– Тогда сначала лечиться и питаться – тебе нужны силы.

Мысленно Платон перевёл дух. Он прекрасно понимал, что обмануть воспитанников не удастся – слишком они разные. Ребята восприняли его как альтернативу воспитателям, и не более того. Затем появился новый фактор – слова Белой. Теперь надо поставить точку.

Когда все закончили свою работу и собрались вокруг него и оживающей прямо на глазах Белой, Платон начал рассказ. Рассказывал он не о теории Улья и не о том, что произошло с окружившими его людьми, а о себе самом. Начал с того самого момента, когда очнулся в центральном Императорском госпитале после уничтожения его разведгруппы боеприпасами «Молот Аллаха» и закончил сегодняшним, таким длинным для него днём.

Когда он замолчал, воцарилась тишина. Платону показалось, что окружающие его люди даже не дышат.

– Я тебе верю, – спокойно и немного торжественно сказала Белая. – И верю, что ты ничего о нас не знал, когда пришёл спасать незнакомых тебе людей. Ты сказал, что каждый из нас волен решать свою судьбу сам, но никто из нас к этому не привык, поэтому я скажу сразу за всех. Мы принимаем твоё командование и сделаем все, чтобы помочь тебе выжить в этом новом для нас мире.

С души Платона свалился камень, и он произнёс.

– Я принимаю вас в свой отряд и обещаю заботиться о каждом из вас, как о самом себе. Впрочем, я иначе не умею. К счастью, я не одинок. У меня правильные бойцы и скоро у каждого из вас появится свой наставник и помощник в этом мире. Спица! У тебя он уже есть. Возьмёшь одного своего приятеля, найдёшь Боцмана и поступаешь в его распоряжение, – но юноша возразил ему.

– Белый! Нам запрещено подниматься на второй этаж. Это выше наших сил.

На что Платон просто взялся за рацию – ломать юношей было нельзя.

– Боцман! Вы там не уснули? Возвращайтесь. Одна нога там, вторая здесь.

– Принято!

– Это радиостанция? Такая маленькая? – неожиданно спросила Эльва.

Остальные сидели молча, но удивление, граничащее с восторгом, читалось на всех лицах.

– Радиостанция. У всех вас будут такие же. У вас будет очень много нового. Вы все будете экипированы так же, как и все мы – бойцы одного отряда должны выглядеть одинаково.

– Белый! Мы можем взять своё оружие? – тут же спросил Спица.

– Можете. Где оно находится?

– Где-то здесь, на этаже. Старшая воспитательница отобрала его у нас и заперла в одной из комнат.

– Хорошо. Скажешь Боцману. Найдёте – вооружитесь. И больше никаких воспитанников. Есть только бойцы отряда Лучника. В личном общении можете называть меня Белым, при посторонних только Лучником. Скоро и у вас будут новые имена, а Белую с этого мгновения мы будем называть Светлой – ей очень идёт это имя. Новая жизнь – новое имя. Не будем нарушать традиции моего отряда. А теперь, Иволга, протяни мне левую руку ладонью вниз.

Платону внезапно пришла в голову идея проверить на новых бойцах своего отряда свой необычный дар. В жизни этих ребят было столько неприятных воспоминаний, что странно, как все они коллективно не сошли с ума, и Платону вдруг захотелось снять у Иволги негативные воспоминания последних часов.

– Расслабься и думай о чём-нибудь хорошем. К примеру, о том, что ты любишь. Что ты любишь?

– Люблю… Чай со сгущённым молоком, – несмело улыбнулся юноша.

Платон оглянулся. Рядом с ним находился Алекс Стано́вич.

– Алекс! Позови Тайру и найди на складе сгущённое молоко.

– Здесь мы, Лучник. Что надо? – Боцман с Тайрой подошли как всегда вовремя.

– Отлично. Боцман! Организуй чайку на всех и раскидай поровну «сладкую жизнь» из пищевых комплектов. Мы все уже сутки без горячего, а ребята и поболе того. Чего застыл, Алекс? Приказ был принести со склада ящик сгущённого молока.

Договорить Платон не успел. Станович стартанул бегом – только спина в проходе мелькнула.

Платон взглянул на Иволгу и поразился – глаза юноши были закрыты, а на лице застыла блаженная улыбка. Только сейчас Платон почувствовал, что от его ладоней исходит непонятный ему жар, а сам он ощущает себя так, будто тащит на себе бетонную плиту приличного размера. Платон отпустил руку Иволги, но тот, казалось, не заметил этого. Мальчик, теперь было понятно, что это обыкновенный мальчишка, спал.

– Живца, – хрипло прошептал Платон и обеспокоенная Тайра сунула ему в рот трубку его же питьевой системы.

– Лучник! Ты чего? – удивлённо спросила она.

– Дар… Перестарался. Слишком много отдал сил. Не умею контролировать. Мы с Гостем работали, но этот дар в Убежище не на ком было применять. Соответственно, ни развивать, ни контролировать я его пока не могу.

– Будь осторожен, Белый, – вдруг сказала Светлая. – Ты слишком много отдал сил. Силой своего дара ты можешь вылечить его и убить себя. Пожалуйста, будь осторожен. Если умрёшь ты, умрём и все мы. Без тебя твои друзья не примут нас.

– Что ты сделал-то, Лучник? – не успокаивалась Тайра.

– Не сейчас. Дай отдохнуть, – прошептал Платон и растянулся на полу рядом с Белой и Иволгой.

– Белый вылечил Иволгу, но отдал ему слишком много душевных сил. Ему надо учиться контролировать себя, хотя он очень силён. Даже я так не умею. Вы недаром выбрали его своим лидером. Рядом с вашим командиром легко, – проговорила Светлая и замолчала.

Чай у Боцмана с Тайрой удался. Они вообще любили чаёвничать, а сейчас дежурные по чаю превзошли сами себя. Бывшие воспитанники попробовали подбелить свои жестяные кружки с ароматным напитком ложкой сгущённого молока, но Тайра тут же пресекла издевательство над своим трудом. Каждому открыли персональную банку сгущёнки и вручили ложку с пачкой армейских галет, найденных на складе.

Приказ Тайры был категоричен – съесть всё, что положили. Пока не началось, ибо в гневе она страшна и непредсказуема. Приказ выполнили в кратчайшие сроки, и осоловевшие от сладкого бойцы получили в качестве десерта по крохотной шоколадке.

После сладкого перекуса Боцман с Тайрой загрузили новых бойцов работой, и они опять зашустрили, как электрические веники. На матрасах остались только Белая, Иволга и Платон – Боцман категорически запретил ему двигаться. Когда все разбежались, Иволга неожиданно сказал.

– Это чаепитие мы запомним до конца своих дней. Спасибо, Белый. Вы показали нам другую жизнь. Теперь любой из нас отдаст за вас все, что у нас есть. Белая права – ты Белый. Прости, что мы сомневались в тебе и твоих друзьях.

На что Платон ответил.

– Эх, боец! Вы ещё не всех моих друзей видели. Гость быстро вас на ноги поставит. Наш знахарь несколько лет в Улье людей лечит. Умел бы я свой дар контролировать, вы бы у меня уже вместе со всеми по поручениям Боцмана носились.

Ни Светлая, ни Иволга ничего не ответили, но то, что они будут бегом выполнять любые его приказы, Платон ни капельки не сомневался.

Своё оружие бойцы нашли в комнате напротив. Оружейная находилась чуть дальше, а личное оружие воспитанников было свалено в кучу в небольшой кладовке. Увидев автоматы, Тайра восхитилась.

– Опаньки! Родные АКМ-ы! А у Марка вообще РПК. Живём. А что у вас в оружейке? Боцман! Вскрой-ка нам эту дверцу. У тебя ключи есть, я знаю.

Боцман усмехнулся и выудил из подвесного подсумка связку ключей. Повозившись, он открыл массивную железную дверь оружейной комнаты и распахнул настежь со словами:

– Ни в чём себе не отказывай и ребят вооружи по-человечески.

Впрочем, по-человечески получилось не особо. Кроме РПК шестьдесят седьмого года выпуска прошлого века и АКМС шестьдесят шестого удалось разжиться девятимиллиметровыми двадцатизарядными пистолетами Стечкина с глушителями и восьмизарядными пистолетами с бесхитростным названием «пистолет бесшумный», но это ровно до того времени пока до оружейной комнаты не добрался Боцман.

Выгнав Тайру из тесного прохода, заставленного самыми разнообразными ящиками с боеприпасами, Боцман ненадолго закопался в недрах оружейки. Затем Спица с двумя своими друзьями начал шустро выносить в коридор мешающие Боцману ящики, пока тот не обнаружил то оружие, которое его больше всего устроило.