— А все другие осужденные повешены? Те, что ожидали своей очереди на повозках.

— Разумеется, все прочие казни свершились своим чередом, — пожал плечами врач. — Городские простолюдины очень разочарованы. Только и разговоров о том, что джентльмен, на казнь которого все так хотели полюбоваться, спасся благодаря уловкам законников, а бедняков вздернули на виселицу.

— Что ж, это чистая правда.

Белайс искоса взглянул на меня и счел за благо сменить тему:

— Вам повезло еще и в том, что у вас есть хорошие друзья. Мастер Овертон быстро связался с мастером Бараком и миссис Джозефиной, и они втроем по очереди дежурили у вашей постели. После того как спазм пройдет, вы сможете двигаться, но только очень медленно и осторожно. И помните, вам надо оставаться в постели еще как минимум сутки. Надеюсь, завтра, в крайнем случае послезавтра, я разрешу вам встать. Согласно моим принципам, больных не следует оставлять в кровати, когда в этом нет необходимости. Кстати, с моего одобрения мастер Овертон написал доктору, который лечит вас в Лондоне.

— Огромное вам спасибо, — сказал я. — Жаль, что вы не знакомы с Гаем, наверняка вам было бы о чем поговорить. Читали вы трактат Везалия «О строении человеческого тела»?

— Да, конечно. Книга эта есть в моей библиотеке.

— Гай чрезвычайно ее ценит. Еще раз благодарю вас.

— Подождите с благодарностями, пока не получите счет за лечение, — усмехнулся доктор Белайс. — Врачи еще более алчный народ, чем адвокаты. Да, вот еще что… — добавил он, слегка поколебавшись. — Я приготовил для вас отвар, облегчающий боль. Только смотрите не злоупотребляйте им. Легкий массаж спины два раза в день принесет вам несомненную пользу. Миссис Браун готова этим заняться. Женские руки, как известно, нежнее мужских.

Я сокрушенно вздохнул. Меньше всего на свете мне хотелось обнажать перед кем-нибудь свою горбатую спину. Тем более перед женщиной, Джозефиной…

Замешательство мое не ускользнуло от доктора Белайса, который сообщил:

— Она уже дала согласие. Во время массажа в комнате непременно будет присутствовать мастер Барак или мастер Овертон, дабы избежать кривотолков.

— Массаж действительно необходим мне?

— В этом нет никаких сомнений.

— Если нужен свидетель, то пусть это будет Барак, — попросил я. — Ему уже доводилось любоваться моей спиной.

— Хорошо. А сейчас лежите спокойно. — Он внимательно взглянул на мое изборожденное морщинами лицо и седые волосы. — Мне сказали, вам сорок семь лет.

— Так оно и есть.

— Учитывая состояние здоровья, не староваты ли вы для подобных приключений?

После ухода доктора в комнату вошли Барак и Николас, который выглядел встревоженным и бледным. Я поблагодарил его за участие в спасении Болейна.

— Сам не знаю, как мне удалось вытащить бедолагу из петли, — ответил он, и в голосе его прозвучало искреннее недоумение. — Страшно вспомнить, как все это было… Я держу его, обхватив за ноги, вокруг извиваются и хрипят все эти несчастные, а палач пытается оттащить меня прочь. В довершение ко всему я не сомневался, что вам крышка… — Николас осекся и сокрушенно покачал головой.

Барак тоже казался усталым, однако он шутливо похлопал Овертона по плечу:

— Думаю, дружище, после таких упражнений у тебя здорово окрепли мускулы на руках.

— Ты молодец, Николас, что решил написать Гаю, — сказал я и тут же спохватился: — Да, а как же мои письма к Пэрри и леди Елизавете?..

Забывшись, я попытался сесть; дыхание у меня перехватило от боли, и я повалился на спину.

— Я отослал оба письма, как только получил в суде официальный приказ об отсрочке казни, — сообщил Николас. — Клерки в судебной конторе клялись и божились, что отправили копию констеблю тюремного замка.

— А констебль утверждает, что никакого приказа не получал, — добавил Барак. — Странная вышла путаница, ничего не скажешь. Но разбираться уже поздно, сегодня суд переезжает в Саффолк.

— Ты должен был поехать вместе с ними, — вздохнул я. — Простить себе не могу, что из-за меня ты потерял работу.

— Не переживайте попусту, — пожал плечами Барак. — Говорю вам, мне все это надоело до чертиков. Хорошо, что Тамазин пока ничего не знает. Я останусь с вами до конца следующей недели. Вы ведь сейчас явно не в состоянии ехать в Лондон, верно?

— Джек устроился в моей комнате, — сообщил Николас. — С хозяином постоялого двора мы обо всем договорились. Доктор тоже поговорил с ним, и он разрешил Джозефине ухаживать за вами — при условии, что она будет пользоваться дверью для прислуги, а в комнате всегда будет находиться кто-то третий. Да, чтобы оплатить расходы, мне пришлось воспользоваться вашим кошельком.

— Правильно, — махнул я рукой.

— К счастью, хозяин нашего трактира относится к числу горожан, которые считают вас героем, спасшим от виселицы несправедливо осужденного джентльмена.

— Насколько я понял из слов доктора Белайса, так думают далеко не все, — грустно улыбнулся я.

— Да уж, вы стали предметом жарких споров и словесных баталий, — ухмыльнулся Барак.

— Сыновья Болейна ушли с площади, как только их отца вынули из петли, — сообщил Николас. — Ох, ну и парочка… — Он смолк, не находя подходящих слов.

— А как там Изабелла?

— Сегодня утром отправилась в Бриквелл вместе с Чаури. Будет приезжать сюда, навещать мужа.

— Ей нужно побыстрее продать лошадь и отыскать в конюшне спрятанное золото, — сказал я, со вздохом откинувшись на подушки. — Если только тайник все еще цел.

— Пойду позову Джозефину, хорошо? — предложил Барак слегка смущенным голосом. — Пусть займется вашей спиной.

В течение двух дней я оставался в постели и коротал время, глядя в окно, на церковный шпиль и зеленеющие во дворе деревья. Благодаря болеутоляющему снадобью, которое прописал мне доктор Белайс, я пребывал в некотором отупении, гасившем все мысли. Погода меж тем переменилась: похолодало, небо затянуло тучами, и на оконном стекле то и дело появлялись алмазные капли мелкого дождя.

Поначалу я ощущал неловкость, когда Барак и Джозефина осторожно переворачивали меня на живот, задирали ночную рубашку и Джозефина принималась втирать мне в спину мазь, распространявшую запах лаванды. Этой мазью ее также снабдил доктор Белайс. Руки ее, хотя и покрытые мозолями от тяжелой работы, были нежны и проворны. Джозефина рассказала, что приемный отец часто заставлял ее растирать ему спину, так что некоторые навыки она приобрела еще в детстве; Эдвард, которому приходилось целыми днями ворочать тяжелые камни, тоже частенько просил жену помассировать ему ноющую поясницу. По словам Джозефины, они с мужем обсуждали возможность возвращения в Лондон и он обещал подумать. Когда я спросил, не возражает ли ее супруг против того, что она за мной ухаживает, молодая женщина без колебаний ответила отрицательно. У него нет ни малейших оснований не доверять ей, пожала плечами Джозефина. К тому же она ведь берет с собой ребенка.

Лежа в постели, я не раз вспоминал подслушанный разговор между Эдвардом, Майклом Воувеллом и незнакомцем по фамилии Майлс. Они говорили о грядущем восстании в Эттлборо, которое действительно разразилось, и о том, что вскоре крестьянские бунты вспыхнут по всей стране. Пока Джозефина трудилась над моей спиной, Барак рассказал, что землевладелец из Эттлборо, некий джентльмен по фамилии Грин, не осмелился восстановить изгороди, разрушенные негодующими фермерами, и перегнал своих овец в другое место. Он сообщил также, что в самом скором времени будет издан приказ, повелевающий членам Комиссии по незаконным огораживаниям начать свое путешествие по стране.

— Да уж, будет неплохо, если они наведут порядок, — вздохнула Джозефина, узнав об этом. — Эдвард прав, простые люди умирают с голоду. Так не должно быть в стране, живущей по Божеским законам. Может, эта комиссия сумет восстановить справедливость, по крайней мере в деревне.

Прежде Джозефина никогда не позволяла себе высказывать вслух собственное мнение, тем более по столь серьезным вопросам. Как видно, ныне она разделяла вольнодумные убеждения своего мужа; а может, месяцы тяжкой нужды настроили их обоих на критический лад.