Мама мою инициативу поддерживает. Потому что семейные посиделки для нее «священны».

— Тогда Сашу позову с Галей. Давно не виделись. И сына, ничего покупать не нужно. Мы настоечки от родней привезли. Отдыхай. Пойду вещи разбирать.

Отец с интересом разглядывает содержимое моего рюкзака. Подгон от полковника. Ну кое-что я и сам в столичных магазинах прикупил, потратив последнюю наличность.

— Зачем тебе столько армейского снаряжения?

— Это, бать, для туризма. А это тебе, вечером бахнем, — протягиваю бутылку выпрошенного у Профа армянского коньяка.

— Шикарно, гляжу, живешь!

— Подарунок от науки.

— Мы сегодня с тобой другого выпьем.

Батя ухмыляется и достает увесистую бутылку в фирменной упаковке. Скотч, да еще восемнадцатилетний! Название не знаю, но заметно, что вещь эксклюзивная и дорогая.

— У тебя откуда на такое валюта нашлась?

— А кто сказал, что я покупал? Выиграл на спор. Директор шотландской фирмы выставил против ящика Столичной водки.

— На что играли?

— Заварю я ихнее гнилье или нет.

Я знал, что батя — отличный сварщик и потому поверил сразу. Это пропагандистские байки про нашу косорукость и неумелость врут. Не надо косяки отдельных нехороших личностей переносить на всех работяг СССР. В мире в эти времена точно знали, что таких умельцев еще поискать надо. Наши рабочие, моряки, летчики, инженеры и врачи как раз прославились своим профессионализмом и умением найти выход из, казалось бы, тупиковых ситуаций.

Утром проснулся со свежей головой. Ну я еще по прошлой жизни понял, что качество напитка здорово влияет на уровень утреннего самочувствия. Ну и как количество принятого на грудь. Душевно вчера посидели. Поговорили о том о сем. Родители похвастались мной, дядя Саша новой дачей.

Нет, все-таки у нас народ дурной. В девяностые можно было обменять старое автомобильное корыто из Европы на квартиру в панельке. Сейчас валюту и «чеки» на крепкий деревенский дом всего в пятидесяти километрах от города по старой Вологодке. Её, кстати, в отличие от моего времени неплохо отремонтировали. И сейчас можно было спокойно домчаться из Новодвинска до Холмогор, не выезжая «кругом» на основную трассу.

На столе стояла мамина выпечка, вкуснейшие салаты тети Гали, копченое в деревне мясо и деликатесы из банок, что привез батя. Им прибавили зарплату в валюте, и наши советские моряки не ощущали себя заграницей бедными родственниками, которые решают купить ли у маклаков пива или детям джинсы. Наполнение товаром советских магазинов повлияло и на сами предметы моряцких закупок. Стало невыгодно везти шмотки, а вот пластинки с модными рок-группами пользовались спросом, как и некоторые виды радиотехники.

Зарядка, душ, завтрак. Мама куда-то умотала, но оставила на столе свежие пироги. Отец выглядит не так хорошо, больше налегает на чай.

— Ну что, бать, подумал насчет берега?

Дядя Саша вчера вовсю пропагандировал уход с моря. Сколько можно там корячиться? Жизнь одна, а работа на судне забирает много здоровья. В тропиках наверху плюс сорок, а внутри машины больше пятидесяти. Представляете себе нагрузку на организм? Ну и надо такое после сорока? А отец в той жизни ходил в море до самой пенсии. В девяностые платить стали валютой неплохо. Ушел бы раньше и прожил дольше.

— Ты сам, как считаешь?

— Хватит уже! Подумай о себе и маме. Я большой, скоро и вовсе съеду от вас.

По выражению батиного лица понимаю, что проговорился. Он обидчиво заявляет:

— Тебе плохо у нас живется?

— Дело не в этом, — решаю поставить точки над «I». — У меня невеста есть. А я считаю, что молодые должны жить отдельно.

Отец ставит кружку на стол. «Здрасьте — приехали!»

— Ну… новость хоть и неожиданная, но хорошая. Когда свадьба? Мне надо рассчитать, чтобы рейса не было.

— Вот и повод уйти на берег.

Отец смотрит на меня внимательно, трет подбородок и махает рукой.

— Считай, договорились! В самом деле, сколько можно вдали от семьи скитаться! Сразу, правда, не получится. Меня уже поставили на «Петрозаводск». Некого пока, Сергей, поменять. Так что схожу на Кубу и обратно, потом с Вентспилса прилечу на самолете. Послезавтра иду в пароходство, там и заявление оставлю. Тем более что работа на берегу, считай, уже есть. Саша хорошее место нашел, да и зарплата нормальная, плюс халтуры.

— А если начнут уговаривать?

Батя ехидно улыбнулся:

— Покажу справку с медкомисии. Я там уже несколько лет, как без бутылки коньяка не проходил. С рейса уже не снимут, а дальше по состоянию здоровья нельзя.

— Ну вот и повод выпить!

Отец хохочет и грозит мне пальцем. Видимо, и у него это давно откладываемое решение сняло некий груз с души. Он же для нас старался.

А я смотрю в окно, в прорехах облаков появилось солнце и сразу на душе стало радостней. Вчера вдоволь повалялся на диване и сегодня снова хочется куда-то идти. А не смотаться ли мне в Заостровье? Узнаю хоть новости по раскопкам. Москвичи вроде еще не уехали. Решено! Ищу в шкафу куртку и вываливаюсь в коридор.

«Черт! Налички нет!»

Смешно, на книжках лежит куча денег, а я без копейки денег.

— Бать, дай на проезд рубль.

— Держи трешку.

— Я отдам!

— Забудь. И так работаешь без перерыва.

— Так в сентябре отдохну у моря. С невестой.

— Вот это дело хорошее. На это деньги дам.

— А вот и не надо. Мне тут должны заплатить за кое-что, по этому поводу и поехал.

Дьявол, приходится и с родителями вести двойную игру. Умом понимаю, что это фантомы, но сердце разве обманешь?

Дорога много времени не заняла, иду не до Морского-речного вокзала, а на остановку, что расположена на улице Урицкого. Для молодого тела это даже не разминка. Утренний вал пассажиров уже прошел, так что удалось сесть спокойно. Видавший виды гремящий подвеской ЛАЗ бодро домчал меня до нужной остановки. Новая дорога радует глаз. Да и вышедшее солнце еще греет. Судя по увиденному, раскопки уже остановлены и ведется активная консервация объектов. Наш основной археологический пыл пришелся на июнь и первую половину июля.

Ловлю себя на мысли, что давно не интересовался делами на площадке. Вдруг еще что-то занятное нашли? Открытия июня как-то здорово заслонили все последующее. А ведь ребята что-то каждый день откапывали. Двигаюсь в камеральную палатку и тут же натыкаюсь на плачущую Маринку Соколову. Рыжая копна волос растрепана, косметика размазана по лицу. В палатке больше никого нет.

— Мариш, ты чего?

Соколова вздрагивает, некоторое время с оторопью на меня смотрит, а затем крепко обнимает и продолжает рыдать уже на моей груди.

«Здрасьте, приехали!»

Некоторое время я даю девушке выплакаться, осторожно глажу по волосам, тут главное не переборщить с ласками. А то черт знает этих женщин, воспримут как приставание. А это мне нынче совсем не нужно. Приехал отдохнуть, называется!

— Чай есть?

Марина указывает в сторону большого термоса и отворачивается, достав откуда-то зеркальце. Ну как же, требуется причапуриться перед молодым человеком. Я и так застал бывшую любовницу в непотребном виде. Ну так приручил — отвечай!

Наливаю две кружки крепкого чая и подталкиваю к девушке миску с сушками. Когда грызешь, меньше думаешь лишнего.

— Итак, что случилось?

Марина прекратила жевать, сделала глоток чая. То есть устроила паузу для размышлений, что и требовалось в нашем деле.

— Меня Якушев замуж позвал.

— Чего?

Ну вот обиделась, надулась как мышь на крупу. Пришлось состроить умное лицо и посмотреть прямо в глаза.

— Я серьезно. Взял и предложил сегодня с утра.

— Ну и чего ты, дуреха, плачешь тогда? Радоваться надо! Чай не последний мужик замуж зовет.

Соколова снова скуксилась, пришлось опять прижать к себе погладить по волосам.

— Я боюсь…

«Начинается!»

Вот хрен этих женщин поймешь. Не зовешь — плохо, зовешь — опять неладно. Видимо, мой взгляд был так красноречив, что Марина отпрянула в сторону и сердито заговорила.