел Пилат, Да по монетам, где представлен «Кесарь». Шел грозный век, империя творилась, В горниле римском плавились культуры, А ты в глуши своих родных пустынь, Сын плотника, в затишьи Назарета, Мечтал восстать учителем земли... Земли?.. быть может... может быть, и нет. Как разгадать мечты твои в пустыне, Где Дьяволом ты искушаем был! Ты вышел как соперник Иоанна, Чтоб скромно поучать родной народ. Но рыбаки со скал Генисаретских, — Простой и грубый, неученый люд, — Твоим словам восторженно дивились И ужасались мудрости твоей. Ты их учил – и представал пророком; Ты исцелял – казался чудотворцем, И вот, успехом легким опьянен, — Сначала тайно, после все открытей, Ты дерзко объявлял себя Мессией, И рыбаки поверили тебе... Свою мечту запечатлел ты смертью, Как тысячи пророков, и пошла Молва глухая о тебе по свету... И все бы кончилось глухой молвой. |
