На удивление, атмосфера довольно расслабленная, из ближайших колонок тихо льются звуки испанской гитары. Наше чрезмерно внимательное обслуживание продолжает менять подносы на буфете на свежие закуски каждые несколько минут, словно обслуживая королевскую семью. Я же сама ужинала как королева, заедая чувства, и старалась не смотреть на человека напротив.

Чувствуя себя в относительной безопасности в своём кресле, пока Деймон служил нам буфером, а Мисти парила вейп, болтала с Холли у невысокой кирпичной ограды, я пропускала мимо ушей разговор Истона и Деймона, молясь, чтобы минуты этого наказания поскорее истекли.

Почти уверенная, что мне удастся пережить остаток вечера невредимой, я внезапно лишилась своей безопасности, когда Деймон извинился, чтобы ответить на звонок. Игнорируя мой умоляющий взгляд и показав нам поднятый палец, он оставил меня и Истона за столом наедине.

Пока он уходил обратно к дистиллерии для уединения, я решила, что Деймон – это иуда олимпийского уровня в категории лучших друзей. Я сообщу ему о его новом статусе при первой же возможности.

Уже проведя большую часть дня, встретившись с этой реальностью лицом к лицу настолько, насколько хватило сил, я смотрю на Истона, чтобы заговорить с ним, вместо того чтобы уклоняться от разговора. И вижу, что его взгляд уже с любопытством прикован ко мне, пока солнце начинает клониться к закату, окрашивая небо в различные оттенки розового и красного.

– Не так уж ужасно, правда? – говорю я, делая ещё один снимок. – Этот вид просто…

– Что ты поняла? – резко обрывает меня Истон, и в его тоне звучит укор.

– Прошу прощения? – переспрашиваю я, отправляя папе фотографию нашего вида.

– Не притворяйся дурочкой. Ты прекрасно знаешь, о чём я спрашиваю. Положи телефон и скажи мне, что ты поняла, Натали.

Мои глаза расширяются, когда он откидывается на спинку стула. Его тон слишком враждебен для обычного разговора. Хотя его поза расслаблена, взгляд говорит мне, что это обманчиво.

– Хорошо. Я поняла, что мы поставили наших родителей в точно такую же ситуацию.

– Так и знал, блять, – усмехается он.

– Что знал?

– Что ты оправдываешь наш развод.

– Никогда, – я отпиваю воды.

– Нет? Похоже на то. Свежая новость, Натали. Множество людей поддерживают отношения со своими бывшими ради детей. – Он швыряет салфетку на тарелку. Кожаный браслет на его запястье приковывает большую часть моего внимания, прежде чем я полностью его охватываю взглядом – то, в чём я себя лишала все последние часы. Его густые волосы, определённо отросшие на несколько сантиметров, ниспадают чуть выше воротника его тёмно–синей льняной рубашки на пуговицах.

– Я бы сказала, что наша ситуация была совсем другой, но я не совсем с тобой не согласна. Но даже так, нет смысла спорить об этом, ведь вопрос уже закрыт, верно?

– Спящая Красавица, – усмехается он.

– Эй, эй, – защищаюсь я, – мне так же неловко, как и тебе, но нам не обязательно нападать друг на друга.

– Это всегда был твой конёк, не так ли, Натали? Ставить чувства всех остальных на первое место.

– Не надо, – предупреждаю я суровым шёпотом. – Я просто пыталась найти какой–то смысл в этой ситуации. Это иронично и, вероятно, даже заслуженно. Не нужно быть таким засранцем.

– Да, ну, возможно, текила выявляет во мне худшее, – огрызается он, хватая свой стакан и залпом выпивая. – Или, может, это ты.

– Истон, пожалуйста, убери оружие. Мы скоро уезжаем. – Я беспокойно оглядываюсь, но вижу, что наша стремительно накаляющаяся перепалка осталась незамеченной. – Я улетаю домой через два дня, но могу уехать и раньше, если ты этого хочешь.

– Может, тебе и стоит, – его мастерски брошенное копьё попадает мне прямо в грудь. – Да, Натали, именно этого я и хочу.

Пожар третьей категории сложности начинает реветь у меня в горле, пока он наступает.

– Ой, прости, это было больно?

– Как в аду, – признаю я. – Счастлив?

– Конечно, – сухо бросает он.

– Что ж, я только этого для тебя и хочу.

– Боже, – он с нетерпением проводит рукой по волосам, и его карие глаза безжалостно сверлят меня. – Ты и правда только и делаешь, что говоришь о других людях, не так ли?

– Тебе когда–то это во мне нравилось.

– Нет, это было единственное, чего я не мог в тебе вынести. У тебя безупречное восприятие всех, кто приходит в твою жизнь, но ты ведёшь себя как абсолютно слепая, когда дело доходит до того, чтобы помочь самой себе.

– Я полностью проснулась, Истон, и моё восприятие тебя безошибочно точно. Мне не нужна помощь в понимании, что для меня хорошо.

– Нет, ты уже за гранью этого, – парирует он, прежде чем повысить голос. – Пошли, Мисти. Мы уезжаем.

– Ещё пять минуточек, – отвечает она, ничего не замечая, и возвращается к разговору с Холли.

Я не могу сдержать фырканья.

– Она, кажется, очень чутка к тебе. Поздравляю.

– Не будь мелочной.

– Тогда и ты не веди себя как мудак! – почти кричу я шёпотом, но тут же беру себя в руки. – Послушай, мне жаль, если эта ситуация тебя расстраивает. Я не хочу, чтобы всё стало уродливым.

– Конечно, тебе жаль. Не дай бог у тебя найдётся один–единственный эгоистичный, блять, момент, когда все твои чувства окажутся подлинными.

– Я слишком болезненно хорошо осознаю свои ошибки, Истон. Я хотела сказать тебе это прошлой ночью, но ты не захотел меня слушать.

Он допивает остатки своего напитка и отодвигает стул, чтобы встать.

– Ты не хотела развода.

Его взгляд мгновенно приковывается ко мне.

– В тот день, когда ты пришёл ко мне с документами, ты хотел, чтобы я остановила тебя. Я не спросила, почему ты не подписал их, потому что была слишком поглощена своей болью и гневом, чтобы осознать, что мы всё ещё женаты, но ты это знал. Ты хотел, чтобы я тебя остановила. Скажи, что я ошибаюсь.

Медленно опускаясь обратно в кресло, он перекидывает локоть через его спинку.

– Какой в этом смысл?

– Смысл в том, что я не сплю, не притворяюсь невосприимчивой или невежественной, но вот  ты именно так себя и ведёшь с той минуты, как увидел меня прошлой ночью. Тебе не нужна моя правда, и я знаю почему. Ты боишься её, и, поверь, чем больше мы её подтверждаем, тем больше боюсь я.

Его ноздри раздуваются от раздражения, но я продолжаю, моя ноющая грусть содрогается от осознания, что другого шанса у меня, возможно, не будет.

– Я понимаю, почему ты так поступаешь, и знаю, что это моя вина, и это чертовски больно. – Я сглатываю. – Я знаю, что мои собственные извинения давно назрели, но эй, – я пожимаю плечами, – я просто беру пример с твоей безжалостной и прямолинейной тактики, потому что давай смотреть правде в глаза: ты всё ещё ты, а я всё ещё я. Сейчас ты ведёшь себя как лицемер, потому что ты по–прежнему считаешь, что безжалостная честность – лучший, чёрт побери, способ справиться с любой ситуацией, но моей честности ты больше не хочешь. Скажи мне почему, Истон.

Его выражение лица становится каменным.

– Ты была пьяна.

– Во мне не было ни капли уже пять часов, так что давай проверим твою теорию, хорошо?

Он изучает моё выражение лица, его собственный взгляд настороженный.

– Натали...

– Зови меня Красавицей, – резко обрываю я, и глаза наполняются слезами, – я предпочитаю это, потому что это та, с кем ты разговариваешь, или, точнее, та, кого ты отказываешься слушать.

Он неловко двигается, пока я собираюсь с духом.

– Вот тебе свежая новость, Истон. Вопреки твоим убеждениям, безжалостная честность – не лучший способ вести себя в любой ситуации. Это и не самый смелый способ. Есть разница между тем, чтобы быть смелым – быть готовым встретить опасность или боль и вынести их, и быть неуместным – что означает неподходящим или неправильным в данных обстоятельствах. – Я вызывающе поднимаю подбородок. – Но я пытаюсь быть смелой вместо того, чтобы быть неуместной, потому что неуместным было бы признаться, что я всё ещё всецело, безоговорочно и определённо влюблена в тебя, пока ты находишься на романтическом отдыхе в Мексике со своей девушкой!