Я помолчал.

— А кто из близких родственников у тебя есть?

— Никого у меня нет.

— А какие у тебя виды на будущее? Где ты собираешься обосноваться?

— В народе говорят, — пошутил я, — что однажды у человека спросили, откуда он родом, и он ответил: «Пока я не женат!»

— Видишь ли, сынок, я заметил, что в последнее время ты часто останавливаешься, чтобы поговорить с моей дочерью. Не знаю, как у вас, но в наших местах полагается в таких случаях поговорить с родителями девушки, да еще и не самому, а с помощью сватов.

Пока отец Кюбры выговаривал мне, в комнату вошла довольно моложавая красивая женщина.

— Как ты считаешь, жена, я правильно все объяснил?

— А что тут объяснять? И наш сын Велиш говорит, что дело у них идет к свадьбе. Весь город толкует об этом.

Кюбра сидела молча, опустив голову.

— Так когда мы начнем серьезный разговор, сынок? — ласково обратился ко мне отец Кюбры.

— Время для такого разговора еще не пришло, — сказал я решительно. — Во всяком случае, если я решу жениться, то только на той девушке, которая мне будет по душе. А с вашей Кюброй мы добрые товарищи.

— Для кого товарищи, а для кого жених и невеста. И советовал бы я тебе, сынок, не тянуть со свадьбой.

От такой настырности я опешил и не знал, что сказать. Воспользовавшись моей нерешительностью, мать Кюбры добавила:

— Поговори с нашим сыном, он парень умный, подскажет, как поступить.

Я поднялся, поблагодарил за гостеприимство и вышел за дверь.

В тот вечер я должен был зайти за чистым бельем к женщине, которая нам стирала. После первых слов приветствия женщина сразу же заговорила со мной о Кюбре.

— Скажи, сынок, ты уже договорился о чем-нибудь с Кюброй?

Эта женщина была из Зангезура и относилась ко мне, как к земляку, по-родственному.

Я без утайки рассказал о сегодняшнем разговоре с отцом Кюбры и о том, что ему ответил.

Женщина поставила утюг на перевернутую медную миску и подняла на меня глаза:

— Недаром говорят, что когда у молодого кипит кровь, то глаза его слепнут! Кюбру знают не только в Лачине, но и по всей округе! Была бы она хорошей женой, жила бы в доме своего мужа!

— Какого мужа? Разве она замужем?

— Была! Выдали ее за одного гызылчайлинца. Но и недели в доме мужа не прожила, выгнал он ее.

— Я об этом ничего не знал.

— Конечно! Неужели Алиш и его жена начнут тебе об этом рассказывать? Им бы только спихнуть свою дочь какому-нибудь простофиле вроде тебя, который не отличает еще фальшивой монеты от настоящей!

— Но и брат ее ничего мне об этом не говорил.

Она всплеснула руками:

— Что ты заладил: говорил — не говорил! Тебе что же, обязательно нужны чужие объедки? Нет других девушек вокруг? А если тебя еще раз увидят с Кюброй, то пойдут по городу всякие разговоры, и ты потеряешь авторитет среди людей! Об этом ты подумал? Найди девушку, достойную тебя, тогда и женись!

Я не знал, что и думать. Честно говоря, я не помышлял о женитьбе ни на Кюбре, ни на ком другом. Правда, мне очень приглянулась Зумруд, младшая дочь нашей соседки. Но дело оборачивалось таким образом, что я вроде бы уже связан чем-то с Кюброй.

Всю ночь дурные мысли лезли мне в голову. Я вспоминал, как отец и мать Кюбры говорили о свадьбе, словно о решенном деле, советовали поговорить с братом Кюбры — Велишем.

Мысли мои были прерваны: вернулся из командировки Джабир, который ездил в Гарыкишлак и Курдгаджи.

— Усталый ты какой-то, — сказал он, глянув на меня. — Или по ночам много читаешь и пишешь, или тебя гложет какая-то тайная печаль…

Вначале мне не хотелось ничего ему рассказывать, но слово за слово, и он выведал у меня все, что произошло за время его отсутствия.

— Слушай, жених, нельзя строить гнездо на гнилой ветке! Что ты знаешь о семье этой Кюбры? Еще не женился, а уже выслушиваешь родительские поучения. Знаешь, как говорят в народе: прежде чем жениться на девушке, посмотри на ее мать. Рассмотрел ты ее хорошенько или нет? По-моему, еще не успел. И отца тоже.

Мною овладело какое-то упрямство, и я сказал со злостью:

— А что выяснять? Я ведь девушку в жены выбираю, а не ее мать!

— Ты это серьезно? — удивился Джабир.

— Могу поклясться!

— Вот что я тебе скажу, друг. Сейчас я пойду в баню, а потом мы вернемся к этому разговору. Но охоту твою я легко собью!.. — Джабир вышел, громко хлопнув дверью.

Я стоял, оглушенный последними словами Джабира. «Что он хотел этим сказать?» — подумал я. Но тут громко постучал в дверь курьер из уездного исполкома: меня срочно приглашал к себе новый председатель Сардар Каргабазарлы.

Я ушел, не дождавшись возвращения Джабира из бани. По дороге курьер рассказал, что из Баку приехал ответственный товарищ и сказал, что положение сейчас тревожное, каждый должен чувствовать себя как мобилизованный солдат! Сегодня он здесь, а завтра партия может поручить ему отправиться на Дальний Восток!..

Эта весть заставила меня призадуматься и вспомнить неприятности последних дней. «Допустим, что я выберу младшую дочь нашей соседки, женюсь на ней. А что делать после свадьбы, если меня отправят отсюда далеко? С кем я оставлю молодую жену? Ни отца, ни братьев у меня нет. У нее мать — вдова… Нет, не судьба мне жениться. Жениться надо на такой, — вдруг решил я, — у которой есть и отец и брат…»

Я не заметил, как мы пришли в горисполком.

Сардар Каргабазарлы был один в кабинете, перед ним на столе стоял стакан чая. Он глянул на меня и кивком головы указал на стул.

Новый председатель уездного исполкома высокий, грузный человек с тяжелым взглядом больших выпуклых глаз. Его почему-то считали шутником, хотя шутить в его присутствии никто не смел. В исполкоме сотрудники его побаивались, стараясь поменьше попадаться ему на глаза. Он не любил дважды повторять свои приказания и строго следил за их выполнением. Строительство Лачина велось под его наблюдением. Он был властным человеком и не скрывал этого.

Еще когда я учился в Центральной партийно-советской школе в Баку, мне не раз приходилось разговаривать с секретарями Центрального Комитета нашей партии, которые часто приезжали к нам в школу. Общение с ними никогда не затрудняло окружающих, а в кабинете Сардара Каргабазарлы я чувствовал себя скованно и стесненно. Я ждал, что он скажет.

Он отпил глоток чая и поднял глаза. Я сжался под этим холодным взглядом.

— Послушай, ты откуда родом?

— Из Зангезура.

— Почему тебя сюда принесло?

— Меня сюда направила партия.

— Какого черта ты всем мешаешь жить?

— Кому я мешаю?

— Ты сам лучше меня знаешь! — Он залпом выпил чай и с хрустом разгрыз сахар, оставшийся во рту. — Послушай, почему тебе не сидится спокойно?! Почему ты не оставляешь в покое народ?!

Его запальчивость удивила меня.

— Не надо напрасно волноваться, товарищ Каргабазарлы, если вы насчет моих статей…

Но он перебил меня:

— Да, именно!

— Но все опубликованные материалы проверены людьми из газеты!

— Чем тебе насолил председатель коопсоюза, что ты его так разделал в газете?

— Мне лично он ничего не сделал, а ущерб уездному хозяйству нанес немалый. Об этом и написано в моей статье.

— Так вот, — он встал, — с этого дня все, что ты будешь писать для газеты, предварительно показывай мне! Без моего разрешения, без ведома секретаря укома партии чтобы в газету не попала даже самая маленькая твоя заметка! Понял?

Пришлось робко, но все же возразить:

— Я корреспондент центральной газеты, а не ваш помощник.

— Не забывай, с кем говоришь! Меня зовут Сардар Каргабазарлы!

— А меня — Будаг Зангезурлы! — не сдержался я.

— Ну и убирайся к себе в Зангезур и там наводи свои порядки. А здесь командовать буду я!

— Меня сюда прислала на работу партия, и я буду здесь, даже если вам этого не хочется! И потом учтите, товарищ Каргабазарлы, если вы притупите бдительность прессы, то на вас свалятся такие беды, которых ни вы, ни секретарь укома не ожидаете!