Из моих глаз привычно побежали слезы. Их вытерли шершавой рукой, погладили по голове. Леший тяжело вздохнул. Обратился к врачу: — Что вы так расстроились? Все в порядке. Нет никакой беременности — женские дела просто. Вода в источнике в течении суток обновляется семь раз сама собой, если мне не изменяет память.

— Восемь, — ответила врач.

— Ну, и что ж такого? Не яд же? Подумаешь… Я отнесу ее в номер. Пусть полежит там.

В номере мы продолжим разговор… Понятно было, что придется обо всем рассказывать. Но не было сил ни говорить об этом, ни плакать больше. Нужно было осмыслить последствия того, что я сейчас узнала. Так-то ничего страшного — я же от мужа ребенка жду. А с другой стороны — сложности, много сложностей. Но даже думать сейчас было лень. Хотелось спать, как будто меня кто-то отпустил на отдых и все самое страшное уже позади. Оставалась тревога, беспокойство по поводу моей беременности, но тяжесть, давящая на душу, стала легче, терпимее.

Я и проспала почти до вечера у себя в номере. Потом просто лежала, проснувшись, и смотрела — за окном наступили поздние сумерки и редкий снег пролетал мимо ярких фонарей. Свет в номере не включен, но видно, что на стуле у кровати стоит поднос с ужином. И принесли его недавно — теплой едой пахнет, а не застывшей. Я села и плотно покушала в полумраке — картофельное пюре, филе красной рыбы под соусом, свежий огурец. Отдельно — творожная запеканка со сметаной, чай. Съела все, сходила, осторожно встав, в туалет и снова улеглась спать до утра.

А утром страшно запаниковала, вспоминая, что вставала. А если мне нельзя? И в туалет хочется уже, а теперь страшно вставать. А с другой стороны… вчера же обошлось? Села осторожно и тут в дверь стукнули, и вошел тот самый леший. Я сразу выяснила самое важное на этот момент:

— Вставать мне можно?

— Плавненько, осторожненько… можно.

Очередной поднос с едой стоял на стуле. На этот раз молочная пшенная каша, два отварных яйца, хлеб с маслом, сладкая булочка с сыром и чай.

— Ешь. Я пока буду рассказывать.

— Извините, вы не представились, а я не спросила — как вас зовут?

— У нас в семье у всех имена на букву «Е». Самое приличное у Женьки. Есть Егорий и Ерофей, Епифан и Ермолай. Я Елизар.

— Красиво. Зря вы так… все имена приличные, — протянула я, — а как вас называет жена?

— По-разному. Ты ешь, ешь. Сынок голодный у тебя. Я звонил Сашке…

Ложка выпала у меня из руки, заляпав кашей пол. Елизар продолжил:

— Спросил его, как у него дела, сказал, что дом готов. Совсем готов. Он сказал, что дарит его моей семье с самыми лучшими пожеланиями. Я спросил, как дела у Маши. Он ответил, что ты должна быть в порядке, раз у тебя такая заботливая родня. Я спросил, что у вас случилось, почему поменялись планы? Оказалось, что все хорошо, просто он уезжает куда-то за границу. И положил трубку. Вот и весь разговор.

Про сына, Маша, ему все равно потом придется сказать. Одна ты волка не воспитаешь…

И я начала рассказывать, пришлось. Все до последнего слова, которое вспомнить смогла. Что-то это мне напоминало… Он сходил и вымыл ложку, вручил опять мне. Я ела, обдумывая, что сказать дальше, говорила… И сказала в конце, что предатель и просто слабовольный мужчина тоже не воспитает волка, а я того унижения не прощу. Даже если бы и простила, жить с ним в ожидании очередной неизбежной измены и на правах любовницы не буду. Мне ясно обозначили перспективы. И я разлюблю его, уже разлюбливаю… разлюбляю… в общем — процесс пошел. Потому что стыжусь за него перед родными, а это значит… я не могу найти ему оправдания, как ни хочу этого — нет его. И я потом буду искать такого мужа, чтобы, как за каменной стеной за ним, чтобы настоящий. Я даже ухмыльнулась нагло, насколько смогла.

— На этот момент я твои действия одобряю. Скажи, твоя родня знает о том, кто твой муж?

— Был мужем. Знают.

— Мне нужен телефон твоего деда. Хочу поговорить, нужно посоветоваться, порешать вместе. Расскажу тебе все, как приеду. Тебе же проще будет, если новость сообщу ему я.

— Откуда приедете? — насторожилась я.

— Из Вилючинска, понятное дело, — удивился он, — не думаешь же ты, что я такие вещи буду обсуждать по телефону? Только о встрече договорюсь и все. А разговаривать будем с глазу на глаз.

Номер я дала, еду доела и он ушел. Потом заглянул и доложил, что сегодня же выезжает и ждать его нужно завтра к вечеру. И что Женя просил зайти к нему. Я не хотела никуда идти и ни с кем говорить и поэтому покачала головой.

— Ну, как хочешь. Жди тогда. Ешь нормально. Ходи пока тихонько, плавненько, не спеша. Я смотрел там — массаж твой можно, жемчужную ванну можно, озокерит для красоты — тоже можно. Получай удовольствие. Гулять нужно, плакать и истерить нельзя — вредно для ребенка. Все.

Снежок, изредка пролетавший вечером за окнами, постепенно превратился во вьюгу. Усилился ветер, затянуло небо, из окружающего пейзажа исчезли высокие красноватые конусы сопок.

Завтра приезжали дедушка и Елизар. Деду пора было домой, он сильно задержался на Камчатке.

Я четко следовала инструкциям — ела, гуляла, получала удовольствие от процедур. Несколько раз видела диетсестру, прогуливающую на кресле Женю по дорожкам и еще — он питался в столовой. Потом, когда дышала свежим воздухом на ночь, увидела ее выходящей из нашего корпуса уже ночью, через несколько часов после ужина. Как видно, дела у них шли на лад.

Продолжая интересоваться минералогией, я тиранила ноутбук. Узнавала, какие виды обработки самоцветов существуют, какие приспособления есть для этого. Про шлифовальный станок я слышала. Кроме него, куча всего нужна была для обработки камня. Кроме того, с этим нужно было уметь работать. Тот же распил… А еще металл для оправ. Просто ложку для этого не переплавишь. А сама переплавка? Я уже рассматривала все вяло и безразлично, просто, чтобы занять медленно текущее время.

Дедушку встретила, когда шла на ужин. Хотела кинуться к нему и повиснуть, как мартышка, но замерла и осторожно, плавненько подплыла и чмокнула, глядя на него с гордостью. Радуется он или нет, что скоро станет прадедом? Радовался, конечно, потому что обнял меня и минут пять не давал отстраниться, пыхтел подозрительно. Поужинали, сидя за одним столиком — он купил талон. Кормили запеканкой из риса и оленины и маринованной рыбой. За столиком Жени ужинал его брат.

Потом разошлись по номерам. Мы к себе, а они к себе.

— Деда, ты не расстроился, что это волчонок?

— Машка, я вот уже некоторое время без пренебрежения и недоверия отношусь ко всей этой мистике. Я принял все это. И почему он волчонок? Вообще не смей так говорить о моем правнуке. Это просто глупо… Мальчик, ребенок…Если ты не знаешь, я же его заставил показать мне…

— Знаю, знаю…

— Так вот — это красиво, Маша. Это не волк по размерам, больше, крупнее… да ты сама, наверное, видела…

— Не видела…

— Кхм… ну, красиво, в общем, — он печально смотрел на меня.

— Как в «Сумерках»? — загорелась я.

— Нет, там видно, что рисованные. Кукольные какие-то, слишком лохматые. А тут — мех ровный, но пышный, серовато- черный, кое-где чуть с рыжиной… воротник основательнее, глаза синие сверкают, как камни… лапа такая, что…когти, клыки длинные, белоснежные… И пахнет не псиной, а… теплый такой запах, домашний, что ли? И рост — голова мне по грудь… да-а… Целесообразности в таком эволюционном выверте я не вижу, пользы тоже. Но если правнук иногда будет таким, то и плохого в этом ничего нет, как и хорошего, впрочем. Главное — сделать все для его безопасности, чтобы это не грозило ему никакими неприятностями. И в первую очередь, чтобы о нем не узнали они.

— Вы это обдумали с лешим?

Дед оживился, даже заерзал в кресле.

— Маш, вот экземпляр, да? Горжусь знакомством. А давай к ним пойдем сейчас? Все равно решать необходимо вместе. У меня тут с собой куча подарков пополам со взятками — красная рыбка, икры две банки… разной. Балык копченый из оленины и самогон на местных травах… мох, что ли? Ох, и вещь, доложу я тебе…