Мне захотелось протереть глаза. Мистика какая-то. Куда он исчез? Он не мог нигде спрятаться. Не растворился же он в воздухе? Я испытующе оглядел отщепенцев. Те не обращали на меня ни малейшего внимания. Неподвижные фигуры, укрытые балахонами с низко надвинутыми капюшонами. А что, если разговаривавший со мной абориген просто-напросто переодел балахон? Технически на это требовалось всего лишь несколько секунд, и, значит, было вполне исполнимо. Причем если допустить, что это случилось, то исчезновение аборигена объясняется без помощи какой бы то ни было мистики. С другой стороны, я совершенно точно знал, что для аборигенов надеть балахон, не соответствующий своему статусу, было чуть ли не самым крупным из возможных кощунств. Да и для чего бы это ему было делать? Чтобы скрыться от меня? А смысл? Избежать дополнительных вопросов? Или абориген боялся кого-то другого?

В принципе, я мог бы, обыскав аборигенов, обнаружить того, у которого под одеждой скрыт второй балахон, с нашитыми на нем разноцветными ленточками. Но стоило ли это делать? Тот, кто передал мне предупреждение, не был врагом и если посчитал нужным исчезнуть, то это вполне может быть оправдано. Возможно, устроив обыск отщепенцев, я ему каким-то образом причиню зло? Посчитав последнее соображение вполне резонным, я вышел из переулка и только тогда, когда стены домов закрыли меня от отщепенцев, решил полюбопытствовать, что же находится в коробочке.

Ничего особенного там не оказалось. Какие-то мелкие колючие семена. Причем от них явственно шел резкий запах, так, словно кто-то облил эти семена нашатырем.

М-да... и тут сплошная загадка. Ну что ж, нет ничего тайного, что бы со временем... Вот и подождем. А еще надо показать эту коробочку Мараску. Скорее всего, он знает, что это означает и каким образом мне эти семена могут пригодиться.

А пока, раз уж я оказался возле магазин крабианина, может быть, стоит все же в него заглянуть?

Отправив коробочку обратно в карман, я зашагал к магазину.

Входная дверь пропела мне нечто восторженное и ласковое на вселинге, причем слова ее песни настолько сливались друг с другом, что смысл их понять было не-возможно. Впрочем, в него и не хотелось вникать. Достаточно было того, что от этой песни мое настроение вдруг ощутимо подскочило вверх и вместе с тем появилось легкое желание что-то немедленно купить. Ну, например, какую-нибудь личинку.

— Так, — сказал я крабианину. — Значит, ко всему прочему еще и запрещенные, признанные вредными рекламные технологии. Вот это уже серьезно.

— Нет, нет, ни в коем случае, — запротестовал Имлук, бросаясь к двери. — Это осталось от прежнего владельца магазина, которого, как ты помнишь, лишили лицензии. Я перенастроил дверь, но иногда, в связи с погодными изменениями, эта настройка слетает, и тогда...

— А ты, конечно, не слишком торопишься ее обратно восстановить?

— Я уже даже заказал другой блок управления. Если хочешь, могу показать журнал, в котором отмечен заказ.

Крабианин осторожно провел ладонью по стенке возле двери и, после того как проявился пульт управления, занялся его регулировкой.

— Я ведь проверю.

— Проверяй, — обиженно промолвил Имлук. — Хоть сто раз. Завтра мне доставят новый пульт, и после этого ничего похожего...

— А и проверю, — погрозил ему пальцем я. — По крайней мере, если после завтрашнего дня мне поступит хотя бы одна жалоба...

Крабианин оторвался от пульта и быстро провел рукой по шишковатой лысой голове.

— Клянусь вот этим, если после того, как мне доставят новый пульт...

— Хорошо, — промолвил я. — Подождем до завтра. А пока мне хотелось бы вернуться к разговору о твоей поездке к побережью.

Крабианин издал звук, несколько напоминающий стон, и спросил:

— Ты ничего не забываешь, да?

— Стараюсь, — промолвил я.

Как раз в этот момент, ни раньше ни позже, у меня в кармане проснулась бормоталка.

Кремниид Прайдер был огромен и фигурой здорово напоминал старинный платяной шкаф. Двигался он, как все кремнииды, медленно. Впрочем, в быстроте движений он и не сильно нуждался, поскольку был чертовски силен, а кожу имел толстую и прочную, словно камень. Благодаря этому он был способен дать отпор практически любому вознамерившемуся на него напасть хищнику. Правда, на Бриллиантовой эти особенности кремниида не находили никакого применения, а вот талант исключительного понимания всех особенностей камней, к слову сказать, присущий всем представителям его расы, позволил открыть мастерскую филигранной обработки личинок.

Самое трудное в работе с личинками бриллиантовых муравьев состоит в выявлении их чудесных способностей. Между тем кремиииды способны определять не только особенности камней, но и личинок. Причем, например, тот же Прайдер делал свою работу идеально, без единой ошибки. Что и позволило ему и его компаньону Чадовину очень даже преуспеть на Бриллиантовой.

— Ну вот, — сказал мне Прайдер. — Только я вышел посмотреть, что за шум на улице, как все это и случилось. А в мастерской остался вот этот олух царя небесного.

Шустренький, волосатый, похожий на реактивный веник Чадовин, принадлежащий к расе забалтывателей, тотчас ощетинился длинными, острыми колючками, росшими у него по всему телу, и просипел:

— Я? Опять во всем виноват я? Если ты забыл, то я выскочил раньше тебя. А не смог я вернуться в лавку лишь потому, что кто-то загородил вход своим туловищем и никак не мог передвигаться быстрее.

— Так это я, что ли, виноват? — спросил Прайдер.

— А я?

— Конечно — ты. Когда это был виноват я? Нет, так не бывает. И поэтому виноват именно ты и никто другой. Понял?

— Да я... да я...

Чадовин загремел иглами, словно настоящий дикобраз, и даже затопал коротенькими ножками.

Я еще раз обозрел взломанный железный ящик, по словам этой парочки, выполнявший роль сейфа, в котором они хранили самые ценные личинки, и мне стало тоскливо.

Дело было даже не в том, что к сегодняшним заботам теперь прибавилась еще одна, и, значит, на мои плечи легла дополнительная тяжесть. Это-то меня как раз не очень сильно волновало. Обнаружив преступника в одном деле, я одновременно определю и чьи это коготки отпечатались в других. Беспокоило меня иное. Я мог бы поспорить, что кражей в мастерской сплетенная кем-то очень хитрым цепь событий не заканчивается. Дальше, если только предчувствие меня не обманывает, будет что-то еще.

Самый главный, самый большой сюрприз?

Интересно, что может быть хуже смерти федерального агента и кражи в мастерской филигранной обработки личинок? Что там, дальше?

— А вот если я тебе сейчас по загривку? — прогудел Прайдер. — Вот по этому. Учти, твои иглы мне не страшны. Не уберешь сейчас, несколько штук обязательно от моего удара сломаются и воткнуться тебе в спину. Так, значит...

— А что там происходило? — спросил я.

— Э? — спросил Чадовин. — Происходило? Где?

— На улице... Ну, то самое происшествие, на которое вы отправились поглазеть, оставив мастерскую без присмотра. Чем и воспользовался неизвестный мне ловкач.

— Во всем виноваты наши соседи с планеты Бульдан. Развели у себя в саду какую-то местную фауну. Говорят, будто без нее не могут жить. Вообще-то она никому не мешает. Только иногда донимают исходящие от нее запахи. Но вот сегодня, совершенно неожиданно, один из растущих у бульдиан цветочков перегнулся через ограду сада и уронил на улицу семя, а оно — очень красиво полыхнуло. Знаешь, разноцветное такое пламя... Ну, мы и вышли полюбоваться. А пока нас не было, кто-то обчистил мастерскую.

Я кивнул.

Сад бульдиан давно привлекал мое внимание. В нем много чего росло, в том числе и очень красивые цветы. А вот теперь получается, что они не только здорово пахнут, но еще и разбрасывают самовоспламеняющиеся семена.

Угу...

— А раньше такое происходило? — спросил я. — Ну, раньше семена их цветов взрывались?

— Нет, — ответил Чадовин. — Никогда до сих пор. Мы даже и не предполагали, что такое возможно.