— Они… они нас всех поимели, — грустно улыбается директор. — Все это время мы думали, что Амарэ подчиняется нам, но на самом деле это мы танцевали под их баян. Они были стартовой площадкой. Они готовились к его появлению. К появлению Константина Кибы…

— Что за чушь ты несешь? — рычит Хидан.

Директор вздыхает:

— Кира должна была объяснить ему, рассказать в чем дело, подготовить к миссии, но… не смогла. Не спрашивай какой, я сам не понял. Много лет она воспитывала его вместе с братом и сестрой, практикуя на них гипнотическое направление разума. Ее психика не выдержала, и она сломалась, привязалась к детям. И даже понимая, что он — это больше не он, она не хотела раскрывать ему карты, прикрываясь обычной матушкой. Но потом ее стали подозревать в Амарэ. Ведь ее сын Константин Киба очевидно изменился, стал слишком заметный. Но она была главой и запрещала остальным вмешиваться, придумывая все более глупые отмазки из разряда «его разум не готов», «время еще не настало»… О, не смотри так на меня Хидан. Для меня эти слова были такими же бессмысленными, как и для тебя сейчас.

— Продолжай, гайдзин. Быстрее. Мне очень интересно, чем закончатся твои бредни.

— Сначала Кира разобралась с членами Амарэ, которые были в курсе всего. Она обернула всё несчастным случаем. Мы не афишировали этот случай, чтобы не привлекать внимания общественности к ответвлению своего клана. Знал бы ты сколько ночей я из-за этого не спал.

Хидан явно на грани терпения:

— Куда. Она. Его. Отвезла?

— В тот день она отвезла его в один из Исталских Склепов, Хидан. Дала мощный транквилизатор, соврав, что это таблетки от головы. Кира говорила что-то про какой-то эфир в этих склепах. Что там он откликается, хоть и скудно. Мне было тяжело понять, что имеется в виду, потому что тогда она уже сходила с ума. Но суть я уловил. Кира хотела изгнать какое-то могущественное чудовище, которое заселилось в теле ее сына… Она хотела вернуть своего настоящего сына, — директор делает небольшую паузу. — Но у нее ничего не получилось. Несмотря на все попытки, единственное что она смогла — замедлить его настоящее пробуждение. То, которое ему было даровано богами, или что-то в этом духе. Вроде как Кира лишила его этого навсегда.

Акане икает:

— Н… настоящее пробуждение?

На нее никто не обращает внимание, кроме директора:

— Да, Акане. По плану он должен был измениться, пробудив сумму. Уж как именно, я не понял. Но не так, как мы привыкли это видеть. Иначе. Кира сказала, что он должен был «вернуть своё физическое превосходство». Что бы это не значило…

Элеонора мало что понимает из этой белиберды:

— Да-а-а, директор. Большей околесицы я в жизни не слышала. Ты хочешь сказать, что среди нас рептилоиды, что ли? И Киба среди них? Ваш Амарэ готовился к его приходу? И Кира была главная?

Хидан косится на дверь, через которую периодически просачиваются языки красного тумана. Но Элеонора пока справляется.

— Тот же вопрос я задал Кире, Элеонора. Она сказала, что сначала они были обычными людьми. Они и правда являлись экспериментальным ответвлением Исталов. Но когда Амарэ стали практиковать сумму в гипнотическом направлении разума, то сильнейшие из них что-то услышали… Почувствовали, если тебе так удобно. На протяжении десятилетий в их головах что-то шептало, настраивало, уговаривало и повелевало. Чем больше все мы познавали сумму, тем громче звучали эти голоса. В конце концов, Амарэ стали марионетками, сами того не осознавая. Сначала был лишь какой-то шёпот, потом голоса, а потом и повелевающая воля, ослушаться которую они были уже не в силах.

— Серьезно? Она все тебе это рассказала? Так себе воля…

— Кира была сильнейшая в направлении разума. Но в то же время слабейшая из-за привязанности к детям. Да, она все смогла мне рассказать, хоть, по ее словам, голоса наказывали ее за это, мешали говорить и предавать. Я не поверил ей тогда. С членами Амарэ часто случались такие галлюцинации. А когда я видел ее последний раз, она… была на грани. Такое ощущение, что ее мозги просто таяли. Но она говорила, что готова к этому. А когда ее сына убили Фрагоры… хм… она стала обвинять в этом чудовище из Кибы. Тогда-то ее разум совсем и ослаб. Она понимала, что рано или поздно ее накажут за предательство. Так и случилось… — директор запинается. — Я… я… пожалел ее. Она долго была мне другом и союзником, поэтому я… отпустил ее вместе с дочерью. Устроил побег. Не мог смотреть на… это. Две камеры. Умирающая мать и дочь. Стеклянные стены… Я ничем не мог им помочь, но знал что их в этом концлагере ждет только боль и бесконечные эксперименты. На тот момент я думал, что она просто… сходит с ума… Но сейчас… Я понимаю, что все это было правдой. Я потом пытался поговорить с Кибой, надавить… но… боялся увидеть в нем что-то… Боялся, что копну глубже и это погубит мою школу.

Акане хлюпает носом. Элеоноре тоже не по себе от этой истории, хотя она в нее не особо верит.

Директор поднимает распухшее лицо, обводит взглядом всех присутствующих:

— Вы понимаете, почему я это рассказываю? Я не мог бы выдумать такой бред, вы это должны понимать. Сейчас мне нет смысла врать. Десятилетия, а может и столетия, мы играем в их игры, разбираясь друг с другом. Какая-то инопланетная, простите, хрень. Иноземцы, пришельцы, называйте их как хотите. Они среди нас. Намного ближе, чем нам хотелось бы. Об это догадываются лишь в самых верхах, но они мало что могут сделать. Мы собираем для них пазлы, не задаваясь вопросом, а… кому мы на самом деле их собираем? Нашим кланам или… — кивает на монитор. — Им. Сейчас мы видим, что один человек с силой, многократно превышающую силу главы клана, хочет уничтожить их. Он точно не человек. А с другой стороны, точно вторженец, который хочет ему помешать. Хидан… подумай. Жить нам осталось минут десять. При этом мы имеем самое могущественно оружие в истории. Все четыре пазла. Может… — смотрит на Элеонору, — сейчас мы их и не можем использовать, но…

— Не мямли, гайдзин, — рычит Хидан.

Хоть он и пытается выглядеть круто, Элеонора видит, как трясутся его руки. Видимо, он знает что-то, что убеждает его в том, что директор говорит правду. Что за…

Директор с хрипом выдыхает:

— Мы должны выжить, Хидан. Любой ценой. И распорядиться пазлами самостоятельно. Прости меня, я не хочу глумиться над этим, но ваш глава мертв. Джунсиначи на пороге внутренних разборок за власть и войны со всеми. Ты не знаешь, кому достанутся пазлы, если сможешь выжить… Но если они не достанутся никому, то… — речь директора бессвязная, видно, как тяжело он подбирает слова, — …то это тоже плохо. Когда тебя окружают могущественные вторженцы, мы должны иметь хоть какой-то козырь. Мы обязаны выжить и сохранить пазлы для себя!

Директор набирает полную грудь легких:

— Выпусти его, Хидан, раздери собаки твой дрянную честь! ВЫПУСТИ КИБУ РИО!

Акио Бьякуя

Подчиненный Хидана Мацуо-сама

Двадцать семь лет

Акио понимает, что ему осталось недолго. Он умирает. Ни защитный костюм, ни противогаз, ни зелья Исталов, ни сумма женщины-гайдзина, не спасают его от ядовитого тумана. Он проникает, жжется, убивает…

Но Мацуо-сама приказал. А приказ будет выполнен. Честь для Джунсиначи важнее, чем жизнь. Они запомнят Акио, как воина, отдавшего свою жизнь ради воли господина.

Эти мысли помогают собраться, перетерпеть. Несколько раз Акио останавливается, тяжело дышит, опираясь рукой о стену. Идет снова, спотыкаясь…

Третий раз он уже останавливается и думает, что вот, сейчас всё — тело откажет и он умрет, так и не добравшись до ТОГО человека. Не сможет исполнить волю господина.

А это страшный позор…

Акио сжимает десна, ведь все зубы повыпадали, ковыляет дальше…

Мацуо-сама считает, что ТОТ человек жив. Кто Акио такой, чтобы сомневаться в словах своего господина. Жив — значит жив.

Когда Акио добирается до заветной двери, то вся его одежда уже превратилась в какой-то кисель, а цвет кожи изменился на красный. Вены на его руках просвечивают. Да что уж, похоже даже органы просвечивают.