Джафар Джабарлы улыбнулся и поправил очки.

— С удовольствием! — сказал он, а потом добавил; — Но прежде зайдем с вами в центральный кооператив, запасемся кое-какими покупками!

Подарков было куплено так много, что пришлось нанять фаэтон.

Нас встретил Керим. Когда я сказал, кого привел, он будто лишился дара речи — изумлению его не было предела.

Мать Мюлькджахан засуетилась, готовя плов, а Джафар Джабарлы начал играть со старшими детьми — Айдыном и Гюльтекин. Когда ему вынесли показать новорожденных и сказали, как их зовут, мне показалось, что за толстыми стеклами очков блеснули слезы.

— Как же удается вам, Керим, содержать такую многодетную семью? — спросил Джафар Джабарлы.

Керим смутился, а за него ответил я:

— Трудно, но живет. Как-нибудь вырастут!..

— Взрослые могут жить как-нибудь, — возразил он. — Но вот малыши не поймут смысла этих слов. — Джабарлы снова поправил очки. — Жить как-нибудь, писать как-нибудь… работать как-нибудь… Не слишком ли много в нашей жизни всяких «как-нибудь»?

Я промолчал: Джафар Джабарлы был прав.

Хозяйка накрыла на стол. Мюлькджахан была еще слаба, поэтому управлялась одна ее мать. На столе уже дымился плов. Джафар Джабарлы ел с аппетитом. Керим открыл бутылку водки и наполнил рюмки. Первое слово сказал почетный гость:

— Я счастлив, что этих маленьких людей назвали именами моих героев. Давайте пожелаем им, чтобы судьба была благосклоннее к ним, чем к героям моих пьес. Ваши дети — люди будущего!

Я, как всегда, не пил, но все-таки произнес тост:

— Мы желаем долгих лет жизни и больших творческих успехов нашему прекрасному гостю, большому писателю Джафару Джабарлы!

Разговорился даже Керим:

— В жизни каждого человека бывает счастливый день, счастливая минута. Для нас с Мюлькджахан этот день наступил с приходом в наш дом уважаемого гостя. Мы запомним ваш приход на всю жизнь, и когда дети вырастут, расскажем им, кто стоял у их колыбели. Желаем вам написать еще много замечательных пьес, герои которых тоже войдут в нашу жизнь!

Внезапно Джафар Джабарлы поскучнел и на наш вопрос, что с ним, неожиданно разоткровенничался:

— Раскрою вам один секрет. Я написал новую пьесу, но пока ее никто не видел. События в пьесе происходят в современной деревне. Пьеса посвящена тем, кто борется за создание колхозов. Главный герой — инженер Яшар, которому мешают притаившиеся кулаки.

— Джафар-муэллим! Сейчас, когда в селе резко обострилась борьба, ваша пьеса очень актуальна! — воскликнул я с восторгом.

— Я тоже так думал, но, увы, у нее есть недоброжелатели.

— Неужели у вас могут быть недоброжелатели?

— Как у нас говорят: сжигая других, я сам горю, только дыма не видно. А все продолжают завидовать мне.

— Но кто может помешать, — удивился я, — если такая пьеса всем нам очень нужна?

— Кое-кто в театре воротит нос.

— Пусть отсохнут языки у тех, кто мешает такому хорошему человеку. — Первую фразу произнесла в этот вечер мать Мюлькджахан.

— Ничего, может быть, еще поставят, — пытался успокоить гостя Керим.

— У нас в народе говорят, что всякая вещь хороша в свое время! — с горечью произнес Джафар Джабарлы, а потом неожиданно обратился ко мне с просьбой спеть баяты, но непременно печальные.

И я запел:

Джафару Джабарлы пришлись по душе баяты, спетые мною. Он тихо подпевал мне. А позже восторгался сокровищами, которые хранятся в народной памяти, советовал мне использовать то, что дает народная поэзия.

Засиделись мы допоздна. Прощаясь, Джафар-муэллим пригласил нас на завтрашний спектакль в драматический театр, где состоится премьера его пьесы «Невеста огня».

Я подарил Кериму свою книгу и на титульном листе написал: «Отцу героев Джафара Джабарлы — от поклонника творчества Джафара Джабарлы», и попрощался с другом и его семьей.

Я был доволен поездкой в Баку. Дела, порученные мне, выполнил: Ходжаталиева освободили от занимаемой должности, профессора Мансура Рустамзаде назначили главным врачом агдамской районной больницы с исполнением обязанностей заведующего отделом здравоохранения райисполкома. Обещали прислать в срочном порядке директора партшколы и главного редактора газеты. Удалось получить оборудование для сельскохозяйственного техникума, в который назначена специальная комиссия с инспекцией. Мне приготовили хорошие клише для нашей газеты. И главное — в продажу поступила моя новая книга; несколько экземпляров я вез в своем чемодане.

За те несколько дней, что я отсутствовал, в Агдаме произошли изменения. Районного прокурора освободили от занимаемой должности как не справившегося с работой, хотя до моего отъезда в Баку об этом не было сказано ни слова. Но самым удивительным было назначение на это место Нури Джамильзаде.

Начальника районного ГПУ Сулейманова отозвали в Баку, и он снова собирался в путь. Пока было неизвестно, кого назначат на его место, но в Агдам прибыл комиссар внутренних дел; он уже несколько дней разъезжал в машине по сельским советам вместе с заместителем Сулейманова — Кюраном Балаевым; ночевать почему-то отправился в Шушу, пренебрегая помещением, которое ему предоставили в Агдаме.

Из Тифлиса приехал инструктор Закавказского крайкома ВКП(б) и, захватив с собой секретаря райкома Мадата Кесеменского, тоже поехал по селам.

Председатель республиканского потребсоюза явился в Агдам из Баку, чтобы отсюда руководить хозяйственным обеспечением соседних с Агдамским районов.

Я приступил к работе, когда никого из начальства в городе не было. Едва я сел за свой стол, чтобы просмотреть корреспонденцию, которая накопилась за пять дней моего отсутствия, как в кабинет, торопя и приободряя друг друга, вошли несколько человек, по внешнему виду которых было ясно, что приехали они из деревни.

Вошли и остановились около двери. Я встал и предложил им сесть. Но они продолжали стоять, переглядываясь и подталкивая локтями друг друга, и не говорили ни слова.

— Кто-нибудь из вас заговорит или нет? В такое жаркое время, когда решается судьба урожая, вы приехали сюда. Вам, очевидно, что-то надо очень срочное, не так ли? Так говорите же!

И тут развязались языки. Высокий крестьянин в папахе бойко заговорил:

— Мы сами знаем, что сейчас на полях кипит работа. Но мы не гулять пришли! Мы жалобщики!

— Я слушаю вас!

— Вчера по указанию председателя райисполкома Чеперли тремя тракторами вспахали уже засеянные зерном участки, а теперь требуют, чтобы мы на этих землях посадили хлопок. Дорогой товарищ райком, неужели он действует по законам, которые установила Советская власть?

— Сеять зерно, а потом перепахивать участки — беззаконие, — сказал я как можно спокойнее. — Не позднее завтрашнего дня райком разберется в этом безобразии. Вы из какого села?

— Из Марзили.

Черт бы побрал этого Чеперли-Гюрзали!.. Так испортил, что не поправишь! Что им говорить, этим крестьянам, ни с чем отправить домой?

— Неясно разве, что я вам сказал?

Они пошептались, и снова вперед вышел высокий:

— Так-то оно так, ясно, конечно, но когда вы рассмотрите нашу жалобу?

— Я же вам сказал: завтра.

— У аллаха, говорят, больше завтрашних дней, чем зерен в мешке.

— Мне нужно посоветоваться, чтобы дать вам ответ.

— Пока ты, дорогой товарищ райком, будешь советоваться, нам велели взять семена хлопчатника и засевать перепаханные участки.

— Раз уж перепахали землю, не пропадать же ей! Может, посадите хлопчатник? А виновного мы обязательно накажем. Но сейчас ведь не поправишь уже, и оставлять землю пустой нельзя!