Профессор близоруко огляделся, и только с третьего раза ему удалось выделить из серого фона кабинета его хозяина. Стоило поблагодарить Нерфи Корнака: профессора действительно поджидал бессменный руководитель Ордена Магистр Ритор. Это лицо нельзя было не узнать, хотя оно не часто мелькало в новостях (Орден по традиции сторонился публичной политики). Хозяин неподвижно стоял у мерцающей голографической карты в дальнем углу и разглядывал гостя. Когда его глаза остановились на кейсе, профессору показалось, что чемодан неожиданно потяжелел: чужой взгляд будто добавил веса его тайне. Тогда гость шагнул к столу и водрузил на него свою ношу с твердым желанием расстаться с ней навсегда. После такого символического поступка профессора вдруг охватила апатия, точно одним жестом он исполнил заветное и давно задуманное. И больше всего захотелось немедленно выйти из кабинета, не растеряв остатки былого достоинства, и никогда не встречаться с человеком, на чьи плечи он только что переложил свой груз, проблему, запертую на кодовый замок в черном чреве новенького кейса, купленного исключительно для этой неприятной миссии.
Магистр тоже шагнул к столу, подвинул кейс к себе, и жестом пригласил садиться. Взаимные представления и обмен вежливыми, ничего не значащими приветствиями были излишни — каждый знал, кто перед ним, каждый понимал, ради чего состоялась встреча, и ни один не испытывал удовольствия от процесса. Но начинать никто из них не спешил.
Магистр медлил, великодушно давая гостю время освоиться в новой обстановке. Гость явно нервничал. Усевшись в кресло, он застыл в неудобной позе, не зная, куда девать длинные руки с узловатыми, похожими на высохшие корни пальцами. Молчание затягивалось, напряжение нарастало, достигнув апогея тишины, пронзительной и неуместной.
— Господин Гауфман, — Магистр все же решил избавить гостя от дискомфорта и начал спокойным ровным голосом, стараясь не нервировать прибывшего взглядом в глаза, — мне сообщили, что вы обладаете важной информацией, которая содержит corpus delicti[101] и которую вы не рискуете доверить официальным каналам связи. И потому хотели бы передать ее лично руководству Ордена. Несмотря на краткость сообщенных вами сведений, важность этой информации заставляет меня лично и с глазу на глаз обсуждать с вами это дело. Любые данные о несанкционированных научных разработках, к тому же ведущихся под контролем правительства Земли, заслуживают тщательной проверки. Я не специалист и не берусь судить ни о специфике, ни о научной ценности, ни даже о возможных отрицательных последствиях этих исследований, но определить степень и уровень необходимой проверки и передать дело нашим экспертам я обязан. Приступим.
Но приступить гостю не удалось. Его гордость — ораторское мастерство, не раз помогавшее даже слабыми аргументами убеждать последователей и сокрушать в научных диспутах оппонентов, в этих серых стенах предательски изменило ему, как изменяет голос юному диссертанту в присутствии большой диссертационной комиссии. Хотелось прокашляться, но он боялся первого звука собственного голоса в этом гулком полупустом помещении. Представляя этот визит, он видел себя спокойным, убедительным, точно и без суеты излагающим свою позицию. Из последних сил сражаясь с приступом немоты, профессор ждал, что на неподвижном лице Магистра начнет проступать холодное удивление.
Магистр, однако, не умел удивляться. Он просто переключился с одного метода допроса на другой: не сработало так — сработает эдак. В самом деле, что удивительного? Приехал неврастеничный интеллигент, трясется и волнуется. Доносчиком ему быть противно, а стать соучастником ему не дали. И всем, включая его самого, ясно, что выдавать коллег властям противно и мерзко, но именно это он и намерен сделать, как только справится с не вовремя нахлынувшими эмоциями.
Хозяин кабинета и вправду решил, что проще будет самостоятельно заглянуть в кейс, чем добиться от визитера в его теперешнем состоянии вразумительного повествования. Скорее уж приехавший будет отвечать на конкретно поставленные вопросы. Поэтому Магистр, не колеблясь, уложил кейс перед собой и попросил профессора назвать шифр кодового замка. Внутри кейса в строгом порядке были выложены компьютерные диски. Магистр вытащил тот, что был пронумерован единицей, вставил в дисковод, пощелкал клавишами панели управления, включая голографический экран, и углубился в изучение длинного списка кораблей, пропавших в пространстве за последние сто лет. Через пару минут стало ясно, что весь первый диск содержал лишь обыкновенный отчет, каких по любой тематике тысячи. Если покопаться в статистическом отделе Ордена, там можно обнаружить куда более подробные сведения.
Не дочитав отчет до конца, Магистр на секунду выглянул из-за монитора, и едва различимая досада, почудившаяся профессору в этом взгляде, заставила гостя вновь нервно сжать пальцы и усилием воли подавить дрожь.
— С какой целью собирались данные о пропаже кораблей? — поинтересовался Магистр, продолжая просматривать отчет. — Насколько я знаю, это далеко от тем, заявленных к исследованиям в вашем институте.
Прежде чем заговорить, профессор все-таки прокашлялся:
— Данные запрашивались из Центра по чрезвычайным ситуациям в пространстве с целью отследить, какое количество кораблей исчезало, так сказать, в никуда, беспричинно, в абсолютно безопасных участках пространства. Подобные исчезновения, хотя их и нельзя назвать частыми, тем не менее дают возможность проследить некую логичную последовательность. Исчезают, как правило, пилотируемые корабли. Количество исчезновений беспилотных судов почти в пять раз меньше. Официально провозглашенная причина — человеческий фактор.
Первые несколько предложений дались тяжело. Профессор перевел дух. Его собеседник оказался хорошим психологом: теперь, когда профессор, наконец, решился заговорить, Магистр отодвинул защитную ширму экрана в сторону, чуть подался вперед, демонстрируя открытость и заинтересованность, и легко вошел в роль научного корреспондента, которому посчастливилось брать интервью у нобелевского лауреата. К месту пришлась и давняя страсть Магистра к мертвым языкам Земли.
— Очень интересно, — подхватил он с деловым энтузиазмом, — admitto[102]. Однако это — статичная картина. А последовательность, о которой вы упомянули, предполагает поступательное развитие.
«А он не глуп для военного, — подумал профессор, привычно переводя с латыни, — раз так быстро подхватил совершенно новую и незнакомую для себя тему. Впрочем, будь он глуп, он не сидел бы в этом кресле вот уже почти пятнадцать лет».
— Логическая последовательность заключается в том, что первоначально корабли просто исчезали безвозвратно. «Пропал с экранов радаров» — и все. Ни взрывов, ни вспышек, ни обломков. И как-то никто не интересовался данными о кораблях, которые пропадали из видимости радаров, а затем появлялись вновь. Это списывали либо на неисправности радаров, либо на проблемы со связью. Согласитесь, если корабль благополучно прибыл в порт назначения, никто не станет поднимать шум из-за того, что несколько часов с ним не было связи. Так вот, именно они — эти возвращения из ниоткуда — укладываются в определенную логическую схему.
Профессор на секунду замолчал, обвел глазами кабинет в поисках воды и продолжил:
— Первый этап — с кораблем теряется связь, корабль исчезает и не возвращается. Второй — корабль исчезает и через несколько часов появляется вновь, но — с мертвым экипажем. Причина смерти — остановка жизненных процессов при отсутствии внешних воздействий, как будто человека выключили. Третий этап — корабль возвращается, люди живы, но никто не заметил исчезновения. Все проходят необходимый медконтроль, карантин, все здоровы и нормальны, за исключением одного коллективного провала в памяти на несколько часов.
— И четвертый этап: кто-то что-то помнит? — попробовал угадать собеседник.
