Мать только махнула рукой:

— Говоришь ты хорошо, будто Коран читаешь, а что будет — посмотрим!

Отец снова мерил шагами комнату, погрузившись в нескончаемые думы, лицо у него хмурое, взгляд сосредоточенный.

Во дворе залаяла собака. Я выбежал из дома. У ворот стоял мой школьный учитель.

— Ты мне нужен, Будаг, — сказал Эйваз-муэллим.

Я придержал собаку и пригласил учителя в дом. Эйваз-муэллим держал под мышкой большой сверток. Несмотря на приглашение отца и матери, учитель не сел.

— Прошу прощения, если помешал.

Его заверили, что приход учителя — большая радость в доме.

— Я знаю, что ваша семья, как и многие другие, переживает тяжелое время… засуха… неурожай… Уповая, на аккуратность вашего Будага, я решил поручить ему провести опрос жителей села. После опроса нужно будет на каждого заполнить листок. И за каждый такой листок он получит копейку. Всего это составит пятнадцать рублей. Я думаю, это не лишние деньги в вашем хозяйстве. По нынешним временам Будаг хорошо поможет семье.

Отец поблагодарил учителя за заботу, а я ломал голову: что за вопросы могут быть на этих листках, если за них так хорошо платят?

Эйваз-муэллим пожелал всем здоровья и направился к выходу; я вышел следом, чтобы проводить его. Когда я вернулся, отец велел развернуть сверток.

— Посмотрим, что их заинтересовало… Читай вопросы!

На каждом листке было десять вопросов. Составитель листков спрашивал, где именно, в каком селе живет опрашиваемый, как его фамилия, имя, кто его отец, возраст, мужчина он или женщина, женат или холост, вероисповедание, имущественное положение, бедняк или богач. Особенно заинтересовал отца последний вопрос: «Согласны ли вы с программой мусаватского правительства»?

Я ничего не понимал, да и мама тоже.

— Что такое мусаватское правительство? — спросила она.

— Мусават — значит равенство, — улыбнулся отец, — Мусаватское правительство ратует за то, чтобы богатые и бедные, мужчины и женщины, дети и взрослые были равны.

— Опять ты шутишь, сын Атакиши. Как могут быть равными богатые и бедные, взрослые и дети?

— Это не я шучу, а представители мусаватского правительства!

— А где эти представители? — спросил я. — Что они хотят?

— Завтра сюда приедет один из них, и ты его увидишь. Думаю, ты многое поймешь, сынок. А мы вот что сделаем. Для начала заполни первые листки — на меня и на мать. А потом уже пойдешь по домам. Правда, на десятый вопрос вряд ли кто даст тебе вразумительный ответ, ибо никто не знает, что такое мусават. Заполнишь эту графу после выступления представителя мусаватского правительства. Возможно, людям кое-что станет ясно.

— Но ты ведь можешь ответить на этот вопрос, отец? Я запишу твой ответ, а потом пойду спрашивать людей.

— Как там поставлен вопрос? «Согласны ли вы с программой мусаватского правительства?» Пиши! «Мне противно само мусаватское правительство. Программа его — откровенное жульничество, не что иное, как обман народа».

— Откуда ты все это знаешь, отец?

— Так ведь чья это партия, сынок? Это партия беков, и на приманку они ловят простачков, рассуждая о равенстве. Нашел овцу волк, о равенстве толкует! А оно ему нужно, чтобы овцу сожрать.

Возможность заработать деньги так обрадовала меня, что я с нетерпением спросил:

— Но ты согласен, чтобы я выполнил поручение Эйваз-муэллима?

Отец и мать радостно переглянулись: их сын проявляет рвение, впервые идет на заработки.

— А что? — сказал отец. — Это дело!

— Тогда я начну с вас, а потом пойду к сестрам.

В течение двух дней я добросовестно обходил односельчан, заполняя дом за домом листочки Эйваз-муэллима. Я записывал ответы на вопросы, а сам думал о том, что на заработанные деньги мы купим корм скоту. Я не удержался и попросил мать загодя договориться с Гаджи Гуламом Черкезом, чтобы он продал нам несколько корзин сена. И уже к вечеру второго дня мы сторговались с Гаджи Гуламом по три копейки за корзину. Муж младшей сестры помог перевезти сено домой. Я пообещал рассчитаться с Гаджи Гуламом, как только получу деньги.

Уже сто с лишним листков были заполнены, а ответы отца не давали мне покоя. Обман? Как же будет дальше?

Все мужское население Вюгарлы собралось в мечети. На кафедру поднялся высокий, худощавый, чисто выбритый молодой мужчина. Это и был представитель мусаватского правительства. Его речь была долгой и витиеватой. Длинные фразы с непонятными словами цеплялись одна за другую, не удерживаясь в моей голове. Монотонный голос нагонял тоску на слушателей; мне казалось, что не я один не понимаю большей части того, что говорит представитель. Но несколько фраз он произнес отчетливо, чтобы каждый услышал его:

— Программа нашей партии, правительства нашего состоит в том, чтобы здесь у нас возникло могучее мусульманское государство, основанное на началах всеобщего равенства. В одной руке наших доблестных добровольцев зеленое знамя пророка, в другой — Коран. Помыслами нашими владеет аллах всемогущий. Собирайтесь под зеленое знамя Мухаммеда и Али! Пусть страшатся враги нашего народа и нашей правой веры! Да здравствует независимость мусаватского государства!

И тут рядом с кафедрой я увидел нашего старосту Талыба. Прищуренными глазками он сверлил толпу. Когда представитель закончил свое выступление, Талыб засуетился, потом поднялся на кафедру и встал рядом с ним.

— Может быть, у кого есть вопросы? Задавайте! — обратился к толпе Талыб.

Вопросов было мало. Кто-то спросил, а где находится мусаватское правительство, какая у него армия и как быть тем людям, которые дезертировали из армии во время царского и временного правительств.

Представитель быстро ответил на эти вопросы, и снова речь была перенасыщена неизвестными словами. Теперь слово взял Талыб:

— Все вы слышали слова нашего высокоуважаемого гостя, которого правительство прислало к нам. Каждый вюгарлинец будет теперь гордиться, что разговаривал с представителем правительства, которое защищает мусульман и нашу праведную веру. Может быть, кто-нибудь скажет о нашей преданности мусаватскому правительству? Все молчали.

— Эй, люди, кто хочет говорить?

И тут вышел вперед мой отец. По рядам пронесся шепот. Лицо представителя расплылось в улыбке. Он внимательно посмотрел на моего отца и вынул из портфеля блокнот и карандаш. Но, услышав первые фразы отца, переменился в лице.

— Односельчане! — начал отец. — Вы знаете, кто перед вами выступал? — И, сделав паузу, продолжал: — Это сын Баладжа-бека Карабахского. Сам Баладжа-бек был владельцем наших лесов. Во времена царя Николая он сдирал с крестьян три шкуры. Все владения Баладжа-бека перешли к его сыну. Но что-то он не говорил здесь, собирается ли с нами делиться земельными угодьями, лесом, деньгами? Мы слышали много красивых слов, но о имущественном равенстве он как будто не заикнулся. Если верить нашему гостю, то чуть ли не с завтрашнего дня наш народ будет купаться в молоке. Лучше бы бек оставил это завтрашнее молоко себе, а сегодня расщедрился на помощь хотя бы одному сироте. Мы — крестьяне. Для нас слова — это простое сотрясение воздуха, нам нужно дать корову, чтобы завтра от нее получить молоко, накормить голодных детей…

— Но наше государство очень молодое! — перебил отца бек. — Нужно проявить терпение, и тогда вы убедитесь, что все сказанное мною — правда.

— Уж не с помощью ли османских солдат вы собираетесь выполнить свои обещания? И в кого вы хотите заставить стрелять османцев? В каких врагов должны стрелять добровольцы, собравшиеся под зеленым знаменем ислама, вашего правительства? В наших соседей-армян, с которыми мы всегда жили в дружбе, несмотря на то что они христиане, а мы мусульмане! Вы начнете стрелять, защищая ислам и коран, а дашнаки будут стрелять в нас, защищая христианскую веру. Этого вы жаждете? Или, может быть, вам помешали русские рабочие? Так они освободили нас от власти царя! Вы ошиблись, надеясь, что у нас получите поддержку!