11. Вера Да! Каждый образ для меня священен! Сберечь бы все! Сияй, живи и ты, Владычица народа и мечты, В чьей свите я казался обесценен! На краткий миг, но были мы слиты, Твой поцелуй был трижды драгоценен; Он мне сказал, что вновь я дерзновенен, Что властен вновь я жаждать высоты! Тебя зато назвать я вправе «Верой»; Нас единила общность ярких грез, И мы взлетали в область вышних гроз, Как два орла, над этой жизнью серой! Но дремлешь ты в могильной глубине... Вот близкие склоняются ко мне. 13. Надя Вот близкие склоняются ко мне, Мечты недавних дней... Но суесловью Я не предам святыни, что с любовью Таю, как клад, в душе, на самом дне. Зачем, зачем к святому изголовью Я поникал в своем неправом сне? И вот – вечерний выстрел в тишине, — И грудь ребенка освятилась кровью. О, мой недолгий, невозможный рай! Смирись, душа, казни себя, рыдай! Ты приговор прочла в последнем взгляде. Не смея снова мыслить о награде Склоненных уст, лежал я в глубине, В смятеньи – думы, вся душа – в огне... 13. Елена В смятеньи – думы; вся душа – в огне Пылала; грезы – мчались в дикой смене... Молясь кому-то, я сгибал колени... Но был так ласков голос в вышине. Еще одна, меж радужных видений, Сошла, чтоб мне напомнить о весне... Челнок и чайки... Отблеск на волне... И женски-девий шепот; «Верь Елене!» Мне было нужно – позабыть, уснуть; Мне было нужно – в ласке потонуть, Мне, кто недавно мимо шел, надменен! Над озером клубился белый пар... И принял я ее любовь, как дар... Но ты ль, венок сонетов, неизменен? 14. Последняя Да! Ты ль, венок сонетов, неизменен? Я жизнь прошел, казалось, до конца; Но не хватало розы для венца, Чтоб он в столетьях расцветал, нетленен. Тогда, с улыбкой детского лица, Мелькнула ты. Но – да будет покровенен Звук имени последнего: мгновенен Восторг признаний и мертвит сердца! Пребудешь ты неназванной, безвестной, — Хоть рифмы всех сковали связью тесной. Прославят всех когда-то наизусть. Ты – завершенье рокового ряда: Тринадцать названо; ты – здесь, и пусть — Четырнадцать назвать мне было надо! 15. Заключительный Четырнадцать назвать мне было надо Имен любимых, памятных, живых! С какой отравно-ранящей усладой Теперь, в тоске, я повторяю их! Но боль былую память множить рада; О, счастье мук, порывов молодых, Навек закрепощенных в четкий стих! Ты – слаще смерти! ты – желанней яда! Как будто призраков туманный строй В вечерних далях реет предо мной, — Но каждый образ для меня священен. Вот близкие склоняются ко мне... В смятеньи – думы, вся душа – в огне... Но ты ль, венок сонетов, неизменен? 22 мая 1916 16. Кода Да! ты ль, венок сонетов, неизменен? Как прежде, звезды жгучи; поздний час, Как прежде, душен; нежны глуби глаз; Твой поцелуй лукаво-откровенен. Твои колени сжав, покорно-пленен, Мир мерю мигом, ах! как столько раз! Но взлет судьбы, над бурей взвивший нас, Всем прежним вихрям грозно равномерен. Нет, он – священней: на твоем челе Лавр Полигимнии сквозит во мгле, Песнь с песней мы сливаем властью лада. Пусть мне гореть! – но в том огне горишь И ты со мной! – я был неправ, что лишь Четырнадцать имен назвать мне надо. 1920 Сны человечества [Песни первобытных племен] Из песен австралийских дикарей 1 Кенгуру бежали быстро, Я еще быстрей. Кенгуру был очень жирен, А я его съел. Пусть руками пламя машет, Сучьям затрещать пора. Скоро черные запляшут Вкруг костра. 2 Много женщин крепкотелых, Мне одна мила. И пьяней, чем водка белых, Нет вина! Ай-ай-ай! крепче нет вина! Будем мы лежать на брюхе До утра всю ночь. От костра все злые духи Уйдут прочь! Ай-ай-ай! уйдут духи прочь! <1907> [Отзвуки Атлантиды] Женщины Лабиринта Город – дом многоколонный, Залы, храмы, лестниц винт, Двор, дворцами огражденный, Сеть проходов, переходов, Галерей, балконов, сводов, — Мир в строеньи: Лабиринт! Яркий мрамор, медь и злато, Двери в броне серебра, Роскошь утвари богатой, — И кипенье жизни сложной, Ночью – тайной, днем – тревожной, Буйной с утра до утра. Там, – при факелах палящих, Шумно правились пиры; Девы, в туниках сквозящих, С хором юношей, в монистах, В блеске локонов сквозистых, Круг сплетали для игры; Там – надменные миносы Колебали взором мир; Там – предвечные вопросы Мудрецы в тиши судили; Там – под кистью краски жили, Пели струны вещих лир! Всё, чем мы живем поныне, — В древнем городе-дворце Расцветало в правде линий, В тайне книг, в узоре чисел; Человек чело там высил Гордо, в лавровом венце! Все, что ведала Эллада, — Только память, только тень, Только отзвук Дома-Града; Песнь Гомера, гимн Орфея — Это голос твой, Эгейя, Твой, вторично вставший, день! Пусть преданья промолчали; Камень, глина и металл, Фрески, статуи, эмали Встали, как живые были, — Гроб раскрылся, и в могиле Мы нашли свой идеал! И, венчая правду сказки, Облик женщины возник, — Не она ль в священной пляске, Шла вдоль длинных коридоров, — И летели стрелы взоров, Чтоб в ее вонзиться лик? Не она ль взбивала кудри, К блеску зеркала склонясь, Подбирала гребень к пудре, Серьги, кольца, украшенья, Ароматы, умащенья, Мазь для губ, для щечек мазь? Минул ряд тысячелетий, Лабиринт – лишь скудный прах.. Но те кольца, бусы эти, Геммы, мелочи былого, — С давним сердце близят снова; Нить жемчужная в веках! |
