В растерянности я отступил в сторону. Сона оказалась права. Что мне делать?

Видно, караульный пожалел меня, он наклонился к самому моему уху:

— Если дело у тебя серьезное, то лучше пойти к Азизу Ахмедову. Настоящий начальник здесь он.

Я решил последовать его совету и уговорил караульного:

— Скажи ему, что я был батраком у кочевников целый год, а они не кормили меня и ни копейки не заплатили.

Тот снова поднялся наверх и быстро вернулся, открыл ворота и впустил меня. Я поднялся по лестнице на второй этаж.

В большой комнате за длинным столом, покрытым красной скатертью, сидел молодой мужчина с коротко подстриженными усами. У него было лицо человека, долго жившего в горах, — медное от загара. Когда я вошел, мужчина что-то говорил в трубку, которую держал в руках. А потом положил трубку на рычаг и сказал мне, показав на трубку:

— Телефон. Видел когда-нибудь?

Я мотнул головой:

— Не видел, но в школе рассказывали.

— Ты учился в школе? А откуда ты?

— Зангезурец я.

— Зангезур большой.

— Из Вюгарлы.

— На что жалуешься?

Я повторил то, что рассказал караульному.

— А где ты сейчас живешь?

Я объяснил.

— После обеда за тобой заедут, покажешь дорогу к кочевью. Мы никому не позволим обижать батрака! Советская власть — это власть таких, как ты, бедняков и батраков.

— У меня к вам еще одна просьба!

— Какая?

— Пошлите меня учиться!

— Через месяц придешь ко мне. Будешь учиться! — Он поднялся с места и, подойдя ко мне, пожал мне руку. — Иди домой и жди наших товарищей.

Я ушел от него окрыленный. Да, прав был мой отец, когда боролся за Советскую власть. Именно о такой власти он мечтал. Как жаль, что ни он, ни мать не дожили до этих дней. Если бы это случилось годом раньше! Как бы все иначе обернулось!.. Я точно проснулся от долгого и тяжелого сна.

Когда я рассказал Соне о результатах посещения Совета, она всплеснула руками:

— Пусть аллах сделает все их начинания удачными… — А потом с жаром добавила: — Пусть отсохнут руки у тех, кто издевался над Будагом, пусть отсохнет язык у тех, кто говорил о нем плохо!

После обеда к дому подъехали четыре всадника. Я сел к одному из милиционеров на круп коня, и мы поехали. Милиционеры пели, шутили, а я всю дорогу думал о планах на будущее.

«Продам на базаре баранов, которых получу у Рафи. Часть денег отдам Соне на хранение, а на остальные как-нибудь проживу до осени. А осенью пойду в школу. Если будут какие-нибудь затруднения, обращусь прямо к Азизу Ахмедову. Какой замечательный человек!.. Большой начальник, а пожал мне руку как равному… Да, Советская власть — моя власть! Если за моей спиной стоит такая сила, кто осмелится нарушить мои права?»

Мы все выше поднимались в горы, а навстречу с вершины Ишыглы полз туман. Скоро горы скрылись в его густой пелене, посыпался мелкий дождь. Я был укрыт широкой спиной, а милиционерам приходилось туго. После долгого трудного пути, уже под вечер, мы добрались до места, где еще два дня назад стояла кибитка и загоны для скота. Кочевье ушло, здесь не было ни души. Только сгоревшая трава и кучи золы виднелись там, где разводили костры, да темнела земля на тех местах, где недавно стояли кибитки.

Милиционеры решили, что следует подняться чуть выше, авось кочевье ушло недалеко. Вскоре мы увидели несколько кибиток, откуда на нас бросились, злобно рыча и оскаливаясь, черные псы.

Но это оказалось другое кочевье. Парни, выбежавшие из кибиток, чтобы унять псов, не знали, когда и куда ушло кочевье, располагавшееся ниже.

— Мы не можем вернуться к товарищу Ахмедову с пустыми руками, — повернулся ко мне один из милиционеров. — Как ты думаешь, куда мог перекочевать твой хозяин?

Я пожал плечами.

— Переночуем в каком-нибудь селе, а рано утром продолжим поиски, — решил он.

Мы свернули на тропу, чтобы спуститься по более пологому склону.

Туман рассеивался, дождь прекратился. Всадники стряхнули с папах воду и повеселели.

И мои думы потекли по новому руслу.

«Наверно, Рафи найти будет трудно. Стоит ли мучить и утомлять милиционеров? Лучше вернуться обратно. До осени придется мне подождать, а потом пойду учиться. Азиз меня пошлет… Правда, Сона в доме не хозяйка, живет в доме братьев мужа. Захотят, ли они держать нахлебника? И ей жизнь испорчу, и сам ничего не добьюсь. Лучше всего наняться в работники. Как-нибудь дотяну до осени, а там посмотрю, что к чему. Раз Советская власть — власть бедняков, горевать мне не придется…»

Мы прибыли в село, в котором я раньше никогда не бывал. Видимо, милиционеров здесь знали: в одном из домов, как только мы въехали во двор и спешились, к нам подбежал парень (это был сын хозяина), взял повод из рук милиционера, который, как я понял во время пути, был старшим.

Хозяин позвал всех в дом. Приглядевшись ко мне при свете десятилинейной лампы, он вдруг кинулся меня обнимать. Оказалось, что он вюгарлинец и живет здесь после бегства из нашей деревни.

У хозяина была огромная семья: помимо жены, пятерых сыновей, двух дочерей и тещи — вдова его умершего брата с двумя детьми, мальчиком и девочкой, младший брат хозяина, двоюродная сестра хозяйки. Прошло довольно много времени, прежде чем я запомнил, кого как зовут и кто кому какой родней приходится.

У меня на роду, верно, было записано остаться в этом селе. Узнав, что родители и сестры у меня умерли и что я с милиционерами ищу бывшего своего хозяина, который обидел меня, мой земляк стал уговаривать меня остаться у него. В его большом хозяйстве был необходим помощник.

Я поразмыслил и решил согласиться: лучшего хозяина мне не найти, а идти с пустыми руками в дом к Соне я не мог.

И милиционеры обрадовались: им не хотелось докладывать Азизу Ахмедову, что поездка оказалась безрезультатной. Одного из милиционеров я попросил заехать к Соне и рассказать ей обо всем: когда, мол, представится возможность, я оповещу ее о своем житье-бытье.

Мой новый хозяин считался в Вюгарлы зажиточным человеком. Сейчас в его хозяйстве было семь дойных коров. Четыре чабана пасли его две большие отары овец. Двое пастухов присматривали за восемью кобылицами, двумя жеребцами, шестью быками и тремя ослами. Конечно же это было намного меньше того, чем владел мой прежний хозяин Рафи. Но здесь не жалели для работника куска хлеба. И пастухи и чабаны ели то, что и хозяева.

Я проводил утром милиционеров и поднялся на скалы. Внизу раскинулось село, напоминавшее мое родное Вюгарлы. И тут вдали поднималась гора Ишыглы, которая была видна от нас.

Приняли меня приветливо. Если к этому добавить, что работа была мне знакома, то легко понять, как я был доволен.

Рано утром я выгонял из загона телят, приносил в кувшинах воду, собирал топливо, сбивал простоквашу в бурдюках на сыр. Так как я был сыт, то делал работу с удовольствием. Не надо забывать, что я прошел школу у Айны. Теперь я часто слышал: «Да наградит аллах твоих родителей милостью своей и в миру ином, — какого сына воспитали!»

Советская власть делала все возможное, чтобы облегчить тяжелое положение крестьян, оказавшихся в трудных условиях.

Из Шуши отправлялись караваны с мануфактурой и мукой, керосином и сахаром, мылом и зерном.

Однако не проходило и дня, чтобы на караваны не нападали грабители. Бывшие хозяева — беки со своими помощниками, вооруженными и беспощадными, нападали на селения, угоняли скот, убивали людей, помогавших Советской власти, сжигали дома, и склады.

Новая власть тоже нуждалась в помощи: обращаясь к беднякам и батракам, укрепляя в них сознание хозяев своей судьбы и призывая к борьбе с бандитами.

Все, кто приезжал в село из волости или уезда, обращались к нам не иначе, как «товарищ». Не раз называлось имя Ленина.

Я бывал на таких собраниях редко, но когда мне случалось слушать представителей новой власти, то старался не пропустить ни одного слова. Если раньше из села в село ползли слухи, что большевики не смогут удержаться и власть снова захватят беки, то в последнее время конные отряды навели порядок на дорогах, и люди стали верить, что Советская власть вовсе не собирается отдавать свои завоевания бекам.