— Это из Центрального Комитета звонили. Делом Чеперли крепко заинтересовались.

Когда я был в дверях, Аббасзаде остановил меня. Мы остались вдвоем.

— Сядьте, — предложил он мне и, не сводя с меня глаз, спросил: — Скажите честно, а кем вам приходится этот Керим, что вы так беспокоитесь о нем?

— Керим мой самый близкий и проверенный друг. Я могу поручиться за него головой!

Секретарь помолчал, поглядывая на меня, а потом неожиданно улыбнулся:

— Вы знаете, Мадат Кесеменский, а он человек строгий, очень хорошо о вас отзывался.

— Не поверю, чтобы он не критиковал меня за мой неуживчивый характер!

Аббасзаде кивнул:

— И такое говорил. Но больше всего отмечал вашу честность, правдивость и принципиальность.

— Спасибо ему за доброе слово, — сказал я.

Помолчав минуту, Аббасзаде спросил:

— А как вы относитесь к Кюрану Балаеву?

— Как понимать ваш вопрос?

— Рекомендовали бы вы его на пост начальника отдела ГПУ?

— Если вы хотите знать мое мнение, то я бы вообще освободил наш районный отдел ГПУ от его присутствия!

— Отчего так строго?

— Вполне достаточно и того, что до сих пор не раскрыто ни одно преступление, совершенное в нашем районе, не найден ни один убийца! К тому же он был тесно связан с пресловутым Чеперли и защищал его всегда.

— А почему бы вам не возглавить районное ГПУ, товарищ Будаг? — неожиданно он предложил мне. Может, с Кесеменским договорились?

— Товарищ Аббасзаде, это предложение не по мне. И Мадату Кесеменскому я ответил отказом: не тот у меня характер!

— Характер каждого члена партии в его собственных руках. Начнете работать — забудете о характере.

— Нет, товарищ секретарь, я хочу учиться в академии красной профессуры!

— Это успеется! А для нашего дела вы достаточно образованны.

— Нет, для работы, которую вы мне предлагаете, нужны более образованные люди! А у меня даже нет высшего!.. Очень сожалею, что не успел, отозвали сюда.

— Завтра перед поездкой в «Инглаб» обсудим организационные вопросы: нужно найти заворготделом, завженотделом. Кяхраба Джаваирли решила покинуть Агдам.

— Как решила? Когда?

— Сразу же после отъезда Мадата Кесеменского. А кого ты рекомендуешь на ее место?

— Учительницу Ясемен.

— Прекрасно. И Мадат Кесеменский был такого же мнения. Моя бы воля, я назначил бы директора партийной школы на твое место, секретаря райкома комсомола заворготделом, а тебя бы сделал начальником районного ГПУ.

— Вы правильно отметили: «Моя бы воля!» Решать будут члены бюро!

— Уж не принимаете ли вы меня за Мадата Кесеменского, который позволял вам делать все, что вы хотели?

Эти слова так меня задели, что я выпалил:

— Вы тоже зря думаете, что здесь Лачин, а вы по-прежнему секретарь Курдистанского уездного комитета партии, которому никто не смеет возразить!

Аббасзаде удивленно присвистнул и неожиданно рассмеялся:

— Вот это характер! За словом в карман не лезет! Уж теперь-то я уверен, что нашел настоящего начальника ГПУ!

— На это я вам скажу вот что: вы слишком быстро даете оценки людям, и хоть положительная черта вашего характера состоит в том, что вы отходчивы, но часто кричите на людей зря. Может быть, и с моим назначением вы немного спешите?

— Хитрец! Убедил! — рассмеялся он.

Ревизионная комиссия начала работу в колхозе «Инглаб» с того, что первым делом вызвала в правление сельсовета председателя колхоза. Войдя в комнату, Керим поздоровался. Аббасзаде предложил ему сесть.

— Хочу поставить вас в известность, что наша комиссия начинает проверку финансовых и отчетных дел в колхозе, — сказал секретарь.

— Наконец-то!

— Вы слышали, что вас обвиняют в разбазаривании колхозных средств?

— Слышал, и думаю, что в этом есть доля правды.

— Расскажите, расскажите, а то тут собрались ваши горячие защитники, я полагаю, что им будет интересно послушать ваше признание!

— Тринадцать взрослых, сильных мужчин не выходят на работу, а я не могу их заставить.

— Кто они?

— Родственники, кумовья, друзья бывшего председателя райисполкома.

— Чем они объясняют свое нежелание работать?

— Не привыкли.

— А на что живут?

— Как я выяснил, счетовод ухитряется ежедневно включать их в ведомость на трудодни.

— Кто проверяет работу счетовода?

— Должен проверять финансовый отдел исполкома, но пока там был Чеперли, никто и близко не подступался к Авезу Шахмарову. Якобы он сам ежедневно добирался до Агдама на попутных машинах, чтобы передавать в финотдел счета и ведомости.

— Товарищ председатель! Работа колхоза тогда будет успешной, когда вы наладите учет. Именно учет, как говорил Владимир Ильич Ленин.

— Вы правы, мы даже плакат вывесили с ленинскими словами. Но у нас трудно было наладить учет, так как все нити держал в руках сам председатель райисполкома.

— А как вам помогают комсомольцы? — спросил Бадал Сеидов.

— Пока я ими недоволен.

— А школьные учителя?

— Их запугали.

— Кто?

— Родственники Чеперли. Его двоюродных братьев так много, что не знаешь, откуда получишь удар.

— Скажите, товарищ председатель, а в чем конкретно они мешают?

— Откровенно издеваются над теми, кто работает с душой, и у слабонервных опускаются руки. Пристают к женщинам, которые работают в поле наравне с мужчинами. Но это еще не все! Передовиков будят по ночам, избивают, грозят расправой. Однажды кто-то ночью сбил замок с амбара и забрался внутрь.

— Но это же разбой! — вспылил секретарь райкома.

— Разбой, а что я говорю?

— А вы пригрозите им!

— Попробуй пригрози, когда они вооружены!

— И вы вооружитесь!

Керим усмехнулся:

— Вы бы знали, товарищ секретарь, сколько раз я обращался с просьбой выдать мне оружие, вот и к Будагу тоже, а что толку?

Я рассказал о своем разговоре с Кюраном Балаевым и о его обещании.

— Когда вернемся, сам позвоню Балаеву, чтобы выдали вам оружие, — сказал Аббасзаде. — Надо вооружить также учителей местной школы. Кулаки и их прихвостни наносят вред колхозному строю, а мы стоим в стороне!

Вторым вызвали секретаря комсомольской ячейки колхоза. Он подтвердил сказанное Керимом.

— Трудно работать, когда постоянно ожидаешь удара из-за угла. Поддерживал Чеперли своих родственников и словом, и делом, поэтому многие боялись его ставленника у нас — Авеза.

После перерыва решено было вызвать на заседание комиссии счетовода. Но в правлении его не оказалось, хотя вначале, когда комиссия только прибыла, его видели. Послали за ним домой, но и там Авеза не было. Поиски ни к чему не привели: счетовод исчез.

Перед отъездом из села я на минутку забежал к Мюлькджахан. Пряча красные заплаканные глаза, она умоляла меня сделать все, чтобы Керим перестал быть председателем «Инглаба».

— Хоть куда! Только не здесь! Прошу тебя, Будаг, как брата, помоги ему! Мы здесь не можем жить! Добрую славу легко потерять, от дурной славы трудно избавиться!

— Не плачь, Мюлькджахан! Уже доказано, что Керим твой чист как слеза!

— Вот именно!.. Но ему не дадут спокойно работать.

— Ты преувеличиваешь, — успокоил я ее.

Когда возвращались, Аббасзаде потянуло на откровенность, вспомнил он работу в Лачине. И в Агдаме он не отпустил меня, повел за собой в кабинет.

— А все-таки, кем вы хотите стать?

— Я уже говорил вам: хочу закончить академию красной профессуры, а главное — писать.

— Да, я слышал, вы выпустили уже две книги. Это хорошо. Но и партийную работу не бросайте. — После недолгого молчания он добавил: — Скажу честно, для меня результаты проверки в колхозе «Инглаб» оказались неожиданными. Надо на ближайшем бюро заслушать Керима и пригласить председателей других колхозов, чтобы они поучились на печальном примере.

Я не стал напоминать секретарю, как он поручал Нури арестовать Керима, а Джумшудли ругал за потворство расхитителям колхозной собственности. Довольно и того, что он больше не вспоминал о своем желании видеть меня начальником районного отделения ГПУ, и я спокойно вздохнул.