Данте 176. Ад Из песни IV В главе моей, глубоко усыпленной, Внезапный гром раздался: я вскочил, Как человек, испугом пробужденный. Кругом себя я пристально водил Пытливый взор, покоем освеженный, Желая знать то место, где я был. Под нами вниз спускались бездны склоны; И скорбью злой кипела бездна эта, И в вечный гром ее сливались стоны, И глубина ее была без цвета: Мой острый взор, как ни пытался дна, На что упасть, не обретал предмета. «Под нами ад — слепая глубина! Сойдем в нее; я первый — ты за мною», — Вождь рек и стал бледнее полотна. Заметив то, я с трепетной душою К учителю: «Когда робеешь ты, То чем же я свой трепет успокою?» И он в ответ: «Напрасны суеты! При виде бездны сей многострадальной Мою тоску за трепет принял ты. Идем, идем: нас путь торопит дальный!» — Так говоря, мы вместе с ним вступали Печальной бездны в круг первоначальный; И здесь, когда прислушиваться стали, Здесь не был плач, не вопли муки, но Вздыханья вечный воздух волновали: От скорби без мучений было то; И скорбью той мужчины, жены, дети — Все возрасты страдали заодно. Учитель мне: «Ты не спросил, кто эти? И почему вздыханьям их нет меры? Греху они не попадали в сети: Меж ними есть и доблести примеры. Но мало то: они не крещены И не прошли вратами вашей веры. До христианства в мире рождены, Пред светом истины смыкали вежды: Я в их семье, участник их вины. Мы здесь живем — несчастные невежды, Погибшие незнаньем: наш удел Томиться всё желаньем без надежды». 1839 В. Г. Тепляков Иоганн Вольфганг Гете 177. Я твой, я твой, когда огонь Востока Моря златит; Я твой, я твой, когда сафир потока Луна сребрит. Я зрю тебя, когда в час утра бродит Туман седой; В глухую ночь, когда пришлец находит Приют святой. Ты мне слышна, когда в реке игривой Журчит струя; Слышна, когда в дубраве молчаливой Блуждаю я. Светило ль дня над морем умирает В стране чужой — И в хоре звезд рубиновых мелькает Мне образ твой! <1828> Из народной поэзии
178. Румилийская песня Меж тем, как ты, мой соловей, Поешь любовь в стране далекой — Отрава страсти одинокой Горит огнем в душе моей! Я вяну; пены волн морских Стал цвет ланит моих бледнее; Ты помнишь — яркий пурпур их Был русских выстрелов алее! Приди ж, о милый, усладить Тоску любви, души томленье; Приди хоть искрой наслажденья Больное сердце оживить! Блестящий взор твоих очей Острей и ярче стали бранной; Свежей росы, огня живей Твой поцелуй благоуханный! О милый! пусть растает вновь Моя душа в твоем лобзаньи; Приди, допей мою любовь, Допей ее в моем дыханьи! Прилипну я к твоим устам, И всё тебе земное счастье, И всей природы сладострастье В последнем вздохе передам! Приди ж, о милый, усладить Мою тоску, мое томленье; Иль дай мне яд любви допить — И не страшися преступленья! <1832> 179. Татарская песня О роза юная, зачем Весны твоей дыханье Пьет хана старого гарем, Как гурии лобзанье? Пусть ясен огнь твоих очей, Пускай их стрелы метки — Ты в золотой тюрьме своей Как птичка в пышной клетке! Однажды, утренней зарей, Прекрасная купалась; Играла с резвою струей, За блеском волн гонялась. Горела пена на власах, Подобно пышной сетке, — Свободен ты, жемчужный прах, А дева — птичка в клетке! Граната спелая бледней Ланит ее огнистых, Ветвь кипарисная светлей Кудрей ее струистых; Но что ж всегда, везде она — В саду, в густой беседке, В златом гареме — всё грустна, Как птичка в пышной клетке?.. Иль грусть любви в душе таит Наш ангел черноокий, Иль сердце бедное болит По родине далекой?.. Так наш байдарский соловей Пел на лавровой ветке: Он счастлив вольностью своей, А дева — птичка в клетке! <1832> |