Сражение на дороге уже прекратилось — во всяком случае, на время. Болотники снова отступили в туман, а огры выстроились в два прежних несокрушимых ряда, готовые отражать атаку за атакой.

— Сейчас я их удивлю, — произнес Горн и чудовищным взмахом зашвырнул баллоны далеко за оборонительные рубежи Львов. Ударившись о землю, баллоны с грохотом взорвались, вздуваясь в громадное огненное облако. Огры попятились, прикрываясь щитами, — даже отсюда Эрик ощутил лицом жар. Набирая скорость, облако покатилось вниз по дороге, испаряя туман и гоня перед собой стаю быстрых белесых фигур.

— Им конец? — спросил Эрик с надеждой.

— Вряд ли — уж улепетывать они умеют. Я даже не думаю, что они отступят надолго: залижут ожоги и придумают новую пакость, еще гадостней этой. А Тор — лопух. Понадеялся на Сверхщит и забыл обо всем, если и знал. Прошлое не вернуть, сколько ни старайся, — но попробуй ему это доказать!.. Проще убить.

— И все же ты ему помог.

— Плевать бы мне на них, если б не Нора, — огрызнулся Горн. — Старый пень, припомню я ему это!..

— Не понимаю тебя, старина, — пожал плечами Тигр. — Разве Тор уже не волен распоряжаться собственным потомством?

— Дурак ты, Эрик, — устало сказал гигант. — Мусор у тебя в голове, и никаким ветром его не вымести.

— Хватит, Горн!.. Не можешь объяснить — лучше молчи.

— Как это объяснишь, Эрик, дружище? Нет хуже рабства добровольного, потому что тогда это зовется верностью — традициям, роду, императору, государству… И проще умереть, чем освободиться.

— Так что же, ты отрицаешь верность вообще?

— Есть только долг, малыш, — перед собой и перед людьми. Перед всеми разумными, а не отдельной стаей. По-моему, этого достаточно. И хватит об этом!..

Горн отвернулся и посмотрел вниз, на перестраивающихся в колонну Львов. И в самом деле, делать здесь больше было нечего. Скорым шагом колонна втянулась в Гору.

— Пойдем и мы, — сказал гигант. — Надо перехватить их на перекрестке.

Едва сдерживая нетерпение, Горн следовал поверху за отрядом Тора, ходкой рысцой углублявшимся в Крепость, и старался не думать о еде. Однако есть хотелось невыносимо — до пронзительной, вгрызавшейся в нутро боли и кружения в голове. С ужасом Горн сознавал, что даже человечина больше не вызывает в нем отвращение, а трупы пластунов вспоминались сейчас с сожалением, словно брошенная добыча. «Проклятие, что же со мной происходит! В кого я превращаюсь?..»

Одновременно он до судорог желал Нору, будто не был с нею год. Подружку он угадал сразу, еще не разглядев толком, — Горна словно разрядом тряхнуло, когда в ровных Львиных шеренгах он увидел несколько ладных женских фигур. И среди них без колебаний выделил одну. Когда строй огров сцепился с болотниками, гигант с трудом удержал себя, чтобы не вмешаться и не порубить в кашу всех, кто смеет угрожать его Норе, а заодно не надавать оплеух старому идиоту Тору. А теперь девочка бежала в колонне Львов, всего несколькими локтями ниже Горна, и он даже не смел ее окликнуть.

Эти два зверя — голод и вожделение — были слишком сильны для него, и в любой миг Горн мог сорваться снова — как тогда, возле ложного ВК. Кровавым туманом затянет все вокруг, и смертельная ярость захлестнет мозг, сметая мысли, подавляя прочие чувства…

А отряд Львов продолжал свой ритмичный бег, следом за неутомимым старцем Тором, и казалось, конца этому не будет. Но с каждой минутой Горну становилось труднее держать себя в узде.

На очередном перекрестке Тор наконец притормозил, бросив через плечо пару коротких распоряжений, и колонна разделилась: половину воинов увела за собой Нора, остальные последовали за Тором дальше. Не колеблясь, Горн выбрал Главу. От девушки сейчас лучше держаться подальше, иначе он ни за что не ручается. Пусть уж за Норой проследит Эрик. Встречаемся здесь же, через час. Не заблудишься?..

Горн побежал следом за отрядом Тора, гадая: сказал ли он это Эрику или только собирался. Оглянувшись, напарника не увидел, — значит, тот все понял верно? Духи, как же трудно стало соображать!..

Завернув за угол, Горн круто затормозил. Локтях в двадцати перед ним стоял человек и смотрел вниз, на мерно топающих Львов. Незнакомец был громаден, чудовищные мускулы распирали латы, к предплечьям крепились массивные клинки. Странные доспехи — ничего похожего Горн прежде не видел.

Чужак вдруг вскинул голову — быстро, слишком быстро! — и уставился на Горна. Лицо казалось высеченным из камня — бестрепетное, неумолимое, с угрюмо полыхающими глазами. Кого-то он напоминал Горну, но вот кого?

Незнакомец двинулся на Горна, и тот завороженно наблюдал, с какой легкостью ступают по прутьям его огромные ноги. Мечей великан не обнажил, однако в намерениях его сомневаться не приходилось: железные перчатки чужака оканчивались устрашающими когтями и уже нацеливались на жертву. За кого бы он ни принимал Горна, но тот ему мешал — стало быть, подлежал уничтожению.

— Провалился бы ты, — с тоской сказал Горн. — Я ж тебя съем!..

Однако чужак, похоже, и сам был не прочь подзакусить Горном. Что, в самом деле? Всемогущие Духи, да кто же это!..

Горн попятился, не желая узнавать в этом законченном убийце… себя? Таким и он станет в скором будущем, так? На время Горн позабыл о голоде, об Эрике с Ю, даже о Норе, — обо всем. Первобытный, животный ужас почти парализовал его, стиснул так, что сделалось трудно дышать.

Чужак бросил напряженные пальцы ему в глаза — небрежное движение, уложившее бы на месте любого. И даже Горн едва успел отклониться, перехватить запястье врага. Ударил сам, но и его рука завязла, будто в тисках. Секунду оба стояли неподвижно, однако пересилить противника не смог ни один. Одновременно они вырвали руки из захватов, отскочили, разом опустив на лица щитки, и провели серию убийственных ударов, с каждым мигом взвинчивая темп, пока не достигли предельного — для обоих. И снова разорвали дистанцию, глядя друг другу в глаза как зачарованные. Теперь и Горн понял, что смерть одного из них неизбежна. Впервые он применил против человека свою полную силу и всю быстроту, но тот выстоял. Кто бы это ни был, такая тайна не для посторонних. И чужак, кажется, тоже не собирался рассекречиваться.

Оба даже не стали вынимать мечей: слишком велика оказалась ненависть. Голыми руками — только так!..

Они снова сошлись, и воздух загудел от ударов, каждый из которых способен был проломить броню. С облегчением Горн чувствовал, как уходит из мышц вялость, как его захватывают восторг и ярость схватки. Внутри не исчезли ни боль, ни пустота, зато опять где-то приотворились неведомые шлюзы, и из бездонных резервуаров в него устремился поток пьянящей энергии. Однако хватит ли ее теперь?..

Узкий коридор почти не оставлял простора для маневров, и все-таки оба непрерывно перемещались, нанося удары, блокируя их, нападая и отпрыгивая. Но шума создавали предельно мало — скрытные, словно призраки. Чужак дрался упорно и бесстрашно, нацеленный как луч, не способный ни на жалость, ни на бегство. Самое нелепое, что и Горн не находил в себе готовности отступить, хотя бы из хитрости. Ярость вскипала в нем все выше, неожиданное препятствие приводило в бешенство. Он наносил удары с предельной силой, однако отвечали ему с равной свирепостью — Горн будто и в самом деле схватился с собой. До сих пор никто из них не сделал неверного движения, ни разу даже не поскользнулся на тонких прутьях. По-прежнему оба бились на кулаках, и вряд ли мечи были бы опасней, потому что при каждом удачном попадании от доспехов летели ошметки — без преувеличения. А ненависть все нарастала.

И когда она достигла предела, заполнив обоих без остатка, бойцы сомкнулись вплотную, грудью к груди, и сдавили друг друга в чудовищных объятиях. У обоих затрещали ребра, однако ни один не ослабил удушающей хватки, в каждом бурлила неукротимая, не знавшая поражений сила. Минута проходила за минутой, а они все наращивали усилия, застыв в каменной неподвижности. Поток втекавшей в Горна энергии словно столкнулся с другим, таким же мощным, и вокруг образовался ужасающий смерч, от которого трескался и крошился камень, плющились и расползались латы, вскипал разрядами воздух. И не из одного ли источника враги черпали силы?