Весь народ — кто с берега, а кто с байдар — наблюдал за тем, что творится на русских кораблях. Понять, конечно, ничего толком было нельзя: суда сошлись борт к борту, оттуда иногда доносились выстрелы и крики. Причём вспышки активности возникали со значительными перерывами. Усталый и злой на весь свет Кирилл влез в отплывающую байдару и велел везти себя туда, где Чаяк.

Человеко-демон выдвинул свой наблюдательный пункт дальше всех — чтобы оставаться на месте, гребцам приходилось подрабатывать вёслами. Им помогал довольно сильный ветер, который дул навстречу течению и отчасти уравновешивал его мощь.

— С кем сражаются менгиты, Кирь? — в недоумении спросил Чаяк. — Кажется, на них никто не нападал...

— Они с деспотией воюют, — мрачно пошутил Кирилл. — За демократию борются.

— Я не понимаю тебя! — признался таучин.

— Это не страшно, — заверил учёный. — В моём родном стойбище в подобных случаях говорили, что ворон ворону глаз не выклюет!

— Да, — признал таучин, — вороны никогда так не делают, но менгиты — существа странные!

— Не то слово!

— Смотри, Кирь, смотри! Что это?

— Н-ну... Похоже, на «фрегате» поднимают паруса.

— Зачем?

— При таком ветре, наверное, можно сделать только одно — выйти отсюда в открытое море.

— Они уходят?!

— По крайней мере, собираются.

— Давай подойдём поближе.

— Давай!

Суда действительно сначала разошлись, а потом стали удаляться друг от друга. Одно оставалось на месте, а другое толкало вперёд туго надутое полотнище большого паруса. Казалось, стихии тоже боролись друг с другом, решая, кто сильнее. В конце концов ветер победил, и судно начало двигаться вперёд со скоростью пешехода. С «баржи» ему что-то кричали вслед.

Наверное, со стороны это выглядело эффектно — величественный парусник плывёт в окружении разнокалиберных таучинских байдар. Правда, вблизи парусник выглядел довольно аляповато, а эскорт держался от него на приличном расстоянии — дистанция прицельного ружейного выстрела таучинам была уже известна. Сопровождающих толкало вперёд любопытство: сможет ли пройти через узкое «горло» лимана это огромное деревянное корыто?

На «фрегате» данную трудность предвидели — спустили на воду шлюпку с буксирным концом и, когда ветер стал почти боковым, свернули парус. Вскоре началась азартная игра: на шлюпке работали вёслами, судно подавалось вперёд на какое-то расстояние, а потом медленно сползало назад.

Гребцы на Кирилловой байдаре стали спорить: пройдёт — не пройдёт и зачем русским это нужно? Вторую часть вопроса Кирилл людям пояснил: по отливу, наверное, здесь слишком мелко, а по приливу — встречное течение. Нужно ловить момент, но менгитам некогда — они торопятся отсюда уйти.

— Слушайте! — поднял руку один из гребцов. — Слышите? Вон тот — на деревянной байдаре — кричит имя! Твоё имя, Кирь!

— Моё?! — удивился Кирилл. — Впрочем, у них вполне может быть подзорная труба, а не узнать меня трудно. Давайте подойдём поближе.

На палубе стояла группа людей. Один из них махал шапкой и драл глотку:

— Ки-ри-и-илл! Ма-атве-ев! По-со-бии-и-и!

— Он что, с дуба упал?! — пробормотал учёный и сказал громко, но не очень уверенно: — Ребята, давайте ещё ближе — я буду с ним говорить!

— Никифор, что ли? — подал голос Кирилл, когда расстояние сократилось до полусотни метров. — Чего орёшь?

— Кирилл, пособи Христа ради! Не выйти нам никак! Вишь, самой малости не хватает!

— А я-то тут при чём?!

— У тя людей много! Конец второй возьми да тяни — самую малость надо!

«Вот щас я всё брошу...» — изумлённо подумал учёный, но прокричал другое: — Сказывай, что у вас за дела! Где приказчик?

— Побили приказчика! Смертью побили! А людишек его оставили! Греха не взяли! Пущай Петруцкого ждут, олухи! А мы на Лопатку до дому — пособи только! Слышь, Кирилл, Христом Богом молим! Чего хошь проси, пособи только!

Про барыш Кирилл и не думал — ему просто очень хотелось, чтобы данная толпа служилых отсюда свалила: «Всё время получается, что за каждого русского таучинам приходится отдавать несколько своих жизней. А эти уходят сами — так и флаг им в руки!»

Байдара, на которой Кирилл находился, по сравнению с четырёхвёсельной шлюпкой выглядела настоящим кораблём — шесть пар гребцов! Она была предназначена для дальних плаваний за морским зверем или военной добычей. Тягловое усилие такая лодка могла развить вполне приличное, но куда привязать линь?

Последующие события можно было бы счесть тестом на преданность таучинов одному из своих безумных предводителей: взять на буксир менгитскую байдару?! По-видимому, данная затея так далеко выходила за рамки понимания участников, что они и не пытались ничего понять, а просто выполняли команды. Кормщик-рулевой посматривал на Кирилла с изумлением, переходящим в восторг.

Двигаясь по широкой дуге, байдара приблизилась к судну. Когда расстояние оказалось минимальным, с борта метнули верёвку с грузом на конце. За верёвкой тянулся толстый пеньковый канат. Кирилл кое-как зацепил его за каркас байдары под ногами у гребцов — главное было не развалить всю конструкцию. К счастью канат оказался довольно длинным — шлюпка с двумя гребцами осталась где-то позади.

Когда участники заняли свои места, с «фрегата» раздались крики, которые, вероятно, означали сигнал к началу представления. Все навалились на вёсла. У байдары каркас заскрипел и малость скособочился. Сначала Кириллу казалось, что они занимаются глупостями — всё как было, так на месте и остаётся. Однако минут через пять движение всё-таки началось.

Продолжалось оно не долго — вряд ли больше получаса. В итоге деревянное судно оказалось на морской стороне. Данное событие было отмечено разноголосыми криками — и с корабля, и с многочисленных байдар зрителей. Кирилл крутил головой во все стороны, пытаясь понять, чего ради орут таучины — неужели, словно болельщики, радуются благополучному завершению операции?! На судне возникла некая суета: наверное, готовились поднять парус, но вооружённых людей на палубе оказалось слишком много, и они мешали друг другу. На шлюпке подняли вёсла, её снесло назад и прижало к борту «фрегата». Там её, вероятно, привязали, и гребцы полезли наверх.

Отцеплять канат от байдары Кирилл не стал, а просто перерезал его своим огромным тесаком. Качка была довольно сильной, но он встал-таки в полный рост и, придерживаясь за плечи гребцов, заорал по-таучински:

— Уходим! Уходим обратно! Все — обратно!

Его крики возымели действие — одна за другой кожаные лодки двинулись к проливу-горловине. Кирилл счёл свою миссию выполненной и устало отпустился на сидушку в носу байдары — это место обычно предназначалось для гарпунёра.

— Давай тоже обратно! — сказал он кормщику и указующе махнул рукой. — Нечего нам тут больше делать.

— Что, прямо так и пойдём? — оглянулся назад рулевой. — Мимо менгитской лодки?!

— Давай-давай! — кивнул Кирилл. — Пусть хоть спасибо скажут!

Выписывать широкую дугу, обходя «фрегат», Кирилл счёл излишним. Он даже придумал, что крикнет на прощание служилым: «Настоятельно рекомендую больше здесь не появляться!» А если они предложат плату за помощь, то он откажется — гордо и грубо. Может, они поймут, что не всё в этом мире покупается и продаётся?

По траектории движения было ясно, что причаливать к русскому судну таучинская байдара не собирается — пройдёт мимо в полусотне метров.

Тем не менее на соответствующем борту «фрегата» собралось много народа — даже крен заметный образовался. Кирилл попытался прикинуть, сколько же «личного состава» может поместиться в этом корыте? И как они там умудряются перемещаться со своими громоздкими ружьями в руках?

Точка максимального сближения была уже близко. Кирилл сформулировал прощальную фразу и набрал в грудь воздуха для крика. Однако на палубе «фрегата» происходило что-то не то. Что именно, понять учёный не успел: люди прянули от борта, медная пушка грохнула, выпустив сноп пламени и дыма, а вода перед носом байдары (рядом с Кириллом!) на мгновение вскипела.