1911 Под мертвой луною На кладбище старом, пустынном, с сознанием, полным отравы, Под мертвой Луною... К. Бальмонт В моей стране В моей стране – покой осенний, Дни отлетевших журавлей, И, словно строгий счет мгновений, Проходят облака над ней. Безмолвно поле, лес безгласен, Один ручей, как прежде, скор. Но странно ясен и прекрасен Омытый холодом простор. Здесь, где весна, как дева, пела Над свежей зеленью лугов, Где после рожь цвела и зрела В святом предчувствии серпов, — Где ночью жгучие зарницы Порой влюбленных стерегли, Где в августе склоняли жницы Свой стан усталый до земли, — Теперь торжественность пустыни, Да ветер, бьющий по кустам, А неба свод, глубоко синий, — Как купол, увенчавший храм! Свершила ты свои обеты, Моя страна! и замкнут круг! Цветы опали, песни спеты, И собран хлеб, и скошен луг. Дыши же радостным покоем Над миром дорогих могил, Как прежде ты дышала зноем, Избытком страсти, буйством сил! Насыться миром и свободой, Как раньше делом и борьбой, — И зимний сон, как всей природой, Пусть долго властвует тобой! С лицом и ясным и суровым Удары снежных вихрей встреть, Чтоб иль воскреснуть с майским зовом, Иль в неге сладкой умереть! 8 октября 1909 Зерно Лежу в земле, и сон мой смутен... В открытом поле надо мной Гуляет, волен а беспутен, Январский ветер ледяной, Когда стихает ярость бури, Я знаю: звезд лучистый взор Глядит с темнеющей лазури На снежный мертвенный простор. Порой во сне, сквозь толщь земную, Как из другого мира зов, Я глухо слышу, жутко чую Вой голодающих волков. И бредом кажется былое, Когда под солнечным лучом Качалось поле золотое, И я был каплей в море том. Иль день, когда осенней нивой Шел бодрый сеятель, и мы Во гроб ложились, терпеливо Ждать торжествующей зимы. Лежу в могиле, умираю, Молчанье, мрак со всех сторон... И всё трудней мне верить маю, И всё страшней мой черный сон... 11 ноября 1909
* * * Цветок засохший, душа моя! Мы снова двое – ты и я. Морская рыба на песке. Рот открыт в предсмертной тоске. Возможно биться, нельзя дышать... Над тихим морем – благодать. Над тихим морем – пустота: Ни дыма, ни паруса, ни креста. Солнечный свет отражает волна, Солнечный луч не достигает дна. Солнечный свет беспощаден и жгуч... Не было, нет, и не будет туч. Беспощаден и жгуч под солнцем песок. Рыбе томиться недолгий срок. Цветок засохший, душа моя! Мы снова двое – ты и я. <1911> * * * Тяжела, бесцветна и пуста Надмогильная плита. Имя стерто, даже рыжий мох Искривился и засох. Маргаритки беленький цветок Доживает краткий срок. Ива наклонила на скамью Тень дрожащую свою, Шелестом старается сказать Проходящему; «Присядь!» Вдалеке, за серебром ракит, Серебро реки блестит. Сзади – старой церкви вышина, В землю вросшая стена. Над травой немеющих могил Ветер веял, и застыл. Застывая, прошептал в тени: «Были бури. Сон настал. Усни!» <1911> * * * Мечты любимые, заветные мечты, Виденья радости – и красоты! Вы спите, нежные, в расписанных гробах, Нетленные, прекрасные, но прах. От ветра и лучей, в молчаньи пирамид, Таимы, – вы храните прежний вид. И только я один, по лестнице крутой, Схожу порой в молитвенный покой. Вы, неподвижные, встречаете меня Улыбкой прежде нежившего дня. Вы мне, безмолвные, спокойствием своим, Вновь говорите: «Рай недостижим!» И долго я смотрю на давние черты, Мечты заветные, мои мечты! И, скорбно уходя, я запираю дверь, Храня мой склеп надежд, мой склеп потерь. Едва коснется день прекрасного лица, Все станет пепл пред взором пришлеца. Мой потаенный храм, мой мир былых годов, Всё станет – ряд расписанных гробов. Пусть жизнь зовет, шумит, пусть новый вьется стяг. Я вас храню. Вас не увидит враг. |
