Мы смеемся, а я смотрю в окно, пока мы поднимаемся сквозь облако. Оказавшись по другую сторону, я вижу янтарный свет, заполняющий иллюминатор и салон, пока мы преследуем закат. Прокручивая в голове полные эмоций часы, которые я пережила до этого момента, я не сдерживаюсь:

– Истон объяснял, почему мы так скрываем наши отношения?

Джоэл кивает.

– Он сказал мне, когда ты уехала из Сиэтла.

– Черт, так еще тогда?

Джоэл кивает.

– Вау. Трудно поверить, что прошло всего четыре месяца. С тех пор столько всего случилось. Особенно с Истоном.

– С вами обоими, – поправляет он, – и это целая история.

Я фыркаю.

– Истон и половины этого не знает, упрямый осел. Но к какой части ты относишься?

– К их истории, твоей, тому, как ты оказалась в Сиэтле. Всё это довольно невероятно.

– Ты знаешь, что мы с Истоном родились с разницей всего в шесть дней?

Джоэл кивает.

– Это тоже безумное совпадение.

– Ты решил, что я сумасшедшая, когда он рассказал тебе, зачем я приехала в Сиэтл?

– Нет. Я понял, что ты хороший человек, с первой минуты. Мы все проходим через трудности, Натали. Нечего тут стыдиться.

– Ты видел фильм?

– Да, когда он только вышел. Мне понравилось.

Я киваю, решая оставить тему, но Джоэл продолжает:

– Истон говорит, ты не знаешь, почему Стелла и твой отец расстались. Что причины не было в письмах.

– Я перерыла их вдоль и поперек и ничего не нашла. Это единственное, что до сих пор не дает мне покоя в их истории. Я не могу понять – почему? В один день они были счастливы, планировали свадьбу, помолвлены. А на следующий письма прекратились на месяцы. В фильме нет и намека на то, что мой отец вообще существовал, так что я не могу понять, что и когда случилось. Мой папа и Стелла расстались за месяцы до того, как Стелла и Рид воссоединились. Ты бы не знал, случайно?

– Жаль, что не могу помочь тебе. Мы с Ридом близки, но он не так уж часто говорит о прошлом. По крайней мере, не так глубоко о своей истории со Стеллой.

– Мужчины, – закатываю я глаза. – Почему вы, парни, не можете делиться лишним, как девушки, и знать каждую грязную деталь?

– Иногда делимся, – он подмигивает, и моя шея краснеет, когда я вспоминаю рассуждения Истона о его ныне знаменитом минете на Тахо. Джоэл считывает мое выражение лица и поднимает ладони. – О черт, Натали, нет, не в этом смысле. Он не разбалтывает интимные детали. В этом отношении он оставляет тебя полностью для себя.

– О, слава богу. Я уже думала, что мне понадобится парашют.

– Ты прыгаешь – я обязан следовать, – усмехается он.

Мы сидим в комфортном молчании, пока я провожу рукой по роскошной коже кресла.

– Мне было тяжело, знаешь ли, – признаюсь я спустя несколько минут, глядя на него. – Доверять только моей, блять, лошади. – Мы обмениваемся долгим взглядом, прежде чем разразиться смехом. – Я знаю, да? Это смешно, но он верный конь и хороший слушатель.

– Держись, милая. Всё наладится.

– Боже, как я надеюсь, что ты прав. – Я сглатываю, вспоминая сегодняшний опасный момент. – Джоэл, м–могу я спросить твое мнение?

– Ты же знаешь, что да.

– Как ты думаешь, мы поступаем правильно, скрывая наши отношения от родителей?

– Честно? Думаю, это сложная ситуация, через которую вам обоим приходится пробиваться. В каком–то смысле это кажется очень обманчивым, но в то же время я полностью понимаю, почему вы оба решили пока действовать именно так.

– Сегодня утром я была очень близка к тому, чтобы зайти в кабинет отца и во всем признаться.

– Что остановило?

– То, что останавливало с самого начала. Письма. В сочетании с тем, что я счастлива. Я струсила. – Я сглатываю. – Как ты думаешь, наши родители поймут... я имею в виду, в конце концов?

Джоэл морщится, и я уже знаю его ответ, прежде чем он его озвучит.

– Я не знаю их историю, так что мне сложно судить. Хотел бы я успокоить тебя, и я очень надеюсь ради вас обоих, что они поймут.

Я киваю.

– Прости. И прости, что поставила тебя в положение, когда ты должен на это отвечать.

– Эй, – резко говорит он, заставляя меня оторвать взгляд от пейзажа внизу. – Я очень дорожу и Истоном, и тобой. Для меня это не просто работа.

– Я знаю. Он тебя любит.

Он словно смотрит сквозь проплывающие облака.

– Я бы с ума сошел, если бы с ним что–то случилось.

– Так для тебя это и правда что–то вроде «гордости папаши»?

– Это странно, – говорит он, слегка откидываясь в кресле. – Я словно помню каждый момент его детства, и мне много раз за эти годы приходилось останавливать себя, чтобы не перейти границы, когда Рида и Стеллы нет рядом... но сейчас? Я действительно вижу его как мужчину, которым он стал, который должен сам делать свой выбор и ошибки. Я бы не назвал это отцовской любовью, но определенно дядиной. Очень близкого дяди.

– Я понимаю это. Мне это нравится.

– Для меня это иногда хождение по канату, больше раньше, чем сейчас, – признается он. – Но если уж на то пошло, для меня это давно уже не работа. Кровные или нет, мы – семья. Даже когда работа закончится, я точно знаю, что наши отношения – нет. Я даже не сомневаюсь в этом. – Его грудь вздымается. – Черт, у меня есть своя спальня в доме Краунов, и я активно ею пользуюсь во время праздников.

– Это потрясающе.

Тоска подкрадывается при мысли, что меня, возможно, никогда не примут в доме Краунов, ни в каком качестве. Что родители Истона никогда не примут меня, и наоборот. Что еще хуже, я не могу представить, что мой отец вообще примет Истона.

Какое будущее может нас ждать?

– Ты должна жить своей жизнью, Натали, – говорит Джоэл, чувствуя мою зарождающуюся тревогу. – Ты не можешь основывать важные жизненные решения на чувствах других. Это я могу сказать точно. То, что вы двое нашли друг в друге и имеете сейчас, – редкость, чертовски большая редкость, и я могу это подтвердить, потому что видел, как это происходит. Так что прими это как есть и отпусти пока беспокойства о том, что может быть, потому что это вне твоего контроля.

– Спасибо, – говорю я. – Мне правда, правда нужно было это услышать. – Я оглядываю салон самолета. – Уверена, за эти годы ты стал свидетелем многого.

– Да, это так. – Он усмехается, его глаза становятся стеклянными. – Стелла и Рид были довольно спокойными, хотя и у них бывали моменты. Стелла и так была огнем, а когда в ней просыпалась латинская кровь, все искали укрытия. – Он от души смеется. – У Рида вспыльчивый характер, и большую часть времени он его сдерживал. Но сведи этих двоих в плохую ночь – турбулентность происходила внутри самолета.

– Не могу себе представить.

– Они предоставили изрядную долю драмы за эти годы, но всегда быстро мирились и часто делали это еще до того, как шасси касались земли. Бен и Лекси – совсем другая история. Лекси не позволяла Бену брать Бенджи в тур без нее, так что это было веселое время. – Джоэл расширяет глаза и запрокидывает голову. – Представь целую рок–группу, их супругов и детей, и смешай это с некоторой компанией, которую группа содержала, – он фыркает. – Это был цирк.

– Я морщусь. – Настолько плохо?

– В основном, когда они гастролировали с другой группой, которой было плевать на малышей и младенцев. – Он качает головой. – Скажем так: определенным людям с эго и неограниченными деньгами не следует предоставлять свободу, которая с этим связана, – независимо от того, насколько они талантливы, – потому что находиться рядом с ними, блять, страшно. Мне приходилось сталкиваться с этим в избытке, и часть этого – на этом, блять, самолете.

– Это самолет Sergeants, да?

Джоэл пожимает плечами.

– Ну, он не принадлежит пышногрудой поп–принцессе.

– Так почему бы не сказать мне... – я расширяю глаза. – Черт, Джоэл, Истон что, украл самолет Sergeants, чтобы ты мог забрать меня?

– Это был бы не первый раз, – усмехается он. – И не второй.

– Господи, – я не могу сдержать улыбку. – А я–то думала, что тайная поездка на Audi моего отца делает меня бунтаркой.