– Надо ж, какой живучий!.. Выходит, Гийом тогда промахнулся?

Это и в самом деле оказался приор меченосцев, второй человек в Ордене, нарвавшийся на меч королевского сына несколько дней назад, но ныне выглядевший вполне здоровым. И кто ж его подлатал столь быстро? Видимо, русалки? Ведь он свалился прямо в их заботливые… э-э… лапы. Какой ни есть, а союзник.

– Д'Адуи, – поклонившись, назвался приор. – К вашим услугам, монсеньор.

Сияющими доспехами и молодой статью он по-прежнему напоминал Белого Рыцаря, но теперь не казался таким уж веселым. Впрочем, ситуация не располагала. Однако хладнокровия не утратил, несмотря на странный способ доставки. Или иного приор и не ждал от бывшего монаха, гораздого на сюрпризы? Тогда, на Озере, беднягу удивили намного больше.

– И чем ты можешь услужить? – пожал плечами богатырь. – Ну заходи, раз пришел. Во всяком случае, я вовсе не желал, чтоб тебя убили.

Приор улыбнулся – бледной тенью прежней улыбки. Похоже, его впрямь вытащили из-за порога. А кто побывал там, редко остается таким же.

– У парня меч быстрый и острый, – сказал он. – Не его вина, что я еще жив.

– Вряд ли тебя утешит, но Гийом признал, что погорячился. И понять его, в общем, можно.

– Наверное, монсеньор, – не стал оспаривать д'Адуи.

– Ладно, оставим прошлое. С чем сейчас пожаловал?

– Во-первых, чтоб узнать о судьбе пленных.

– Да! – спохватился Светлан. – Хорошо, что напомнил. Пошли – время собирать камни.

На пару с гостем он снова обошел здание, разыскивая оглушенных и на том же аркане спуская их на первый этаж, уже открытый для посещений. Очистив дом от посторонних, богатырь и приор вернулись в общую комнату… то есть это теперь она сделалась общей, захваченная сборной командой. Ле Сан уже добавил сюда мебели, перенеся из соседних, – он был гораздо сильней, чем выглядел. Поэтому всем хватило где устроиться, а магистр пыхтел и сверкал глазами, возмущенный посягательствами на собственность, с которой успел сродниться. Но базар таки фильтровал, как видно, дорожа правом свободной речи. Потому что, если б он принялся изливать все, что накипело, такой фонтан заткнули бы сразу.

Кивнув гостю на свободное кресло, Светлан опустился на кушетку рядом с Мишкой и блаженно вытянул ноги, привалившись спиной к стене. Конечно, он не устал, но, когда жизнь смахивает на калейдоскоп, начинаешь ценить минуты покоя.

– Если пришел для переговоров, то их не будет, – сообщил богатырь парламентеру. – Безоговорочная капитуляция – только так. На мою милость. А чего она стоит, я уже показал. Или, по-твоему, мне было трудно сделать инвалидом каждого… э-э… из выживших.

– Мне хватило и прошлой встречи, чтобы вполне уяснить вашу цену, – откликнулся д'Адуи. – Но магистр не пожелал меня слушать. А предвидеть такой итог было нетрудно.

– Ну надо же! – удивился Светлан. – Хоть кто-то здесь умеет смотреть вперед. Жаль, что решают другие… то есть решали, – поправился он, бросив взгляд на связанного магистра. – Теперь, похоже, за главного как раз ты. Да?

– Только в пределах этой крепости, монсеньор, – ответил приор. – Весь Орден мне не подчинен.

– Ну, на безрыбье… Так как насчет капитуляции?

– На вашу милость – разумеется, – кивнул гость, избегая смотреть на магистра, явно недовольного столь быстрой сдачей. Глупец бы тут торговался долго, но д'Адуи относился к умным. Что ж, тем проще вести с ним дела.

– Вот и славно, – сказал богатырь. – Я даже верну вам цацки… если пообещаете не шалить.

– Разумеется, монсеньор, – повторил приор. – Мы более не воюем с вами.

– Ну так иди и объяви своим. И железки можешь с собой прихватить. Или помочь?

– Справлюсь, – коротко ответил монах, вставая.

На Людвига он так и не взглянул, хотя тот пытался поймать его взгляд, будто рассчитывал что-то передать мимикой. Пора бы магистру понять, что его время кончилось. Или опять до бедняги дойдет после всех?

– А после, если желаешь, возвращайся, – пригласил Светлан. – Нам будет что обсудить.

– Конечно, монсеньор.

Приор впрямь обернулся быстро и молча занял прежнее кресло. Подчиненных он успокоил, приказав готовиться к отбытию, уцелевшее оружие сбросил вниз, заодно и сам опоясавшись мечом. А за пазухой не держал ничего – видно, знал, что с богатырем такие фокусы не проходят. Нет, все-таки хорошо, что д'Адуи не дурак.

А Светлан, пользуясь тем, что рты обеих дам и постреленка заняты едой, уже затеял небольшую лекцию, сев на любимого конька:

– Если бы Бог жил в каждом человеке, наделяя того душой, вокруг была бы благодать – вот та самая: божья. Мы не знали бы ни войн, ни насилия, каждый и впрямь почитал ближнего за брата. Но, создавая людей, Творец недоучел чего-то – возможно, их плодовитости. Или переоценил собственный потенциал. В любом случае, со временем тел оказалось больше, чем душ, и с каждым поколением ситуация ухудшается. Да еще Сирк, его оборотная сторона, тянет одеяло на себя. А ныне душевные люди вовсе обратились в редкую сеть, коя, хоть и удерживает человечество на краю, мало влияет на общий климат. И что делать тем, кто остался без души, но наделен сознанием? Ведь дабы выжить, им требуется единение.

– Как в стае, что ль? – пробурчала Мишка. – Животный инстинкт, ха!

– Есть отличие: развитое сознание умеет созидать. А общими усилиями они вполне способны сотворить бога – по своему подобию. И этой фальшивкой подменить Творца, преследуя и истребляя его отпрысков, – при этом даже полагая, что служат ему. И вот такой суррогатный бог, вобравший в себя законы зверей, начинает драться за выживание, стремясь все к большей власти, подминая новые умы и целые нации, требуя поклонения, благословляя убийства во славу себя. По сути, это обычный диктатор – только более могущественный, почти неуязвимый и живущий намного дольше. И каждый такой виртуал сражается с подобными себе за право остаться единственным на планете. Вдобавок, с этими псевдобогами происходят трансформации: нередко они хиреют, потому что число их сторонников сокращается, а то и вовсе погибают – когда подчиненную стаю подминает другая. К тому ж, люди меняются быстрей богов, и рядом с одним виртуалом может вырасти родственный, чтобы затем урвать себе львиный кус, а то и прикончить родителя – законы-то дикие.

– Ведь бывает, что от богов отказываются вовсе, – заметила ведьма.

– На словах, – возразил он. – На деле же место бога занимает идея, а взамен религиозной стаи образуется национальная или сословная. Фанатам идеи тоже начхать на людей, вместо тех они видят державу – то есть как раз помянутого виртуала, сотворенного массами. Сочувствие, доброта – для них пустой звук. Значимо лишь то, что на пользу их божеству, а цель – чтоб оно делалось могучее и грозней. Ибо только с ним они ощущают родство, и это оно одаривает своих слуг здоровьем, силой, властью – горизонтальных связок тут попросту нет. А когда такой псевдобог хиреет и его сменяет другой, молодой и ярый, приверженцев прежнего пускают в расход – посредством гильотины и подвальных расстрелов.

– Допустим, ваши построения верны, – с улыбкой произнес приор. – И что? Если мы впрямь бездушны, какое нам дело до вашего Творца? Нас-то он не одарил крупицами своей божественной сущности – за что ж ему поклоняться?

– Все же он сформировал людей как вид – значит, вы обязаны ему обликом и рассудком. Не так мало, а?

– Но если следовать вашей логике, сознание стоит немного без души, а все мы – лишь умные звери. Чего ж удивляться, если мы поклоняемся и служим нашему предводителю, впитавшему в себя силу миллионов. Собственно, нам не остается иного.

– Некоторым – возможно. Тем, в ком вообще не осталось Бога. Но часто душа все-таки есть – просто ее мало, и божий глас в ней слышен едва-едва. К тому ж, она столь слаба, что не способна противиться напору толпы – что называется, озверелой. И вместе с другими человек творит зло. Зато потом за беднягу принимаются угрызения. Ибо борьба Бога и демонического суррогата происходит именно в сознании каждого, в ком еще жива душа. Иным выбор дается легко, но остальным… Нужно почаще прислушиваться к себе: не скребет ли?