Ощутимая тишина повисает в воздухе, все головы поворачиваются к источнику нарушения спокойствия, Бен сидит, его глаза прикованы к Лекси. Мама отпускает Лекси из объятий, та поворачивается к Бену, а он медленно выходит из кара, его глаза блестят, но взгляд решительный. – Ты слышишь меня, Лекси? – хрипло вырывается у него. – Я больше не рок–звезда...
Мы все затаили дыхание, пока Бен замирает, опуская голову, словно собирая слова, которые ждал всю жизнь, чтобы произнести. Когда он поднимает глаза, его эмоции переливаются через край.
– Теперь я всего лишь... – он сглатывает, – ...мальчик, в которого ты влюбилась, который стал мужчиной, с которым ты родила ребенка.
Губы Лекси разъединяются от шока, пока они стоят друг напротив друга. Мы все отступаем на шаг, пока Бен изрекает следующее признание.
– Мужчина, который любил тебя всем сердцем, год за годом, несмотря ни на что. До. Единого. Даже когда ты разбивала его, даже когда я умолял его остановиться, пытался заставить его, желал этого, игнорировал его. Оно никогда не подводило тебя, оно никогда не переставало любить тебя, и никогда не перестанет. Я думаю, давно пора мне позволить ему это, а тебе – позволить мне любить тебя им, раз и навсегда.
– Бен, – Лекси вздрагивает, ее глаза наполняются слезами, а Бен делает шаг к ней и берет ее лицо в ладони.
– Теперь остались только мы, детка. Ты и я. Наше время пришло, Лекси. Пришло время.
– Я тоже люблю тебя, – признается Лекси, сжимая его запястья, пока он вглядывается в ее глаза, – так сильно. Всегда буду. – Подавленный звук раздается рядом со мной, я смотрю и вижу, что Бенджи полностью заворожен взаимодействием своих родителей, слеза скатывается по его скуле, а руки сжаты в кулаки по бокам.
Бен продолжает смотреть на Лекси с неприкрытой нежностью, забыв об окружающем мире, он нежными большими пальцами смахивает каждую ее слезу.
– Поедешь домой со мной?
Обрадованная Лекси отвечает повторяющимся: «Да, да, да», прежде чем Бен крепко целует ее. Рядом со мной я чувствую, как Бенджи ломается во второй раз, словно кувалдой обрушили его неприступную стену убеждений. Его недоверчивые глаза следят за каждым их движением, пока Бен поворачивается к Бенджи и говорит, что они вернутся. После легкого кивка Бенджи они исчезают в конце коридора, прилипшие друг к другу.
Рай и Адам провожают их взглядами, прежде чем обернуться к остальным с изумленными лицами. Верный своему характеру, Адам нарушает молчание, отбрасывая большой палец через плечо:
– Кто–нибудь, скажите мне, что это только что произошло наяву, и грибы еще не подействовали.
Все взрываются громким смехом, кроме Бенджи и меня. Не в силах вынести ни секунды больше, я направляюсь в гримерку, чтобы побыть одному. Риан проходит мимо меня к Бенджи, ее черты искажены беспокойством. Закрыв дверь, я стою в полном смятении, прежде чем направиться прямиком к темной бутылке. Открыв ее, я выпиваю несколько шотов, благодарный за короткое время, которое я украл для себя, чтобы попытаться взять себя в руки. Видения моего будущего без жены мелькают перед глазами, я опрокидываю еще немного из бутылки в попытке размыть их.
Вскоре после того, как алкоголь начинает разливаться по жилам, я слышу щелчок двери гримерки и чувствую его присутствие за спиной, я роюсь в своей сумке и говорю:
– Мне нужно побыть одному, Джи.
– Она не подавала на развод, Истон. Я говорил тебе это месяцы назад.
Его заявление раздувает огонь, который начинает поглощать меня целиком.
– А я говорил тебе, что уже знаю это, – рычу я, прежде чем сделать еще один глоток Джек Дэниелса.
– Как?
– Потому что я знаю свою жену, – говорю я.
– Что произошло в той уборной? – спрашивает он, обходя диван, чтобы прочитать мое состояние. – Что ты сказал ей?
– Я только что пережил профессиональный триумф, который многим не светит, – сквозь зубы говорю я, срывая с себя футболку и вытирая пот. – Так что отвали нахрен.
– Прошли месяцы, а ты все еще истекаешь кровью. Я говорил тебе не бросаться на нее в таком состоянии. Что ты сделал, Истон?
– То, что сделал бы любой мужчина, увидев, как его жена целует другого... Я вел себя отвратительно.
– Господи, – он проводит руками по волосам. – Ты уничтожаешь себя.
– А тебе–то какое, блять, дело? – я натягиваю другую футболку, все еще крепко сжимая бутылку. – Я думал, ты будешь рад.
Я смотрю на него и вижу редкую искру страха в его глазах.
– Что, Бенджи, что?
– В ночь бала... я сказал тебе, что послал ее к черту и велел оставить тебя в покое.
Бутылка уже на полпути ко рту, я хмурю брови.
– Да, ты говорил мне, и что?
– Я был жесток. Она звонила мне за помощью, а я был не в себе. Я сказал ей сделать выбор, и если это не ты... если она не может выбрать тебя, здесь и сейчас, если она не может быть тем, что тебе нужно, тем, чего ты заслуживаешь, то пусть перестанет отвечать на твои звонки, отпустит тебя.
– Именно, Джи, и где она сейчас? – я наклоняю голову. – Красавица, ты здесь? – я усмехаюсь, поднимая бутылку. Бенджи выхватывает Джека из моей руки и нагло разбивает его у наших ног. Разбитая бутылка разливает мое временное спасение между нами, я с ненавистью смотрю на него. – Я примерно в двух секундах от того, чтобы снова заехать тебе, прямо как в тот раз, когда ты во всем признался.
– И как же это помогло. Блять, выслушай меня, – рявкает Бенджи. – Я был так жесток с ней, что, возможно, сам подтолкнул ее порвать с тобой.
– Не льсти себе так, мудак. У нее своя голова на плечах и укус куда больнее твоего. В подтверждение – она явилась сюда на гребаное свидание. Ты свободен. – Осознание этого – самое трудное для принятия. – Все кончено. Вот что произошло в уборной. Твой отец только что закончил карьеру. Иди, будь рядом с ним.
– Не он сейчас нуждается во мне, – заявляет Бенджи.
Каждая клетка моего тела ноет, когда я наконец позволяю себе признать, сколько любви металась между нами в той уборной, даже если моя ярость затмевала ее. Она все еще там, такая же мощная – эта тяга, эта потребность, эта чертова, дыхание прерывающая боль.
Я была верна.
– Она, вероятно, все еще здесь, – пытается подбодрить Бенджи.
– Это не имеет значения. – Я качаю головой. Потому что я только что запятнал что–то прекрасное, а она беспомощно отступила и наблюдала, как я это делаю. – Я говорил тебе держаться подальше от моей личной жизни. Эту часть разговора я хорошо помню.
– Послушай меня, чувак. Просто попытайся прийти в себя. Она все еще здесь, и ты можешь успеть за ней, пока это не зашло еще дальше.
– И сделать что, что именно? Поклясться в любви и верности? Я сделал это, когда женился на ней. Попытаться быть мужем, который ей нужен? Она скрывалась от меня себя, скрывала свои терзания. Умолять ее увидеть, что мы рискуем потерять, если продолжим идти этим путем? Тоже делал. – Я смотрю на него с ненавистью, изрыгая весь яд, что чувствую. – Что это, блять, такое? Потому что твои родители наконец–то нашли общий язык, после десятилетий разногласий, и теперь ты проповедник любви? Я не хочу этой гребаной судьбы, и именно поэтому мы закончили. Нет, спасибо.
– Ты видел то же, что и я, – он копает глубже. – Отступи на шаг, прошу, Ист, и хорошенько посмотри на то, что ты делаешь. Это все, о чем я прошу.
Паника сковывает меня, и даже борясь с ней, я осознаю, что если у меня и был шанс вернуть вторую половину моей души, то я только что саботировал его ревностью и толкнул ее в объятия другого мужчины. Я полностью осознаю, что даже если это не случится сегодня вечером, это, вероятно, произойдет в будущем – а это самый мучительный вид ада.
– Я был невообразимо жесток, – вырывается у меня сломленное признание.
– Мне так жаль, чувак. Но если есть шанс это исправить, то ты должен попытаться.
– Да, что ж, как насчет того, чтобы ты последовал своему совету сам.
Он с раздражением качает головой, когда входит Джоэл, без сомнения, оставив места, которые мы организовали для его семьи, чтобы поздравить меня. Ухмылка на его лице меркнет, когда он считывает напряжение в комнате. Бенджи кивает Джоэлу в знак приветствия, в то время как я достаю телефон из своей сумки и вижу бесконечные уведомления. Одно уведомление, в частности, заставляет мою кипящую кровь превратиться в лед в жилах. Я смотрю на Бенджи, прежде чем открыть его, и знаю без тени сомнения, что найду внутри.
