— Вы чего на пацана наехали? Совсем берега попутали?

Паша смотрится внушительно даже похудевшим. Обычно он у нас решал проблемы на базаре. Кеша вытирает кровь носовым платком и гнусавит:

— Парни, сам разберусь.

— А вот уж хрен!

Я пока не вмешиваюсь. Фарцу, что тусит у Балатона, признал сразу. Второй по виду типичная шестерка. А вот третий, здоровый парень в кожанке представляет интерес. Помню я его. Загребли с той бандой, что в этом районе верховодила. Вышел или тогда схоронился? Придется все-таки брать дело в свои руки. Драка ничего не решит, хотя я к ней готов. Тут вопрос более серьезный.

— Проблема в чем?

Фарца гнусно улыбается, меня он также признал и считает ровней:

— Тебе какое дело, мальчуган? Должен он нам.

— Кеш, это так?

— Гонит, гнида.

Шпане наш разговор не нравится. Главный в кожанке рявкает:

— Кислый заглохни!

Я поворачиваюсь к нему и киваю в сторону двери:

— Перетрем, Чалый?

Здоровяк дергается, но масть держит. Мы выходим на крыльцо и спускаемся вниз. Я его не боюсь, но все равно стою немого боком, «в позиции». В случае внезапного удара проще уйти от него. Знакомство с морпехами получилось полезным. В их арсенале было немало простых, но весьма эффективных приемчиков.

Разговор же сразу беру в свои руки, нечего тут командовать всяческой шпане.

— Чего надо, Чалый?

— Откуда мое погоняло знаешь?

— Не много масти на себя берешь? Ты же обычная подзаборная шпана. Не дёргайся, а то потом проблем не огребешь. Подполковника Соколова знаешь?

Парень тут же темнеет лицом и злобно роняет:

— Вот откуда мне твоя рожа показалась знакомой, легавый.

— Я не мент. Но тебя предупредил. Дернешься, я тебя закопаю.

— Твой кореш денег должен. А долг священен!

— Вот ты жадный, Чалый.

— Не тебе судить, фрайер.

— Он давно завязал.

— Процент накапал.

Вот тут я не выдержал и вскипел. Сволочь уголовная! В ростовщика решил поиграть? Я резко придвинулся к Чалому, тот даже от неожиданности уронил зажигалку. Не ожидал подобной прыти?

— Не охренел часом, шелупонь подзаборная? Еще раз такое увижу, сам тебя прикопаю. А меня Соколов отмажет.

Парень побледнел:

— Ладно-ладно, не кипешуй! Это Кислый нас напряг, ему долг. Я вааще не при делах.

— Тогда разойдемся ровно и претензий лично к тебе иметь не буду. А ты мое слово знаешь.

Мне тоже не хотелось сейчас устраивать здесь разборки. Через несколько дней в Москву ехать. В случае чего напрягать кураторов придется. Оно мне надо? Видимо, Чалому тоже светиться зря не хотелось. Он уже жалел, что ввязался в гнилые разборки жадного до денег фарцовщика.

— Базара нет.

— Но с Кислым я сам поговорю.

— Ага, — здоровяк криво улыбнулся. — Тогда и от меня ему горячий привет.

Ручкаться не стали. Не та ситуация, да и мне противно. Бьют по рукам мужчины, а это …чепушило.

Кислый поначалу еще пытался хорохориться. Паша, узнав, что эта сука поставила его кореша на проценты, хотел уделать его тут же, но я выгнал обоих в бар. Закрыв дверь в туалет, я повернулся к хитропопому адепту дикого капитализма.

— Так говоришь, Кеша тебе денег должен?

— У нас так. Рупь вход, два выход. Этот козел знал, на что шел.

— То есть по-хорошему не хочешь?

— Ну это ты мелкую шпану запугать можешь. А тут серьезные люди встрянут.

«Вот сученыш!»

— Значит, я, — мне внезапно вспомнился лицедей из моего будущего. Был такой утырок актер Петров. Я начал вести себя, как он в дурацком сериале «Полицейский с Рублевки», — по твоему мнению несерьезен? — фарцовщик начал о чем-то догадываться. — Ты совсем рамсы попутал, Кислый? Какие проценты? С твоих шмуточных спекуляций? Валютных операций? Ну давай колись! Я тебя под расстрельную статью подведу, сучару.

Парень побледнел:

— Ты чего гонишь?

— Я гоню? Это я еще не гоню! — жаль меня со стороны никто не видит. Но надо запомнить жестикуляцию и поведение. Внезапно мне жутко понравилось быть наглым и крутым. Таким дерзким пацанчиком! Ха, да это же гормоны! В обычной жизни мешает даже не груз прошлых лет, а воспитание. Сейчас же под влиянием выпивки и впрыском гормонов я внезапно стал тем, кем иногда бывал раньше. Двуликий Янус присутствует в каждом человеке. Но мы обычно нашу черную изнанку гасим. Боимся себя иных.

Кислый видит перед собой отмороженного ушлепка и начинает обтекать:

— Ну так дела не делаются, парень.

— Какие у тебя дела, фуфел. Или ты думаешь, что я не знаю, кому ты стучишь? Кураторов твоих из «конторы»?

Удар под дых. Фарца резко бледнеет. Он перепутал, и я оказался еще страшнее. Чалый отвалил, получается, совсем по другому раскладу, а отвечать за все нынче ему. Собственной драгоценной шкурой.

— Да я…

— Ты! Слушай сюда. Говоришь своим утыркам, что все разрулил. Свои лавэ доложишь, если что. Слышишь меня?

— Дддаа…

— Иначе я тебя солью, и на сколько кусочков твою тушку порежут, мне как-то по хрен. Усек? Теперь вали отсюда!

Снаружи дверь туалета с нахмуренной рожей сторожил Паша. Рядом стоял потерянный Иннокентий. Не знаю в какое дерьмо он попал, но по ходу разрулить получилось.

— Все, Кеш, ты свободен. Только не спрашивай, как мне это удалось.

Мой бравый вид успокаивает друзей, и мы идем в бар. Девчонки под шумок свалили. Хотя нет, Лариска трет у стойки бара с каким-то мутным пареньком. Ох, неймется дурехе! Мой взгляд заметил Павел.

— Дура она набитая и есть! Родила инвалида от залетного, так еще приключений на задницу ищет. А это у нас что такое?

Павел увидел на своей тарелке салфетку, прочитал послание и тут же расцвел. Я успел заметить номер телефона и подначил друга:

— Можно поздравить?

— Посмотрим! Кеша, разливай, да по коням. Завтра на работу рано вставать.

По пути домой мы много смеялись, вспоминали разное из прошлого. Делились планами. Эх, молодость! Почему же ты так быстро проходишь?

В этот раз лечу в столицу не первым утренним рейсом. Их летом стало заметно больше, так что можно не вставать в пять утра, а улететь немного позже. Сижу в кресле и вместо того, чтобы спокойно подремать, кляну себя самого последними словами. Ну какая может быть семейная жизнь с этаким Казановой! И отыграть назад уже никак невозможно. Ломать чужие судьбы я себе позволить не могу. Слишком много туда вложено. Но как жить дальше? И куда деть вчерашнее?

Ведь именно вчера около дома мне как будто невзначай прямо в лоб вылетала та самая Анечка Саморохина. Она красочно в лицах изобразила нечаянную встречу. Умеет лиса. Я прервал её словоизвержение одним простым вопросом:

— Ко мне зайдешь?

На щеках девушки тут же выступил румянец:

— Ну если ты приглашаешь?

То есть она напрашивалась, но как бы все равно боялась. Чего взять с двадцатилетней девчонки? Хорошо хоть у меня в заначке нашлось неплохое вино, и с утра как раз в «Восходе» затарился фруктами. Август же! Слово за слово, поцелуй за поцелуем. Ну не мне рассказывать вам, как раскочегарить девушку. В итоге мы оказались в одной постели. Благо, я на прошедшей выставке заприметил среди образцов красивый и весьма широкий диванчик и договорился о его продаже. При погрузке его немного цокнули и потому мне отдали за полцены.

Вот на этом широком предмете мебели мы с Анечкой и развлекались до утра. Если поначалу она смущалась меня, то затем удалось расшевелить девушку, и на поверку она оказалась довольно пикантной штучкой. И да — её ноги были на моих плечах. Так сказать, воплотил фантазию. А чего поделать? Непонятная химия внутри меня делает процесс необратимым. Мозги напрочь вырубаются. Потому я сейчас такой не выспавшийся и смурной. Хотя ничего Анечке не обещал. Как и Саморохина мне. Так сказать, насытили свое неуёмное любопытство и хватит. Хотя…

Да твою же налево! Лучше не вспоминать. А как тут забудешь такие длинные ноги! Да и все остальное такое … соразмерное. Анька цену себе знает, повернулась ко мне чуть боком, чтобы абрис бедер четче выставить. Полушария грудей ни на сантиметр не обвисли, а светлый треугольник в паху манит к себе еще более нетерпимо. Время, когда настоящих блондинок было заметно сразу.