– Лучник! Я с вами. Как вы без меня живых найдёте? – спросила Кнопка.

– Нет, радость моя! – отозвался Платон. – Живых найдут Тигр с Шушей. Они прекрасно распознают иммунных. Кошки уже сейчас их «видят». Ты в отряде нужнее, а мы справимся.

– Лучник! – Неожиданно позвал Платона Боцман, протягивая ему бинокль. – Посмотри! Пустыши все молодые и без оружия. У инкассаторов хоть какое-то оружие есть. Дерьмовенькое, правда, и боеприпасов нет от слова совсем. По паре патронов в пистолетах осталось, а дробовики вообще пустые.

Платон взял бинокль и навёл его на поле. Действительно. Все видимые ему лица были молодыми, а если точнее, совсем юными, и ничем не отличались от лежащих на поляне пустышей. Разве что на поляне они были постарше – лет семнадцати. Просто перерождение и последующая смерть исказили молодые безусые лица, и сразу он на это внимания не обратил.

У Платона шевельнулось давнее воспоминание – так выглядели воспитанники юнкерских и кадетских школ-интернатов для детей, родители которых погибли на службе императору. В такие школы набирали с шести лет. Система подготовки включала в себя в том числе и летние полевые лагеря. Дети, валяющиеся на поле, выглядели воспитанниками именно такого интерната.

– Очень похоже на Суворовское училище, – вдруг сказал Гость. – В моём мире так назывался военный интернат для детей. Но какая связь между инкассаторским броневиком и армейским учебным заведением?

– Доедем, узнаем, – с непонятной злобой ответил Боцман.

Платону тоже было не по себе, и было не по себе всю эту тысячу двести метров, заваленную разорванными детскими телами – свернуть с отчётливого следа, оставленного в поле пикапом, Боцман не имел права.

Наконец они подъехали к краю. Здесь росли невысокие, не более трёх метров в высоту, но густые кусты с хорошо видимым издали асфальтовым проездом в них. Проезд начинался с небольшой бетонированной площадки с двумя бетонными колпаками по её краям. Боцман свернул туда и так же не торопясь проехал ещё порядка восьмидесяти метров.

Кустарник закончился так же неожиданно – то, что это искусственная посадка, Платон догадался ещё на поле. Сразу за кустарником стояло длинное строение. Простая бетонная коробка без окон высотой в шесть метров с семью большими въездными воротами. Одни ворота распахнуты настежь, а рядом с ним стоял большой бронированный автобус. Он здо́рово отличался от того пикапа, на котором они только что подъехали. Размерами раз в пять больше, а степенью защиты в десять.

Двери броневика были открыты, а площадка перед ним залита кровью и завалена обгрызенными костями с редкими вкраплениями мяса и сухожилий. Вперемешку с костями валялись уже видимые Платоном пистолеты, помповые ружья, небольшие пистолеты-пулемёты, гильзы и пустые обоймы.

По обрывкам форменной одежды Платон быстро распознал около десяти костяков инкассаторов и… сколько они успели перебить не иммунных детей, посчитать было невозможно. Обгрызенные пустыши лежали в таком же светло-сером камуфляже, а если вспомнить поле, по которому только что проехали Платон с Боцманом и Тайрой, то сразу становилось понятно, где висящие на берёзах охранники чужих денег оставили свой носимый боекомплект.

– Выходим? – полуутвердительно спросил Боцман.

Платон прислушался к эмоциям Тигра – тот указывал дальше. За здание. Платон увидел несколько зелёных силуэтов – Тигр считать не умеет, поэтому, когда людей больше двух, он показывает несколько переплетающихся друг с другом фигур. Стоило бы осмотреть здание с призывно распахнутыми воротами, но это можно сделать несколько позднее.

– Едем дальше. Тигр показывает живых за этим сараем.

Боцман молча нажал на газ. Двигатель взрыкнул, и тяжёлая машина неспешно поехала по разбросанным на дороге костякам.

Они обогнули бетонное сооружение, похожее на гараж, и их взорам открылась очередная граница кластера. Заасфальтированная площадка переходила в ровную дорогу с белой дорожной разметкой. Метров через пятьсот дорога неожиданно обрывалась и сразу за очередной полосой опалённой земли переходила в дорогу просёлочную, которая вела к небольшой берёзовой роще со стоящими среди деревьев деревянными домами. Рощу ограждал обычный деревянный штакетник не выше полутора метров. Этакое лёгонькое деревянное ограждение вокруг обычного детского летнего лагеря.

Это был действительно детский лагерь. Основные строения на его территории, стоявшие в окружении берёз, оказались лёгкими одноэтажными домами, здорово смахивающими на длинные казармы, а дальше, в самой глубине, стояло небольшое капитальное строение из красного кирпича, видимое из броневика лишь частично.

Сейчас хлипкий деревянный забор был проломлен в нескольких местах, ворота на территорию снесены, а на дорожках лагеря валялись обгрызенные детские костяки. Большие деревянные дома с открытыми верандами беспощадно разгромлены – ведь стеклянные окна и лёгкие двери не могли удержать огромное количество переродившихся детей.

Все эти казармы были раскрашены в разные цвета: желтый, синий, красный, зелёный. Встречались и разнообразные сочетания: жёлто-зелёный, красно-белый, сине-зелёный. Каждое строение на тридцать-сорок человек – из окна пикапа виднелись длинные ряды двухъярусных кроватей, стоявших в больших комнатах. На крылечках с весёлыми разноцветными перилами и рядом с ними валялись детские кости с ошмётками сухожилий, над ними вились крупные зелёные мухи.

– Бу-у-э! – раздалось с заднего сиденья.

Тайра, едва успевшая сдёрнуть маску респиратора, орошала остатками завтрака пол броневика.

«Зря она, – немного отстранённо подумал Платон. – Запах разложения теперь будет ещё отчётливей». Платону и в маске было неприятно, а Тайра в трупные ароматы по полной программе вляпалась.

– Бу-у-э! – Тайру вывернуло ещё раз остатками желчи.

Платон выдернул из кармана камуфляжа пару одноразовых ароматизированных салфеток и, повернувшись, протянул девушке. Та кивнула, не оборачиваясь.

Теперь Платон увидел то, на что так бурно отреагировала Тайра – обыкновенный плац посредине лагеря, и по нему бродили бывшие дети, подбирая то, что осталось от тех, кому не повезло. Одеты они были в такую же серую камуфлированную форму, что и пустыши на минном поле. Вот только часть этих детей коснулись изменения.

Сейчас это были уже спидеры и бегуны – некоторые бывшие дети обнажены согласно квалификационным изменениям, а их одежда порвалась прямо на изменённых телах и держалась в некоторых случаях только чудом. Трансформация произошла стремительно, что тоже указывало на быструю структуру перезагрузки внутреннего кластера.

Услышав звук работающего двигателя, не иммунные начали собираться со всей территории лагеря. Сразу за строгим квадратом для построения стояла невысокая трибуна, а ещё дальше то самое кирпичное здание, ранее видимое Платоном. Основная масса переродившихся детей стояла именно там. Навскидку штук сорок джамперов, бегунов и спидеров, и сейчас они, ускоряясь, двигались к машине. В общем количестве невысоких фигур выделялись полтора десятка взрослых – видимо, воспитатели отрядов. Взрослым было проще отъесться на более слабых детях, и сейчас они возглавляли эту целеустремлённую толпу.

Боцман остановился у самого края плаца, и Платон тут же выпустил Шушу с Тигром. Схема у них отработана, и грыси начали свой танец смерти – короткий рывок, удар лапой и снова рывок.

Следом за грысями, активировав свой дар скрыта, выбрался и Платон, вооружённый нагинатой. Тигр, таская за собой бегунов и спидеров, носился по территории, Шуша сразу запрыгнула на микроавтобус, собрав вокруг него низших не иммунных.

Платон в скрыте отошёл на пяток шагов сторону. Убивал он как на тренировке: шаг, короткий удар отточенной железкой в затылок спидеру, шаг назад. Шаг вбок, удар в глазницу бегуну, шаг назад. Шаг вперёд удар в висок ещё одному бегуну. Шаг… удар… шаг… удар…

Освободив одну дверцу броневика, Платон вышел из скрыта и тут же на улицу выскочили Боцман с Тайрой. Боцман перехватил у Платона нагинату и передал ему лук. Теперь кровавый конвейер заработал ещё слаженнее. Боцман с Тайрой почти синхронно работали нагинатами, Платон их страховал.