— Пусти, — тихо сказал я. — Мне надо... я тут услышал...

— Знаю я, чего ты услышал, — пропыхтел Майло. — Голос небось? Все, кого поманило, его слышат. Не пущу!

— Да какой голос?!

Я все-таки вырвал руку и двинулся на музыку. Если она замолчит, если музыкант надумает сыграть что-то другое, то я, возможно, даже не смогу его найти. Мало ли в толпе найдется скрипачей? И значит, необходимо торопиться, пока льющаяся из-под смычка музыка не исчезла.

Где-то там, в толпе ряженых, за видневшейся неподалеку аркой из живых цветов, играл на скрипке человек, каким-то образом побывавший в моем мире, услышавший там эту мелодию, почти наверняка знающий в него дорогу... Где-то там...

— Стой, — кричал сзади Майло. — Тебе туда нельзя!

Вот тут мне захотелось ему врезать. Для того, чтобы не тратить время на объяснения. Сейчас была дорога каждая секунда. И я даже стал прикидывать, куда его будет лучше ударить, для того чтобы сразу сбить с ног, отвязаться от него хотя бы на некоторое время.

Анимэшка!

Она была тут как тут, висела в воздухе, наподобие посланного господом ангела-вестника и криво ухмылялась.

А что она мне может сделать?

— Значит, тебя куда-то поманило? — деловым тоном поинтересовалась она.

— И ты туда же... — буркнул я, невольно замедляя шаг. Не стоило мне это делать.

Тотчас воспользовавшись тем, что я сбавил ход, меня догнал Майло и, снова вцепившись мне в руку, заголосил:

— Его поманило! Он уже разговаривает с неслышимыми голосами. Поманило!

Да, придется его все-таки ударить. Вот сейчас.

— Куда ты рвешься? — спросила тем временем анимэшка.

— Долго объяснять, — сообщил я. — Да и не хочу я...

— Понятно.

— Вот именно, — пробормотал я, разворачиваясь для того, чтобы ударить Майло.

Не успел я это сделать, поскольку ударили меня. И это была анимэшка. Удар ее был так силен, что я потерял сознание.

Кабинка мерно покачивалась. Динозавр вновь вез нас в столицу. Я наградил анимэшку яростным взглядом и ехидно прошипел:

— А ты, значит, доказала мне, что можешь на меня воздействовать?

Майло, услышав мой вопрос, дернулся было на него ответить, но тут же, вспомнив полученные от меня несколько минут назад объяснения и сообразив, что я разговариваю не с ним, расслабился.

— Я тебя предупреждала, — напомнила анимэшка.

— О чем?

— Это был он, тот самый особо важный случай.

— Особо важный?

— Да.

— Ты уверена?

— Несомненно.

— Может, стоило сначала спросить моего мнения?

— Ты был невменяем, — отрезала анимэшка. — О Каком мнении ты говоришь? У одержимых мнения о том, как с ними поступить, не спрашивают. На них просто надевают смирительную рубашку и прячут под замок.

Голова болела просто немилосердно, и я в очередной раз поморщился.

Быть может, окажись я на земле, а не на спине динозавра, и имей возможность немного полежать с закрытыми глазами, часа два-три, мне стало бы гораздо лучше.

Майло молча поднялся и отправился в отделение погонщика. Вернувшись из нее, он протянул мне маленькую фляжечку.

— Один глоток.

Я одарил его мрачным взглядом. Тоже лекарь нашелся...

Впрочем, боль не утихала и моя рука, чуть ли не вопреки воле, ухватила фляжку и скрутила ее пробку. Я сделал глоток и невольно крякнул. Напиток здорово смахивал на слегка перебродивший сок крыжовника. Еще от него приятно щипало язык.

— Только один глоток, — заявил Майло и, поспешно забрав фляжку, унес ее погонщику.

Я вдруг почувствовал, что головная боль стихла. Значит, напиток все-таки подействовал. Интересно, из чего его приготовили? А может, не стоит это знать?

— Легче стало? — участливо спросила анимэшка. Я мрачно хмыкнул.

Издевается она или в самом деле сочувствует?

— Я спрашиваю, легче тебе стало?

На этот раз в голосе моей надзирательницы чувствовались стальные нотки. Она требовала подтверждения. Хорошо, раз так...

— Легче, — сказал я.

— Значит, ты уже в полной мере восстановил свои способности к логическому мышлению. Ну, насколько они тебе присущи, конечно.

Присущи... конечно...

Я тихо зарычал.

Ну, сейчас она у меня получит. Эта пигалица. Да попади она хоть раз в ситуацию, в которых я бывал десятками.

— В общем, ты уже способен нормально воспринимать логические доводы?

— А ты, значит, можешь их привести? Доводы, основанные на логике? И каким логическим образом ты объяснишь свой предательский удар?

— Браво, — сказала анимэшка. — Ты уже огрызаешься.

— А кто мне запретит?

— Значит, и в самом деле пришел в норму.

— Какой у тебя дух-охранник разговорчивый, — вежливо улыбаясь, промолвил вернувшийся из отделения погонщика Майло. — Ты с ним все общаешься и общаешься.

Я не удостоил его ответа. Мне сейчас важнее всего было схлестнуться со своей надзирательницей, с этим Демоном-вредителем. И я уже знал, что именно ей выдам, примерно прикинул, где у нее находится болевая точка.

— В общем, некогда мне тут с тобой лясы точить, — заявила анимэшка, — Главное я сказала. За удар извиняться не собираюсь, поскольку он был нанесен вовремя и ради спасения твоей шкуры. Наверняка ты не мог разглядеть арку, в которую намеревался войти, к которой так рвался...

— А что с аркой? — спросил я. — Самая обычная увитая цветами арка. Что в ней было такого страшного?

— Ах, увитая цветами? — ухмыльнулась эта язва. -! Ну, тогда все понятно. В общем, мне пора. И не собираюсь я отвлекать тебя от дел. Кажется, ты рвался претворять в жизнь задание касика? Вот и приступай.

— Но ты...

— Пора, ухожу, — отрезала анимэшка и, показав мне язык, растворилась в воздухе.

Мне захотелось хорошенько садануть кулаком по чему-нибудь твердому, сбросить пар, избавиться от клокотавшей внутри ярости. При этом я совершенно четко осознавал, что меня сделали по полной программе. И кто? Девчонка, нарисованная каким-то неизвестным художником. Самая обычная греза. Великий Гипнос, за что мне это? Я бросил яростный взгляд на Майло. Ну, если он позволит себе хотя бы улыбнуться...

С инстинктом самосохранения у пройдохи было в порядке. Он поспешно отвел взгляд в сторону и сделал вид, будто его моя персона совершенно не интересует. В просторечии это называется «прикинуться ветошью и не отсвечивать».

В общем, прикинулся. И правильно сделал. Чувствуя, как постепенно остываю, я встал и, отстегнув кожух окна, осторожно отодвинув его в сторону, выглянул наружу.

Лес кончился. Теперь вокруг была степь. А еще была ночь и в небе висели две луны. Одна зеленая, большая, а другая синяя, словно губы у перекупавшегося человека, и маленькая. Ночь... Я пригляделся.

Да, ошибки быть не могло. Где-то далеко, на самой границе поля зрения плясали в воздухе сотни, тысячи огоньков. Они собирались в группки, рассыпались в стороны, снова сближались. Я подумал, что их движение здорово напоминает суету членов парламента накануне обсуждения хорошо приплаченного, но совершенно непопулярного в народе закона.

Повернувшись к окну спиной, я спросил:

— Что там было с аркой?

— С аркой? — переспросил Майло. — А что с аркой?

— Ну, как она выглядела, арка, в которую я чуть было не вошел?

Майло развел руками.

— Да обычно. Кости, черепа и прочие атрибуты. В общем, обычная арка страшилок-забывашек. Сумевший через нее пройти, как правило, теряет память и остается у кичевников навсегда. Причем ему, как обращенному, а не пришедшему к кичевникам самостоятельно, присваивается самый низший статус. Он не имеет права выделяться из толпы.

Я испытующе заглянул ему в глаза.

Может, он врет? Да нет, вроде говорит правду. И не мог же он сговориться с анимэшкой? Хотя почему нет? Кто мешал им, пока я был без сознания, сговориться?

Нет, тут недолго и до паранойи... И если так, то, значит, меня и в самом деле поманило, значит, анимэшка меня действительно спасла? А «Мурка» — иллюзия? Но ведь я не мог ошибиться. Там, в мире снов, махом учишься различать, где нормальный, качественный сон, а где сотворенная какой-нибудь зморой иллюзия.