Читать "Мастера русского стихотворного перевода. Том 1" - Григорьев Аполлон Александрович, Барков Иван Семенович, Катенин Павел Александрович, Полонский Яков Петрович, Кюхельбекер Вильгельм Карлович ""Кюхля"", Михайлов Михаил Михайлович, Фет Афанасий Афанасьевич, Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович, Пушкин Александр Сергеевич, Милонов Михаил Васильевич, Лебедев Иван Владимирович, Иванчин-Писарев Николай Дмитриевич, Струговщиков Александр Николаевич, Гнедич Николай Иванович, Мей Лев Александрович, Ломоносов Михаил Васильевич, Лермонтов Михаил Юрьевич, Костров Ермил Иванович, Шевырёв Степан Петрович, Вронченко Михаил Павлович, Миллер Фёдор Богданович, Бенедиктов Владимир Григорьевич, Павлова Каролина Карловна, Дружинин Александр Васильевич, Греков Николай Иванович, Полежаев Александр Иванович, Аксаков Константин Сергеевич, Тургенев Иван Сергеевич, Давыдов Денис Васильевич, Баратынский Евгений Абрамович, Дуров Сергей Фёдорович, Тютчев Федор Иванович, Батюшков Константин Николаевич, Козлов Иван Иванович, Майков Аполлон Николаевич, Востоков Александр, Берг Николай Васильевич, Раич Семён Егорович, Пальм Александр Иванович, Сумароков Александр Петрович, Карамзин Николай Михайлович, Хемницер Иван Иванович, Туманский Василий Иванович, Деларю Михаил Данилович, Жуковский Василий Андреевич, Дельвиг Антон Антонович, Веневитинов Дмитрий Владимирович, Гербель Николай Васильевич, Плещеев Алексей Николаевич, Дмитриев Иван Иванович, Губер Эдуард Иванович, Мерзляков Алексей Федорович, Толстой Алексей Константинович, Тепляков Виктор Григорьевич, Воейков Александр Федорович, Крылов Иван Андреевич - Страница 78

Содержание

Сохранить

Настройки

...

104

И горюя, и тоскуя,

Чем мечты мои полны?

Позабыть всё не могу я

Небылицу старины.

Тихо Реин протекает,

Вечер светел и без туч,

И блестит, и догорает

На утесах солнца луч.

Села на скалу крутую

Дева, вся облита им;

Чешет косу золотую,

Чешет гребнем золотым.

Чешет косу золотую

И поет при блеске вод

Песню, словно неземную,

Песню дивную поет.

И пловец, тоскою страстной

Поражен и упоен,

Не глядит на путь опасный:

Только деву видит он.

Скоро волны, свирепея,

Разобьют челнок с пловцом;

И певица Лорелея

Виновата будет в том.

<1839>

Фердинанд Фрейлиграт

261. Гробовщики

«Прискорбное дело ведется к концу,

На этой постеле лежать мертвецу!»

— «Эх, брат, а тебе что? Твоя ли беда?

Дешевая, знать, твои слезы вода».

— «Нет! право, берет поневоле озноб:

Приходится первый ведь делать мне гроб!»

— «Последний ли, первый ли, — равны они;

На, выпей-ка чарку да песнь затяни.

Да доски сюда принеси ты в сарай,

Пилой распили их, рубанком строгай;

Прилаживай доску к доске ты живей,

Да черным суконцем, как должно, обей.

Да стружки потом подбери ты с земли,

Да ими сосновое дно устели,

Чтоб в гробе — такое поверье у нас —

На стружках отжившая плоть улеглась.

Внесешь гроб ты завтра к покойнику в дом;

Положат, накроют — и дело с концом».

— «Готовлю я доски, и мерю я их,

Но дум не могу пересилить своих;

Строгает рубанок, и ходит пила,

Но мутны глаза, и рука тяжела.

Смотрю, чтоб к доске приходилась доска,

Но в сердце томление, в сердце тоска.

Прискорбное дело ведется к концу,

На этой постеле лежать мертвецу!»

1855

Виктор Гюго

262. Видение

Увидел ангела в стемневшей я лазури:

Смирял его полет тревогу волн и бури.

«Что ищешь, ангел, ты в безрадостном краю?»

Он отвечал: «Иду я душу взять твою».

И грустно на меня смотрел он женским ликом.

И страшно стало мне; я вскрикнул слабым криком:

«Какой настал мне час? что станется со мной?»

Безмолвный он стоял. Сгущался мрак ночной.

«Скажи, — дрожащее я выговорил слово,—

Взяв душу, с ней куда, средь мира ты какого

Отсюда улетишь?» Он продолжал молчать.

«Пришлец неведомый! — воскликнул я опять, —

Ты смерть ли, или жизнь? Конец или начало?»

И ночи всё темней спускалось покрывало,

И ангел мрачен стал и молвил: «Я любовь!»

И краше радости на сумрачную бровь

Печать тоски легла — и тихого всесилья,

И звезд я видел блеск сквозь трепетные крылья.

<1858>

С. Ф. Дуров

Огюст Барбье

263. Дант

О старый гибеллин! когда передо мной

Случайно вижу я холодный образ твой,

Ваятеля рукой иссеченный искусно, —

Как на сердце моем и сладостно и грустно…

Поэт! В твоих чертах заметен явный след

Святого гения и многолетних бед!..

Под узкой шапочкой, скрывающей седины,

Не горе ль провело на лбу твоем морщины?

Скажи, не оттого ль ты губы крепко сжал,

Что граждан бичевать проклятых ты устал?

А эта горькая в устах твоих усмешка

Не над людьми ли, Дант? Презренье и насмешка

Тебе идут к лицу. Ты родился, певец,

В стране несчастливой. Терновый свой венец

Еще на утре дней, в начале славной жизни,

На долю принял ты из рук своей отчизны.

Ты видел, как и мы, на отческих полях

Людей, погрязнувших в кровавых мятежах;

Ты был свидетелем, как гибнули семейства

Игралищем судьбы и жертвами злодейства;

Ты с ужасом взирал, как честный гражданин

На плахе погибал. Печальный ряд картин

В теченье многих лет вился перед тобою.

Ты слышал, как народ, увлекшися мечтою,

Кидал на ветер всё, что в нас святого есть, —

Любовь к отечеству, свободу, веру, честь.

О Дант, кто жизнь твою умел прочесть, как повесть,

Тот может понимать твою святую горесть,

Тот может разгадать и видеть — отчего

Лицо твое, певец, бесцветно и мертво,

Зачем глаза твои исполнены презреньем,

Зачем твои стихи, блистая вдохновеньем,

Богатые умом, и чувством, и мечтой,

Таят во глубине какой-то яд живой.

Художник! ты писал историю отчизны;

Ты людям выставлял картину буйной жизни

С такою силою и верностью такой,

Что дети, встретившись на улице с тобой,

Не смея на тебя поднять, бывало, взгляда,

Шептали: «Это Дант, вернувшийся из ада!..»

1843

264.

Как больно видеть мне повсюду свою горесть,

Читать, всегда читать одну и ту же повесть,

Глядеть на небеса и видеть тучи в них,

Морщины замечать на лицах молодых.

Блажен, кому дано на часть другое чувство,

Кто с лучшей стороны взирает на искусство!

Увы, я знаю сам, что если б на пути

Я музу светлую случайно мог найти —

Дитя в шестнадцать лет, с кудрями золотыми,

С очами влажными и ярко-голубыми, —

Тогда бы я любил цветущие долины,

Кудрявые леса, высоких гор вершины;

Тогда бы, кажется, живая песнь моя

Была светла, как день, игрива, как струя.

Но каждому своя назначена дорога,

Различные дары приемлем мы от бога:

Один несет цветы, другой несет ярмо.

На всяком существе лежит свое клеймо.

Покорность — наш удел. Неволей или волей,

Должны мы следовать за тайной нашей долей,

Должны, склонясь во прах, покорствовать во всем,

Чего преодолеть не станет сил ни в ком.

От детства мой удел был горек. В вихре света

Я, словно врач, хожу по койкам лазарета,

Снимая с раненых покровы их долой,

Чтоб язвы гнойные ощупывать рукой…

1844

Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница

Войти на сайт

Регистрация