Левой, правой. Левой, правой.
Вот и опушка!
Дорофей ужом нырнул в подлесок — попробуй догони.
Олешек перевел дыхание, опершись о ствол ясеня.
Яроша все еще не было. Видно, конь попался не из доверчивых. На пустые обещания подманиваться не желал.
— Ведь не поймаем же… — чуть не простонал шпильман.
— Не каркай! — огрызнулся рыцарь.
— Пеше? Конного? Да ни за…
И в это мгновение из-за деревьев раздался ликующий, полный торжества вопль Дорофея:
— Ага! Влип, бесстыжий!
Годимир заслонил лицо локтем, спасая глаза от хлестких ударов ветвей, и вломился в кусты. Не ошибиться с направлением ему помогали звуки борьбы и испуганное ржание коня.
Вот и прогалина. Топчется, приседает на задние ноги и пытается оборвать чембур серый жеребец. Впрочем, что серый, можно только догадываться. Ночью серы не одни лишь кошки, но и лошади, коровы, собаки…
В паре саженей от копыт всполошенного коня возились в палой листве два человека. Оба сопели и покряхтывали. Верхний, Годимир очень надеялся, что это бортник, вцепился мертвой хваткой в зипун нижнего, а тот уперся ему ногами в живот, стараясь оттолкнуть.
— Врешь, не уйдешь… — хрипел бортник и вдруг взвыл не хуже котяры, которому дверью прищемили хвост. — Ой-ой-ой! Глаза!!!
Рыцарь шагнул вперед, хватая левой рукой бортника за ворот. Отбросил его на кучу весело затрещавшего хвороста. Конокрад на удивление ловко вскочил и юркнул в кусты, проскочив под рукой Годимира. Пожалуй, вор сумел бы удрать, но вот чего он не учел, так появление растерянного Олешека. Шпильман получил головой в живот, с криком, более похожим на кваканье перепуганной лягушки, упал навзничь, но успел вцепиться мертвой хваткой в штаны незнакомца. Тот лягался изо всех сил, но подоспевший Годимир придавил его коленом к земле, легонько коснулся кордом затылка:
— Сдавайся! Ну!
— Не «нукай», не запряг! — дерзко отвечал тонкий голосок.
«Да что они все, сговорились, что ли?» — успел подумать рыцарь и вдруг сообразил, что схватил женщину или ребенка.
— Глаз чуть не вынул, су-у-ука… — стонал Дорофей, корчась на земле с прижатыми к лицу ладонями.
Годимир осторожно взял воровку за плечо, поставил на ноги. Острие корда продолжало щекотать ее кожу. Длинная коса, скользнув по плечам и запястью Годимира, упала на спину.
— Ты кто? — спросил рыцарь.
— Тебе какое дело? — дерзко отозвалась девчонка.
— Вот те на! — восхитился Олешек.
— Вяжи ее, суку… — вмешался Дорофей.
— Закройся! — прикрикнул на него рыцарь. Развернул воровку.
Лучи розовеющего на восходе солнца, приглушенные древесными кронами, позволяли все же рассмотреть ее лицо — курносый нос, челку, падающую на брови, пухлые, упрямо сжатые губы. Большие глаза глядели с вызовом и оттенком насмешки.
Олешек прошелся к наконец-то успокоившемуся серому, похлопал по шее, почесал ганаш.
— Ты знаешь, пан рыцарь, почему она не удрала до сих пор?
— Ну?
— Что — «ну»? Седло надеть на коня не сумела. Не справилась…
— Да ну?
— Что ты заладил — «ну» да «ну»… Подпруги затянуть не смогла. А потом — ногой в стремя, а седло на бок. Угадал, красавица?
— Я тебе не красавица!
— Как хочешь. Наше дело предложить… Ого, пан рыцарь! Тут и меч твой!
— И меч сперла! — заорал бортник и опять застонал. — Ой, глаз мой глаз… Лишила зрения, зараза…
Годимир повернулся к нему на мгновение. И вправду, рожа — без слез не взглянешь. Две глубокие царапины через лоб, бровь и щеку. По краям разорванной кожи выступили крупные капли-бусины. Просто чудом глаз сохранился.
— Да… — протянул рыцарь. — Дела… Ладно, выбираемся.
Девчонка дернулась, попыталась убежать. Словинец без труда схватил ее за ворот. Остановил.
— Не спеши!
— Вот я бы ей врезал… — бухтел Дорофей.
— Молчи уж, — усмехнулся шпильман. — Ты себя уже показал. С девкой не справился.
— Я… понимаешь… по-хорошему хотел… А раз нельзя по-хорошему, могу и в ухо! У нас с конокрадами знаешь как?
— Знаю! — отрезал Годимир. — А потому еще раз говорю — закрой рот и сопи в две дырки. Твои, что ли, кони?
— Да нет… — растерялся бортник.
— Вот и молчи. — Рыцарь повернулся к пленнице. — Еще раз спрашиваю — ты кто?
— Тебе какое дело?
— Это я уже слышал. Дорофей, ты ее знаешь?
— Откуда?
— Оттуда! Знаешь или нет?
— Не знаю. Чужая она, понимаешь… Пришлая…
С треском проламываясь через кустарник, топча чахлые побеги у корней, появился Ярош. Все-таки сумел поймать саврасого.
— Ну, вы и шум подняли! — довольно проговорил разбойник. — Только глухой не услышит.
— Выбираемся, пожалуй. — Годимир показал Олешеку, чтобы взял девчонку за рукав, а то, не приведи Господь, отвлечешься, а она снова удерет.
— Вижу, поймали вора! — осклабился Ярош. — Ух, ты! Во дела! Девка?
— Сам ты девка, мерзавец! — выкрикнула пойманная.
— Я — девка? — удивился разбойник. — Не. Это ты ошиблась, пожалуй.
— Противная девка, ух, какая противная, понимаешь, — вмешался Дорофей. — Ты гляди… А не боишься? Мы ведь и ремешком можем, и розгой, а можем и…
— Заткнись! — побелел Ярош, аж перекосило его. — Охолонь! Я тебе не Сыдор!
— Да я чо? Я ничо… — забормотал бортник, вытирая бороду рукавом. Он втянул голову в плечи, съежился, стал еще меньше ростом и скрылся где-то за серым.
— Пошли, что ли? — махнул головой Ярош.
— Идем, — согласился Годимир. Взял коня под уздцы.
Шагая вперед, он не оглядывался, но слышал, как девчонка честит Олешека:
— Что ты в меня вцепился как клещ? Синяк на руке будет!
Шпильман не отвечал. Молчали и Ярош с Дорофеем.
У самой околицы рыцарь оглянулся. Девчонка что-то рассказывала шпильману, опираясь на его руку. Ну, чисто панночка на балу. И кто кого держать должен, чтоб не убежал?
— Удивительное дело, — задумчиво проговорил Ярош. — Девка. Одна. В этих краях… Не сходится, пожалуй…
— Что не сходится? — удивился Годимир.
— В этой глуши не всякий мужик, здоровый и при оружии, выживет. А тут девка…
— Ну, так и не местная ведь.
— Да. Не местная. Иначе Дорофей узнал бы.
— Переселенцы тут какие-нибудь не проезжали?
— Да откуда мне знать? С тобой вместе, пан рыцарь, приехал.
— А может, из старателей… — протянул словинец и вдруг хлопнул себя по лбу. — Оп-па!!!
— Ты чего это, пан рыцарь? — покосился на него Ярош.
— Кажись, догадался я!
— О чем же?
— Ты королевну Аделию в глаза видал когда-нибудь?
— Нет… Что? Эк ты хватил, пан рыцарь! Не может быть!
— Почему не может?
— Ты же сам говорил — ее дракон унес.
— Ну, может, и унес. Но не съел. Откуда мне знать, что драконы с королевнами делают?
— Ох, сказал бы я тебе…
— Перестань! А вдруг она от него удрала?
— От дракона? Не верю. Да я и в драконов не верю! Сказки это все!
— А кто стожки селянам пожег? А пожар в замке королевском?
— Да мало ли что там загорелось?
— Ты там не был, а я видел! От свечи опрокинутой такого пожара не будет.
— Все равно не верю! И одежа у нее, прямо скажу, не королевская…
Годимир задумался. Это был сильный довод. Он тоже не представлял королевских дочек, блуждающих по лесам в мужских портках, разбитых опорках и распоясанной домотканой рубахе. А с другой стороны, поди узнай, какие причуды у панночек королевской крови?
Вот и подворье Дорофея. Олешек первым делом вытащил цистру из-под корыта, придирчиво осмотрел, словно кто-то ее трогал без него.
— Ух ты! Дай посмотреть! — тут же потянулась девчонка.
— Еще чего! — Шпильман опасливо отодвинулся, заслоняя инструмент собой.
— Вот жадный!
Ярош перевернул лежавший на боку кувшин донышком вверх, похлопал ладонью, провел пальцем по краю и вздохнул.
— Да, похмелиться бы не помешало, — согласился бортник. — Сбегать?
— И не думайте! — прикрикнул на них Годимир. — Не время!
Он обошел корыто и остатки вчерашнего кутежа и остановился так, чтобы видеть глаза девушки: