<1920> * * * Когда стоишь ты в звездном свете, Смотря на небо, не забудь, Что эти звезды, блестки эти И те, что слиты в Млечный Путь, — Все это – солнца огневые, Как наше солнце, и кругом Плывут шары земель, – такие, Как шар земной, где мы живем. В просторном океане неба, Как в жизни нашей, – тот же круг; Там тот же бодрый труд для хлеба, Та ж радость песен и наук! 1920 * * * Современность грохочет, грозит, негодует, Взрезом молний браздит наш уклончивый путь, Сон грядущего в зорких зарницах рисует, Валит слабых и сильных стремится столкнуть. Но ведь ярусы розы по-прежнему красны, Пестры бабочки в поле, легки облака, Камни мертвых строений упруго-бесстрастны. Быстро миги летят, собираясь в века. Так стройте призрак жизни новой Из старых камней давних стен. Меня ж всегда закат багровый Влечет, как узника, в свой плен. Пройдут века, над вашим домом Воздвигнут новые дома, — Но будут жечь огнем знакомым Все тот же блеск, все та же тьма. Еще священней и чудесней За ночью ночь воздвигнет храм, Чтоб в нем по зову Песни Песней Клонили зной уста к устам! <1920> * * * Не довольно ль вы прошлое нежили, К былому льнули, как дети? Не прекрасней ли мир нынешний, нежели Мертвый хлам изжитых столетий? Иль незримо не скрещены радио, Чтоб кричать о вселенской правде, Над дворцами, что строил Палладио, Над твоими стенами, Клавдий! Не жужжат монопланы пропеллером, Не гремят крылом цеппелины. Над старым Ауэрбах-келлером, Где пел дьявол под звон мандолины? На дорогах, изогнутых змеями, Авто не хохочут ли пьяно Над застывшими в зное Помпеями, Над черным сном Геркулана? А там на просторе, гляньте-ка, Вспенены китами ль пучины? Под флотами стонет Атлантика, Взрезают глубь субмарины! <1920> * * * С тех пор как я долго в немом ожидании, В тихом веселии, Качался над пропастью смерти, — Мне стали мучительны повествования О невинной Офелии, О честном Лаэрте, И много таких же золотоволосых Историй О любви и о горе. Волны у взморий Стыдливо рокочут; На зеленых откосах Кузнечики сладко стрекочут; Розы в стразовых росах Влюбленным пророчат, И та же луна (О которой пела Ассирия), «Царица сна» (И лунатичек), Льет с высоты Свои древние, дряхлые чары На круг неизменных привычек, На новый, но старый, Ах, старый по-прежнему свет. Да, та же луна Глядит с высоты, Луна, о которой пела Ассирия, Нет! Иной красоты Жажду в мире Я. <1920> * * * Снова сумрак леса зелен, Солнце жгуче, ветер чист; В яме, вдоль ее расселин, Тянут травы тонкий лист. Сквозь хвою недвижных елей Полдень реет, как туман. Вот он, царь земных веселий, Древний бог, великий Пан! Здравствуй, старый, мы знакомы, Много раз я чтил тебя. Вновь пришел, мечтой влекомый, Веря, радуясь, любя. Я ль не славил, в вещей песне, Запах листьев, ширь полян, — Жажду петь еще чудесней: Милый Пан! я счастьем пьян. Старый, мудрый, стародавний, Ты поймешь ли в этот день, Что восторг любви – державной, Чем высоких сосен тень? Что лишь в час, когда ликуем Мы от новых страстных ран, Сладко метить поцелуем Шерсть твою, Великий Пан! <1920> Всадник в городе Дух наших дней свое величество Являл торжественно и зло: Горело дерзко электричество И в высоте, и сквозь стекло; Людей несметное количество По тротуарам вдоль текло; Как звери, в мире не случайные, Авто неслись – глаза в огне; Рисуя сны необычайные, Горели кино в вышине; И за углом звонки трамвайные Терялись в черной глубине. И вот, как гость иного времени, Красивый всадник врезан в свет; Носки он твердо держит в стремени, Изящно, но пестро одет: Ботфорты, хлыст, берет на темени, Былой охотничий жакет. Как этот конь исполнен грации! Его копыт как звучен звон! Он весь подобен иллюстрации К роману рыцарских времен. Но как неверны декорации, Восставшие со всех сторон. Здесь, где шумит толпа столичная, Полна всесилья своего, Здесь, где, дымя, труба фабричная Стоит – немое божество, — Где стук машин – игра привычная, Ты, выходец, искал чего! Ты нарушаешь тон торжественный Всей современности. Гляди: Толпа, смеясь, на зов естественный, Играя, мчится впереди. Что ж! как кентавр, как миф божественный, В былых преданьях пропади! |
