Байдары, шедшие первыми, высадили на берег десант, который обследовал стойбище. Оно оказалось брошенным населением, причём явно в большой спешке. Судя по всему, мавчувены, узнав о приближении флотилии таучинов, погрузились на лодки и кинулись спасаться вверх по течению. Пять или шесть байдар, не спрашивая мнения остальных, устремились в погоню. Обиженный и злой на весь свет Чаяк заявил, что преследовать мавчувенов не желает, поскольку «слонёнок совсем маленький» и добычи всё равно на всех не хватит. Большинство кормчих с ним согласилось. Решено было ждать ушедших на месте три дня, а потом двигаться дальше.

И ждали. Но к вечеру второго дня на воде показались не союзные байдары, а трупы оленей. Чаяк скрипел зубами: оказывается, данный участок реки является местом «плавей» диких оленей — переправы с берега на берег. Такая переправа вовсе не конкретный узкий участок или брод — олени могут выйти к воде на интервале плюс-минус километров двадцать. Их-то и ждали здесь мавчувены. Ушедшие за ними в погоню таучины, скорее всего, наткнулись на переправляющееся стадо и, вместо преследования врагов, занялись «поколом», благо боевые копья для этого вполне пригодны. Трупы были свежими и плыли десятками, если не сотнями. Часть из них была быстро выловлена и пущена в пищу — народ устроил себе праздник, живота.

Кирилл жевал мясо и пытался понять, почему многие недовольны таким раскладом. Оказалось, что данная местность находится «под юрисдикцией» людей Мэгыя, но мавчувены обнаглели настолько, что вышли аж к самому морю! Тут бы их и взять «к ногтю», чтоб другим неповадно было, но они, вероятно, сумели сбежать.

Через день байдары вернулись — на плаву они держались с трудом, поскольку были перегружены оленьими шкурами и мясом. Кирилл попытался прикинуть на глаз приход-расход, и у него получилось, что, как минимум, половина животных погибла напрасно. В контакт с противником преследователи так и не вступили, хотя нескольких мавчувенов, пробиравшихся по берегу, выследили и убили. Продолжать поход вернувшиеся не хотели, да и не могли — с таким-то грузом! Никто их не осуждал и не отговаривал, но примерно с десяток парней предпочли ратные подвиги возвращению домой и пересели на «пустые» байдары своих друзей или родственников с целью продолжать путь.

После расставания с «дезертирами» Кирилл отвёл в сторонку Чаяка, чтобы задать ему пару «интимных» вопросов.

— Куда и зачем мы плывём, я понимаю плохо, — честно признался аспирант. — Но совершенно точно знаю, что с сильным противником при такой организации справиться нельзя!

— При чём? При орга-зации?!

— В военном походе все должны слушаться одного командира! А это что за разврат получается?!

— Не понимаю, — вздохнул Чаяк. — Чем ты недоволен? Мы всегда так воюем. А самого сильного нет. Или ты хочешь попробовать?

— В смысле?!

— Ну, попробовать стать главным — кивающим. Только для этого придётся одолеть...

Далее последовал перечень знакомых и незнакомых имён крутых воинов — лучников, борцов, бегунов...

— Да ну вас! — безнадёжно махнул рукой учёный. — Воюйте как хотите!

В конце концов флотилия благополучно вошла в устье Коймы и за полтора дня поднялась до острога. Выглядел он жалкой деревенькой, огороженной забором, но экипажам кожаных лодок казался, наверное, грозной и неприступной крепостью. Главное, никто не мог понять, зачем понадобилось срубить столько деревьев, да ещё и в таком странном месте? Если ты боишься нападения, если опасаешься врагов, так заберись на сопку, обложись на вершине камнями и готовься к обороне! Зачем же строить крепость внизу — у самой воды? Да ещё и жить там в шатрах из брёвен?! Видно, тут обитают какие-то дикари — с ними нужно быть осторожным. Наверняка их поддерживают могущественные духи, причём совсем не те, с которыми общаются нормальные люди!

Последнее предположение быстро подтвердилось: небо заволокло низкими тяжёлыми тучами, резко похолодало и... пошёл снег! Сам по себе снегопад в разгар лета никого особо не удивил — такое в этих краях случается — но его приуроченность к началу военных действий, конечно же, не могла быть случайной.

При полном безветрии снег падал тяжёлыми мокрыми хлопьями на гребцов, на байдары, на серую воду. Бревенчатые стены вдали тоже были залеплены снегом и выглядели вполне романтично. Между ними и берегом разрослись кусты, которые никто не озаботился вырубить. Теперь они стояли, пригнувшись под тяжестью налипшего мокрого снега. «А что, — усмехнулся Кирилл, — дополнительная защита. Попробуй-ка подберись к стене — тронешь веточку, и на тебя обрушится целая снежная лавина! Интересно, здешнее огнестрельное оружие сможет работать в такую сырость? Всё ж мокрое, а порох вроде бы гигроскопичен — какие-то его ингредиенты охотно впитывают атмосферную влагу».

На «крепостной стене» Кирилл насчитал три точки активности — возле дыр в верхней части частокола. В древних фортификациях он не разбирался, но из общей логики пришёл к выводу, что там, скорее всего, установлены пушки: «Вряд ли они большие, вряд ли у каждой пристрелянный сектор. Можно даже предположить, что местная артиллерия вообще не стреляет прицельно — только куда Бог пошлёт. Но... Но для туземцев и ружья-то являются магическими предметами, а уж если жахнет чугунная дура калибром сантиметров десять...»

Залепленные снегом байдары сошлись борт о борт, и главные воины начали совещаться. Обсуждались два предложения: с криком «Эн-хой!» дружно высадиться на берег и начать убивать менгитов — победителям достанется слава, множество замечательных предметов и женщины со светлыми волосами. Второе предложение было более конструктивным: развернуться носами к устью и уматывать отсюда. В том смысле, что доблестные таучины силу свою показали, врага напугали так, что ему пришлось вызвать снегопад, — пусть он в таком испуганном состоянии и останется. Однако все понимали, что данный вариант действий может устроить лишь людей взрослых и состоятельных — которым есть что терять. Молодёжь же должна взять если и не добычу, то хотя бы славу — когда ещё представится такой случай!

Народ в байдарах превратился уже в сущих снеговиков, а решение так и не было принято. Наконец, настал Кириллов «звёздный час» — в том смысле, что главари на него воззрились и однозначно потребовали высказать мудрое мнение.

В бытность Кирилла подростком мода на фильмы про индейцев уже почти отошла — не каждый мальчишка знал, кто такой Виннету и Гойко Митич. Однако пара киношных сцен в памяти аспиранта всё же осталась: одни наступают, а другие отстреливаются, причём очень эффективно...

— Не можем мы на них плыть, — заявил он. — Когда поравняемся вон с тем островом, заговорит их большой «огненный гром». Может быть, нас поубивают и не всех, но...

«...Но вы обделаетесь со страху и разбежитесь», — хотел он сказать, но запнулся, подбирая более мягкую формулировку.

— Нам плевать на ихний гром! — взвизгнул, брызгая слюной, низкорослый старикан, напоминающий паука. — У нас свой есть!

— Что у тебя есть? — ревниво вскинулся Чаяк. — Что может быть у тебя такого, чего нет у нас?

Паукообразный воин происходил из малолюдного бедного посёлка, но авторитет имел не меньший, чем солидный Чаяк и ему подобные. И всё из-за своей воинственности: как только в посёлке подрастало очередное поколение мужчин, Рычкын вёл его в какой-нибудь безумный набег. В нём гибли молодые бойцы, но уцелевшие привозили полонённых детей и женщин. Женщины рожали новых мужчин, а пленные мальчишки росли, становились «своими» и почитали войну за отдых, поскольку в мирной жизни им приходилось тяжелее. Этот старый отморозок Рычкын не смутился под ехидными взглядами десятков пар глаз. Он нагло усмехнулся щербатым ртом и шустро пробрался к центру своей байдары. Припорошённый снегом тюк, лежащий вдоль киля, он буквально растерзал — так ему хотелось побыстрее продемонстрировать публике его содержимое.

Продемонстрировал. Публика радостно загомонила, а Кирилл «юмора» не понял. Ему пришлось перелезть на чужое судно и разбираться в деталях. Пока он этим занимался, Чаяк с Рычкыном дискутировали по вопросу, кто из них круче. Наконец Кирилл понял, с чем имеет дело, и матерно выругался по-русски.