Май 1916 В гамаке В небе, слабо синеватом, С легкой дымкой белизны, Любо ласточкам крылатым Сеять крики с вышины. Веток скругленные сети, Уловив сверканье дня, Сами блещут в странном свете Изумрудного огня. Дышат ирисы чуть внятно, Дышит, скошена, трава... Зелень, блеск, цветные пятна, Белизна и синева! Что все думы! все вопросы! Сладко зыблюсь в гамаке. Мертвый пепел папиросы Чуть сереет на песке. Я до дна души приемлю Этот вечер, этот миг, Словно вдруг я понял землю, Тайну вечности постиг. Были бури, будут бури, Но теперь – лишь тихий сад, Словно сам, в бело-лазури, Я, как ласточка, крылат! 1916 По грибы Ищу грибы, вскрывая палочкой Зелено-бархатные мхи; Любуюсь простенькой фиалочкой; Слагаю скромные стихи. В лесу лежат богатства грудами! У корней тоненьких осин Трава сверкает изумрудами И под осинник, как рубин. А боровик, в тени березовой, Чуть из земли возникнув, рад К высокой, липке бледно-розовой, Прижаться, как большой агат. И белый гриб (что клад достигнутый!) Среди дубков пленяет глаз, — На толстой ножке, пышно-выгнутый, Блестя, как дымчатый топаз. И, как камнями-невеличками Осыпан в перстне бриллиант, В корзине желтыми лисичками Я выстилаю узкий кант. Лягушки прыгают расчетливо, Жужжат жуки, как в две трубы. И собираю я заботливо В лесу – и рифмы и грибы. 1 июня 1916 Святогор Сплошное кваканье лягушек С давно заросшего пруда, — Когда из-за лесных верхушек Блестит вечерняя звезда; В густеющем слегка тумане Спокойный, ровный бег минут, И сладкий бред воспоминаний: Такой же час, такой же пруд... Все то же. В тех же переливах Края застылых облаков... И только нет былых счастливых, Дрожа произнесенных слов. Так что ж! Признай свою мгновенность, Поющий песни человек, И роковую неизменность Полей, лугов, холмов и рек! Не так же ль квакали лягушки И был зазубрен дальний бор, Когда надменно чрез верхушки Шагал тяжелый Святогор? И вторит голосом лягушек, Опять, вечерняя пора — Раскатам громогласных пушек На дальних берегах Днестра. 1916
Черные вороны Каркайте, черные вороны, Мытые белыми вьюгами: По полю старые бороны Ходят за острыми плугами. Каркайте, черные вороны! Истину скрыть вы посмеете ль? Мечет, крестясь, во все стороны Зерна по бороздам сеятель. Каркайте, черные вороны! Выкрики издавна слажены; Нивы страданием ораны, Потом кровавым увлажены. Каркайте, черные вороны, Ваше пророчество! В воздухе Грянет в упор, как укор, оно: «Пахарь! не мысли о роздыхе!» Каркайте, черные вороны! Долго ль останусь на свете я? Вам же садиться на бороны Вновь, за столетьем столетия! 27 мая 1917 Вдоль моря Мы едем вдоль моря, вдоль моря, вдоль моря... По берегу – снег, и песок, и кусты; Меж морем и небом, просторы узоря, Идет полукруг синеватой черты. Мы едем, мы едем, мы едем... Предгорий Взбегает, напротив, за склонами склон; Зубчатый хребет, озираясь на море, За ними белеет, в снегах погребен. Всё дальше, всё дальше, всё дальше... Мы вторим Колесами поезда гулу валов; И с криками чайки взлетают над морем, И движутся рядом гряды облаков. Мелькают, мелькают, мелькают, в узоре, Мечети, деревни, деревья, кусты... Вот кладбище смотрится в самое море, К воде наклоняясь, чернеют кресты. Все пенные, пенные, пенные, в море Валы затевают свой вольный разбег, Ликуют и буйствуют в дружеском споре, Взлетают, сметая с прибрежия снег... Мы едем... Не числю, не мыслю, не спорю: Меня покорили снега и вода... Сбегают и нивы и пастбища к морю, У моря по снегу блуждают стада. Цвет черный, цвет белый, цвет синий... Вдоль моря Мы едем; налево – белеют хребты, Направо синеют, просторы узоря, Валы, и над ними чернеют кресты. Мы едем, мы едем, мы едем! Во взоре Все краски, вся радуга блеклых цветов, И в сердце – томленье застывших предгорий Пред буйными играми вольных валов! |
