— Дорогая, мне жаль тебя разочаровывать, но у твоей подруги никогда не было сердца, — зло бросил в лицо Джельсамине Касиано. — Оно ей никогда не было нужно, впрочем, как и мне.
— Чано, не надо! Я понимаю, что тебе больно, и если я могу чем-то тебе помочь…
— Ты можешь помочь мне забыть оскорбление, нанесенное твоей подругой? — с усмешкой спросил Касиано. — А это мысль! — Мина видела, как сквозь терзавшую молодого человека обиду проступает его привычная маска злости и цинизма. — Ну, как Мина, ты готова занять место своей подружки? Папочка говорил мне, что ты так добра к окружающим! — С каждым словом, Касиано все ближе и ближе подходил к девушке и нависал над ней. И в этот момент они оба поняли, что мирного исхода их встречи не будет. Молодые люди, будто две дикие кошки, настороженно и в то же время угрожающе смотрели друг на друга. Мина от досады закусила зубами нижнюю губу и почувствовала во рту солоноватый вкус проступившей крови. Чано нервно перевел взгляд с ее глаз на кровоточащие уста. С легкостью читая эмоции на его лице, Джельсамина видела, как ярость сменяет обиду и вытесняет рассудок. Стоящая спиной к дереву, девушка почувствовала угрозу и попятилась назад. В конце концов, она прижалась к широкому стволу дуба. Ощущение, что ее загнали в ловушку, появилось из неоткуда и все больше крепло, поселив животный страх в душе. Касиано никогда не отличался особой дружелюбностью, но та ярость, что плескалась в его глазах в эту минуту, могла заставить трепетать самого смелого воина сейма Куори. А то, как близко он подошел к Мине, заставило ее всю сжаться внутри в маленький комочек, дабы не задохнуться в волнах этой ярости.
— Ну, так что, Малкани Куори, вы готовы помочь мне избавиться от моей боли? Или, как и ваша матушка, вы умеете только разбивать сердца? — То, с каким презрением было сказано «ваша матушка», вывело Джельсамину из ступора. Она со всей силы влепила Касиано пощечину. Реакция молодого человека была мгновенной. Мина не успела вдохнуть, как оказалась с заломленными вверх руками и прижата к дереву телом Чано. Его искаженное бешенством лицо находилось в паре сантиметров от ее. — Это была большая ошибка, Куори! — сквозь зубы процедил Касиано. — Ты, похоже, совсем выжила из ума, подняв руку на Борджиа! Ищешь смерти?
В этот момент Мина по-настоящему испугалась. Но испугалась не слов молодого человека, а той двусмысленной ситуации, в которой они оказались. Они были так тесно прижаты друг к другу, что тело Касиано почти вдавило ее в ствол дерева и его ледяное дыхание касалось ее губ и щек. То, что заставило так сильно испугаться Джельсамину, стало медленно доходить и до Чано, когда он почувствовал запах крови, исходивший от ее прикушенной губы. Волна безудержной страсти пронеслась по всем нервным окончаниям тела, сотрясая его. Бешенный стук ее сердца, расширенные от страха зрачки, прерывистое дыхание и пьянящий аромат крови буквально сводили его с ума. То, что происходило с ним, было безумием. Он никогда в жизни не испытывал такой жажды. Жажды крови, жажды насилия, жажды секса.
Окончательно потеряв голову, он вдавил свои бедра в ее и широким движением слизнул языком с губы Мины алую каплю крови. Ощутив ее на вкус, Касиано зарычал от рвущейся наружу страсти. Желая еще крови, он смотрел на припухшую губу и ждал появления новой порции самого сладкого напитка, который ему когда-либо доводилось пробовать. Голод, дремавший в нем, рвался наружу и вопил, требуя еще. Со стоном, полным отчаянья, он обхватил ртом нижнюю губу Джельсамины, прикусил ее и всосал в себя всю проступившую кровь.
Мина, осознавшая, что Чано ее «распробовал», нервно дернулась под ним, но это было так же бессмысленно, как если бы ее придавила гранитная плита. Только в отличие от плиты, голод Фоли, почувствовав сопротивление, усилил натиск. Продолжая терзать губы девушки, Чано не заметил, как это переросло в поцелуй. Сумасшедшая смесь животной страсти и голода крови мутила его разум, заставляя его все глубже проникать языком в ее рот. Саднящие губы Мины позволили ей на мгновение сосредоточиться… Но тут поцелуй Чано достиг той стадии, когда игнорировать его стало совершенно невозможно. Толи по причине банальной физиологии, толи потому что молодому Фоли недостаточно было вкусить ее крови, и он воспользовался способностями своего сейма, но Мина почувствовала, как проваливается куда-то далеко-далеко… Сознание ее было будто смыто волной и все о чем она могла думать это поцелуй Чано. Такой страстный, такой властный, такой сильный… Он целовал ее так, как будто от этого зависела его жизнь. Будто она была нужна ему, как воздух! Казалось, что слизывая кровь с ее губ, он выпивает ее саму… Будто впитав ее в себя, он сможет соединиться с ней в единое целое. И он делал это так, как будто имел на то право. Право, которое он взял сам. Он решил за них обоих, не спрашивая ее, и она подчинилась его решению. Может быть, от внезапно нашедшего на нее безумия…, а может, потому что давно нуждалась в том, чтобы кто-нибудь принял решение за нее.
Момент осознания того, что девушка перестала сопротивляться, и стала отвечать на его поцелуй с не меньшей страстью, потряс их обоих. Оторвавшись на мгновение, чтобы перехватить дыхание, Касиано поймал опьяненный страстью взгляд Мины. Срывающимся голосом она произнесла его имя.
— Чано! — Касиано услышал в нем такой богатый коктейль интонаций… Сколько страсти, сколько мольбы, смятение, но главное, сколько нежности было в голосе Джельсамины Валенте! Никогда и никто в жизни не произносил с такой нежностью его имя! Это было подобно удару в солнечное сплетение… В груди у него все сжалось в тугой комок, и ему казалось, что где-то там внутри зарыдало все его существо. Одним только «Чано» Мина показала ему, чего он был лишен всю жизнь. Мысли вихрем метались в его голове, его будто магнитом влекло к побледневшей и не менее потрясенной девушке. Осознание того, что он абсолютно перестал себя контролировать, заставило его опомниться. Словно ошпаренный он отлетел от Джельсамины.
— Ты…! — потрясенно прошептал молодой человек. — Что ты сделала со мной? — Почувствовавшая себя в некоторой безопасности Джельсамина, постаралась восстановить дыхание и попыталась сфокусироваться. В глазах все плыло, а тело было, словно ватным, и совершенно не слушалось. Она попыталась оторваться от дерева, но смогла только слабо пошевелить руками. От собственного бессилия у нее потекли слезы из глаз. Заметив в каком состоянии Мина, Чано сделал к ней шаг и тут же, взяв над собой контроль остановился. Он боялся даже на мгновение прикоснуться к девушке. — Создатель! — Никогда не испытывавший ничего даже приблизительно похожего Касиано был потерян. — Джельсамина…, — молодой человек судорожно пытался подобрать слова, но все его сознание было сосредоточено на губах прелестной Малкани. Устах, которые с такой нежностью произнесли его имя, и на которых все еще выступал сладчайший нектар — кровь Куори. Он сам не заметил, как снова приблизился к ней, но уже не со злобой и не с яростью, а с нежностью и трепетом. Он касался ее, как касаются губами лепестков нежного цветка, он снимал с ее лица слезы, как выпивают с листка хрустальную каплю росы на заре. Когда ее руки заскользили по его лицу, будто изучая его, он перехватил одну из них и прижал к своим губам.
— Чано, что с нами? — потрясенно, но в то же время доверчиво, спросила Джельсамина.
— Не знаю, — покачал головой молодой человек и потерся щекой о ее щеку. — Но это что-то волшебное!
— Точно, — прошептала Мина. Измученная за последние месяцы терзавшей ее болью, девушка купалась в нежности и наслаждении. То, что происходило, было так… Непередаваемо чудесно! Обвив ее тело руками, Касиано притянул Джельсамину к себе, и повернувшись спиной к дереву, сел на землю. Хрупкая, невесомая девушка оказалась у него на коленях и доверчиво положила ему голову на грудь. Не размыкая рук, Чано потерся щекой о ее макушку, и нежно поцеловал шелк ее волос.
— Мы сошли с ума? — тихий, полный потрясшей его нежностью голос Мины показался ему прекрасной музыкой.
