— Когда мы решим твой вопрос, поставим тебя в известность… Был рад лично познакомиться с тобой, — добавил он.

Я вернулся в Мардакяны усталый от духоты, дышать было нечем. Конечно, мне польстило, что со мной разговаривали такие уважаемые люди, уговаривали меня, придавая важное значение моим публикациям в печати. Было бы прекрасно поучиться у них работе в газете, но вместе с тем я по-прежнему мечтал вернуться в родной уезд, к тем людям, которых хорошо знал и которым хотел помочь.

В последних числах августа из Центрального Комитета Компартии Азербайджана в Мардакяны приехала комиссия, состоящая из трех человек. Они беседовали с каждым выпускником курсов, выясняя, кто куда хочет поехать. Очередь дошла до меня. Я очень волновался, хоть и знал, что в Центральный Комитет из газеты уже позвонили.

— Где ты хочешь работать? — спросили у меня.

— Там, где сейчас больше всего нуждаются в кадрах, — ответил я. Но в глубине души мечтал, чтобы меня услали из Баку в те края, где ноги мои окунутся в прохладу высокой зеленой травы, а зубы ощутят ледяной холод родниковой воды.

— Может быть, послать тебя в Гянджинскую партийную школу? Там нужны молодые кадры.

Я молчал.

— А может быть, в Степанакерт? — спросил другой. — Там в партийной школе тоже нужны люди.

Я снова молчал, и тогда первый сердито спросил:

— Что ты молчишь? — Он наклонился к двум другим и вполголоса о чем-то с ними переговорил, а потом громко сказал (будто прочел мои мысли!), обращаясь ко мне: — Ладно, направим тебя в распоряжение Курдистанского уездного комитета партии. Доволен?

— Спасибо, — тихо ответил я.

— Пятого сентября, — сказал официальным тоном представитель ЦК, — на секретариате утвердят ваше назначение, а десятого — в путь!

И вот я снова в Шуше. Сейчас это была столица Курдистанского уезда.

Со времени моего отъезда отсюда здесь многое изменилось. Прежнее уездное начальство перебралось кто в Степанакерт, кто в Агдам. Мне надо было познакомиться с новыми людьми — руководителями уездной партийной организации, под началом у которых мне предстояло теперь работать.

Основную часть моей деятельности составляло выступление с лекциями по вопросам партийной и советской политики перед членами партийных ячеек уезда. Кроме того, на меня легла обязанность составлять инструкции, рассылаемые в партийные ячейки. Работа отнимала все мое время, к тому же я стал исполнять еще обязанности технического секретаря отдела агитации и пропаганды укома партии (так вышло). Я старался читать все выходившие газеты, чтобы быть в курсе событий, происходящих в республике и стране. Мне повезло, что заведующим отделом агитации и пропаганды был Шамиль Джалили. Он ввел меня в курс дел, незаметно и неназойливо помогал советами и указаниями. И секретарь уездного комитета партии, и председатель исполкома были зрелыми коммунистами, пользовались заслуженным уважением работников укома партии.

Как ни много времени у меня занимали мои обязанности, но я все-таки выкроил время, чтобы пройтись по Шуше, по родным местам, разузнать о знакомых людях.

Ни Вели-бека, ни Джевданы-ханум в Шуше уже не было. Говорили, что они переехали в Баку.

В их бывшем доме на Джыдыр дюзю и в примыкавшем к нему саду и двору с надворными постройками теперь помещался детский дом для сирот. Мои друзья Имран и Гюльбешекер жили на старом месте. Их умение как нельзя кстати пригодилось а детском доме, и теперь они оба хозяйничали на кухне и столовой. От них я узнал, что Дарьякамаллы и Мехмандар-бек по-прежнему живут в Шуше в своем доме, и Гюльджахан со своим купцом здесь. Мирза Гулуш учительствует в местной начальной школе. Я неоднократно встречал его на Шайтан-базаре в засаленной чохе и латаных брюках, но держался он молодцом и все так же бодрился, а язык отличался прежней словоохотливостью. Но я старался не задерживаться с ним: о чем говорить?..

Кроме Имрана и Гюльбешекер, которые так заботливо отнеслись ко мне, когда я болел, никого видеть не хотелось.

И вот наступил день, когда я в первый раз в своей жизни получил зарплату и расписался за нее в ведомости бухгалтерии укома партии. Мне выдали сто восемьдесят рублей — целое состояние по тем временам!

Я начал с хозяйственных приобретений: заказал стеганое шерстяное одеяло, шерстяной матрац, купил две подушки, постельное белье, полотенца и многое другое. Когда я дома разложил покупки, мне показалось, что так много вещей у меня не было за всю мою жизнь. «Наверно, пришло время и жениться», — подумал я неожиданно. Но тут же мысль эта показалась мне настолько смехотворной, что я не удержался и долго хохотал.

В начале октября стало, известно, что по решению правительства республики столицей Курдистана станет новый город, который вырастет рядом с небольшим селом Абдаллар у подножия горы Лачин. Все уездные учреждения и организации должны были заранее перебраться в Абдаллар.

Здесь, в горах, в начале октября уже прохладно, непрерывно идут дожди. Вокруг Шуши на склонах гор и обочинах дорог все еще зеленела трава.

Было решено, что работники уездного комитета партии переедут на новое место сообща. К зданию подошли все с вещами, на специально заказанные арбы погрузили укомовский инвентарь и багаж работников, а сами поехали в фаэтонах.

Я не бывал в Абдалларе и дорогой, которая туда вела, никогда не проезжал. Высокие горы, леса, глубокие ущелья поражали своей первозданной красотой. Я много прошел горных троп, но все здесь казалось величественнее и грандиознее.

Мои спутники хорошо знали этот край и называли мне места, которые мы проезжали. И сами названия мне очень нравились: «Караван-сарай слепого», «Крепостное ущелье», «Туршсу» («Кислая вода»).

Мы миновали село Абдаллар, в котором дома сложены из грубого необработанного камня, лишь один дом во всем селе под железной крышей. Кто-то из сидевших рядом заметил, что раньше здесь помещалась почта. От села вверх по склону горы Лачин шла новая дорога, и скоро она привела нас к большой площадке, на которой были уже построены деревянные бараки, установлены брезентовые палатки, а с краю по одной линии были вырыты котлованы и заложены фундаменты строящихся домов. Нам сразу бросилось в глаза, что дома располагаются слишком тесно на сравнительно небольшом пространстве, ограниченном крутыми склонами горы. Как оказалось впоследствии, вода, которую провели в город, была жесткой и невкусной, летом в городе знойное солнце чуть ли не плавило камни, а зимой неделями держались лютые холода, с гор дули сильные ветры.

Но к тому времени, когда уком перебрался сюда, были уже затрачены большие средства на строительство нового города, работа велась полным ходом, строительные материалы и рабочие прибывали ежедневно по железной дороге из Баку в Евлах, а оттуда на арбах по горным дорогам, вверх и вниз по крутизне и изломам.

Уездное начальство не могло ни приостановить строительство, ни внести какие-либо изменения. Мы сами включились в работу, которая нам не казалась такой уж целесообразной.

У меня самого с первого дня было много работы в связи с приближением годовщины Октября: надо было организовать людей, подготовить их для чтения лекций в отдаленных селах, написать тезисы будущих выступлений.

В Курдистане надо считаться с особыми условиями, в которых из века в век жил народ. Здесь же царствовали средневековые нравы, казавшиеся даже мне, выросшему в селе, дикими и варварскими. Так, издавна осуществлялось право первой ночи, и бекская челядь доставляла невесту в свадебную ночь к беку, а на следующее утро жених забирал ее к себе в дом. Никто не мог открыто противиться этому чудовищному обычаю из страха быть наказанным бекской охраной.

Бек, кроме того, отбирал у курдов почти весь урожай, поэтому каждую осень, рассчитавшись с ним, они откочевывали в Карабах, чтобы случайными заработками продержаться до весны, когда придет время возвращаться в свое село пахать и сеять для бека. Этот круговорот никогда не кончался — весной они были крестьянами, а зимой нищенствовали с хурджином за плечами.