Конечно, и лицо, и тело, и одежда – все, кроме стены, принадлежали Карию, Нижней Левой Руке, как раз сейчас удостоенного приема у Властителя Топи. Никому, даже Рук Его, не дозволялось лицезреть Властителя – можно лишь слы шать. Да еще – как высшая награда – ощущать. И пожалу если отринуть ложную скромность, последнее время Шинт жаловали этим чаще, чем других. Еще чуть, и молодого тайника могли бы поднять до Верхней Руки. Совсем чуть, саму малость… Как раз такого и не хватает чаще всего! Брезгливо поморщась, Эри вдруг выстрелил длинной ногой поверх Кария, погрузив ее в стену едва не целиком. А уж затем вломился в убежище сам, с легкостью одолев и эту, последнюю преграду. И снова Шинтай последовал за ним точно привязанный.

Тайная комната оказалась невелика и обставлена без роскоши. А возле дальней стены, на ворохе разноцветных кож, смущенно ворочался голыш – нескладный, пузатенький, бледный, багровея натруженным жезлом. Обмирая, тайник опознал в нем служку, неприметного, бессловесного, приставляемого к Рукам для услуг и услад, пока они дожидались в Гнезде приема. Шинтай и сам подминал его не раз, избавляясь от лишнего напряжения, и каждый раз удивлялся, с какой готовностью служка покоряется чужой воле – ведь тот никак не зависел от Рук, принадлежа лишь Властителю. А кто посмел бы повредить имущество господина Топи?

– Мы без приглашения, извини, – заговорил святотатец-огр, даже не пытаясь присесть на пуфы, болотными кочками взбухающие из-под шкурок, заваливших пол. – И пока вы натешитесь – некогда ждать. Ты не очень этим раздосадован, правда? Ты же у нас гостеприимный!

С брезгливым любопытством он озирал комнату, круглую, на удивление крохотную, зато вобравшую в себя тысячи тряпиц, внутри которых прежде умещались тела. А внутри стен, в неглубоких нишах, хранились великолепные чучела, исполненные из любимых врагов Тишайшего. Либо из Его слуг, не оправдавших доверия.

Властитель уже пришел в себя и всеми дрябловатыми конечностями закапывался в человечьи шкурки с быстротой, сделавшей бы честь любому адепту. Скоро из груды кож лишь посверкивали глаза, завешенные морщинистыми веками, затененные кустистыми бровями, острые и льдистые, как у паука, подмечавшие вокруг все. Тем более не пропустившие незваных посетителей, смахивающих на призраки.

Удивительно, но ныне от правителя не веяло божественной силой, какая прежде ощущалась даже сквозь стену. Впрочем, невзрачный тот служка, вторая его ипостась, тоже казался вполне ничтожным… А может, в этом и заключалась правда?

И с отчаянной, безнадежной уверенностью Шинтай осознал, что ткнулся сейчас в тайну, которую ему не пережить. Такое не прощается никому.

– Спешу огорчить тебя, сладкий, – продолжал Эри, мурлыкая по-тигриному.

– Лучшее твое войско догорает ныне на Вересковой Пустоши, раздолбанное вдрызг. Думаю, не уцелел ни один болотоход. Вот твою Руку я отсекать не стал – вдруг еще захочешь с ней поблудить? К тому же твой тайник оказался столь сговорчив, что указал мне эту тропку, и уж теперь я с нее не собьюсь. Ты понял, урод? Не забудь поблаго дарить тех, кто навел на нас, – они подсунули тебе отменного слизняка!

Тут Тигр вздернул верхнюю губу, показав устрашающи клыки, и издал горловое рычание, будто едва сдерживался чтобы не разбросать по уютной комнате шматы рваного мяса, не забрызгать священной кровью россыпи изысканных шкурок. Теперь и глаза Властителя пропали из виду, будто он зажмурил их. Отличная маскировка, мастерская! Хотя Шинта уже сомневался (кощунство, кощунство!), владеет ли Тишайший магией даже в пределах, положенным адептам, – умеет ли, скажем, отводить взгляды, сгущать туман, видеть ушами, Вот Эри, как выяснилось, прекрасно различал контуры священной особы и под слоем кож – даром что огр. Погрузив, них руку, похожую на полированный древесный ствол, он безошибочно ухватил Властителя за шею и рывком вынул нару жу плоское, будто нарисованное лицо, осветив своим полых ющим взглядом. Негромко, но очень внушительно произнес

– И запомни, болотная тварь: отныне лучше тебе не вылезать из Гнезда, иначе вместе с Руками оторву тебе все отростки, включая голову!.. Засеки время, – велел он. – Если через сутки в окрестностях Горы сыщется хоть один пластун, я опять наведаюсь – и тогда не обессудь. А попробуешь сунуться в Тиберию, в Загорье… или вздумаешь отвести душу на срединниках… тоже сделаю тебе укорот. Теперь ты, родной, живет лишь потому, что я позволяю, а стоит нашалить… Тебя же лягушоночек, найдется, кому сменить? Только квакни, да, и набегут!..

Напрягшись, Шинтай наконец смог открыть рот, чтобы попытаться (хотя бы!) оправдаться, но смог издать лишь натужный, чуть слышный сип. Тигр оглянулся на него с интересом, хмыкнул снисходительно, даже подмигнул как сообщнику.

Затем тайник вдруг осознал, что снова сидит в рубке болотохода, перед тем же пультом, тупо уставясь в экран, с которого на него по-прежнему пялится огр, сверкая отменными зубами. Как ни странно, после недолгой эфирной прогулки (или все же привиделось?) Тигр больше не казался Шинтаю ни страшным, ни грозным – потому, верно, и влекло к нему меньше. Зато теперь тайник ненавидел Эри по-настоящему, с такой животной страстью, какую прежде не подозревал в себе. Как в той пословице – то ли огрской, то ли тиберийской… то ли озерской…

– Ну что, – поинтересовался верзила, – нахлебался впечатлений? И как тебе ваш урод, великий и загадочный? Экая слизь, право!

– Прекрати, – пробормотал тайник. – Ты не смеешь…

– Что ни говори, дружок, но любовь к правителям – это патология, – заметил Эри. – А хочешь, удавлю Властителя одной из его любимых шкурок? И тогда ты сможешь занять его место, конечно, если окажешься пошустрее прочих Рук!..

– Что ты болтаешь, огр! – вяло возмутился Шинтай. – Да есть для тебя хоть какие-нибудь святыни?

– Для меня святы женщины, – усмехнулся огр. – Вот их боготворю. Но никак не правителей. Вряд ли ты поймешь это, кожедер. Хотя… Не желаешь ли вновь повидать Габи? И наконец понять, что куда лучше чувствовать под пальцами живую кожу внимающую, трепетную. И что дарить – по доброй воле, не из выгоды, тем более страха, – так же приятно, как обретать. Или тебя уже затянуло в трясину с головой?

– Подавись! – крикнул тайник, в отчаянии рванув рычаг.

– Дождался-а-а?!..

Болотоход содрогнулся, извергая посылку. По лицу Тигра вроде бы промелькнуло сожаление, и он сгинул с экрана. Послднее, что Шинтай увидел, – это летящий прямо ему в лицо заряд, с озлобленным визгом буравящий воздух. Или тот почудился тайнику? Быстро, очень быстро…

– Какая изысканная компания! – заметила Ита, усмехаясь краем рта. – Будто нарыли покойников на дворцовом кладбище да усадили в кружок – прямо скажем, не особенно теплый.

– Ты всегда любила сильные образы, – откликнулась Зия, уместившись с ней в одном кресле, точно стосковавшаяся сестра. – «Покойники» – бр-р-р!.. А по-моему, все мы вполне живые. Вот чего мне не хватало в Роще больше всего: общения. То есть я имею в виду близких. А какие отсюда открываются виды!..

Они впрямь устроились недурно, вытащив из плавунцов несколько пассажирских шезлонгов и расположив их в пол круг на носу плота, будто на палубе настоящего корабля. Не давние его борта теперь свободно свисали вниз, почти касаясь волн и совершенно прикрывая четверку броненосцев, на которые опирался поселок. То есть опирался-то он на четыр платформы, составленные из стандартных «плавунцов» и устроенные ромбом. А машины-«наездники» громоздились уж поверх слоя бревен, выступая над ним этакими надстройками и пропустив сквозь дерево стальные лапы, дабы не нарушать волшебного единения, превращающего обычные стопоходы в чудища с почти неиссякаемой мощью. И сейчас вокруг привычных бронеколпаков вздымался совсем иной купол, невидимый, но непроницаемый для ветра, свободно гуляющего над речными просторами, и для рассеянного дождя, изредка принимавшегося сыпать из рваных туч, а главное – для пуль пластунов-снайперов, долетавших сюда с далеких берегов. Лишь над костерком, разложенным перед креслами больше для уюта, Эрик, повозившись с настройкой, распахнул крохотное оконце куда и струился белесый дым.