16 марта 1918 Детская спевка На веселой спевочке, В роще, у реки, Мальчик и две девочки Говорят стихи. Это – поздравление Бабушке: она Завтра день рождения Праздновать должна. Мальчик запевалою Начинает так: «Нашу лепту малую Преданности в знак...» И сестренки вдумчиво Оглашают лес, Вторя: «Детский ум чего Просит у небес...» Песенка нескладная Стоит им труда... А вблизи, прохладная, Катится вода. Рядом – ели острые, Белизна берез; Над цветами – пестрые Крылышки стрекоз. Реют однодневочки, Бабочки весны... Мальчик и две девочки, Aх, как им смешны! 1918 Колыбельная Спи, мой мальчик! Птицы спят; Накормили львицы львят; Прислонясь к дубам, заснули В роще робкие косули; Дремлют рыбы под водой; Почивает сом седой. Только волки, только совы По ночам гулять готовы, Рыщут, ищут, где украсть, Разевают клюв и пасть. Зажжена у нас лампадка. Спи, мой мальчик, мирно, сладко. Спи, как рыбы, птицы, львы, Как жучки в кустах травы, Как в берлогах, норах, гнездах Звери, легшие на роздых... Вой волков и крики сом, Не тревожьте детских снов! 1919 Сонеты Миги Бывают миги тягостных раздумий, Когда душа скорбит, утомлена; И в книжных тайнах, и в житейском шуме Уже не слышит нового она. И кажется, что выпит мной до дна Весь кубок счастья, горя и безумий. Но, как Эгерия являлась Нуме, — Мне нимфа предстает светла, ясна. Моей мечты созданье, в эти миги Она – живей, чем люди и чем книги, Ее слова доносятся извне. И шепчет мне она: «Роптать позорно. Пусть эта жизнь подобна бездне черной; Есть жизнь иная в вечной вышине!» 1918 Наряд весны За годом год, ряды тысячелетий, — Нет! неисчетных миллионов лет, Май, воскрешая луговины эти, Их убирает в травянистый цвет. Пытливцы видят на иной планете, Что шар земной в зеленый блеск одет; Быть может, в гимне там поет поэт: «Как жизнь чудесна в изумрудном свете!» Лишь наш привычный взор, угрюм и туп, Обходит равнодушно зелень куп И свежесть нив под возрожденной новью; Наряд весны, мы свыклись в мире с ним; И изумруд весенних трав багрим, Во имя призрака, горячей кровью! 1918 На полустанке Гремя, прошел экспресс. У светлых окон Мелькнули шарфы, пледы, пижама; Там – резкий блеск пенсне, там – черный локон, Там – нежный женский лик, мечта сама! Лишь дым – за поездом; в снега увлек он Огни и образы; вкруг – снова тьма... Блестя в морозной мгле, уже далек он, А здесь – безлюдье, холод, ночь – нема. Лишь тень одна стоит на полустанке Под фонарем; вперен, должно быть, взгляд Во тьму, но грусть – в безжизненной осанке! Жить? Для чего? – Встречать товарных ряд, Читать роман, где действует Агнесса, Да снова ждать живых огней экспресса! 16 ноября 1917 Максиму Горькому в июле 1917 года В *** громили памятник Пушкина; В *** артисты отказались играть «На дне». (Газетное сообщение 1917 г.) Не в первый раз мы наблюдаем это: В толпе опять безумный шум возник, И вот она, подъемля буйный крик, Заносит руку на кумир поэта. Но неизменен, в новых бурях света, Его спокойный и прекрасный лик; На вопль детей он не дает ответа, Задумчив и божественно велик. И тот же шум вокруг твоих созданий, — В толпе, забывшей гром рукоплесканий, С каким она лелеяла «На дне». И так же образы любимой драмы, Бессмертные, величественно-прямы, Стоят над нами в ясной вышине. 17 июля 1917 Беглецы Стон роковой прошел по Риму: «Канны!» Там консул пал и войска лучший цвет Полег; в руках врагов – весь юг пространный; Идти на Город им – преграды нет! У кораблей, под гнетом горьких бед, В отчаяньи, в успех не веря бранный, Народ шумит: искать обетованный Край за морем – готов, судьбе в ответ. Но Публий Сципион и Аппий Клавдий Вдруг предстают, гласят о высшей правде, О славе тех, кто за отчизну пал. Смутясь, внимают беглецы укорам, И с палуб сходят... Это – час, которым Был побежден надменный Ганнибал! |