Поняв, что намерение поразмыслить в тишине и покое мне вряд ли удастся осуществить, я вышел на улицу и вернулся на постоялый двор. Спина моя невыносимо ныла, и я с наслаждением растянулся на мягкой перине. Усталость взяла свое, и вскоре меня сморила дрема. От сна меня пробудили громкий стук в дверь и голос Николаса. Открыв глаза и взглянув в окно, я с удивлением убедился, что солнце уже клонится к закату.

— Который час? — спросил я у Овертона, вошедшего в комнату.

— Скоро шесть.

— Неужели я проспал пять с лишним часов? — изумленно пробормотал я.

— Вероятно, вы нуждались в отдыхе.

— Вот уж точно. Это проклятое дело полностью меня вымотало. Да еще эта чертова жара. И жуткая атмосфера в городе…

— Я вас понимаю, — кивнул Николас. — Ощущение такое, будто мы ходим по острию ножа. Тем не менее ваше поручение я выполнил. Вот он, ордер, повелевающий Маркусу Снокстоубу явиться в суд. На то, чтобы отыскать мирового судью, у нас с Бараком ушло добрых полдня. И все же мы его поймали и заставили выдать нам нужный документ.

— Надеюсь, в разговоре с судьей ты не упомянул имени леди Елизаветы?

— Нет, конечно. Я сказал лишь, что мы расследуем дело Болейна.

— Отлично, Николас.

Овертон извлек из своего кожаного ранца сложенный вчетверо лист бумаги и протянул мне. Я пробежал его глазами и удовлетворенно воскликнул:

— Именно то, что нам нужно! Залог в размере двух фунтов, обеспечивающий присутствие свидетеля. В случае если тот не соизволит явиться, он будет привлечен к ответственности за неуважение к суду. Черт, сейчас мастерская Снокстоуба наверняка уже закрыта. Ничего, завтра с утра первым делом отправимся туда. Ты виделся с Тоби, Николас?

— Он внизу, ждет нас, чтобы проводить на церемонию торжественной встречи судей. Судьи проедут верхом от ворот Святого Стефана до рыночной площади. Отцы города будут встречать их у дверей ратуши. Думаю, все начнется примерно через час.

— Надеюсь, Тоби тоже сопутствовала удача? — спросил я. — Удалось ему обнаружить хоть какие-то следы родственников Грейс Боун?

— Боюсь, ему нечем вас порадовать. По его словам, Локвуд пробегал по городу весь день, но не нашел ровным счетом ничего.

— Меня это не удивляет, — вздохнул я. — Как-никак прошло уже девять лет.

— Тоби сказал, завтра с утра он возобновит поиски.

— Вот и отлично. Если и есть в этом городе человек, способный найти следы Грейс Боун, так это Тоби. Насколько я могу судить, упорства ему не занимать.

— Да, работник он, бесспорно, неплохой. Хотя, чего уж греха таить, не блещет ни воспитанием, ни манерами. Признаюсь, сейчас мы с ним немного поспорили.

— Опять? — недовольно буркнул я.

— Судите сами. Он признался, что надеется — крестьянские восстания наконец-то вынудят правительство принять серьезные меры против злоупотреблений землевладельцев и чиновников. Я возразил на это, что позорно выступать против правительства, когда страна ведет войну. А Локвуд заявил, что война с Шотландией — это чистой воды варварство и всякому ясно, что она обречена на поражение.

— По крайней мере в этом вопросе мы с Тоби придерживаемся сходных взглядов, — улыбнулся я.

— Что до меня, я рад, что лорд-протектор собирается послать в Шотландию новые войска. Для Англии эта война — дело чести.

— Словом «честь» нередко маскируют такие понятия, как «престиж» и «статус», — возразил я. — Этим грешат не только люди, но и целые страны.

Овертон уже открыл было рот, чтобы возразить, но я опередил его:

— Сделай милость, Ник, постарайся впредь обойтись без стычек. Пойдем посмотрим, что собой представляют судьи.

Локвуд ожидал нас во дворе. Красноватый загар, покрывший его круглое лицо, свидетельствовал о том, что он провел весь день на воздухе; голубые глаза его теперь казались еще более яркими, чем прежде. Втроем мы направились к рыночной площади. Проспав полдня, я все равно ощущал себя разбитым и завидовал неутомимости своих молодых спутников. К счастью, вечером жара начала спадать. Вокруг площади выстроились стражники, вооруженные мечами; на мундирах их красовался герб Нориджа. Учитывая размеры города, толпа, собравшаяся поглазеть на церемонию, была не столь уж велика, не более двух сотен человек. У дверей ратуши стояла небольшая группа богато одетых людей. Тоби указал на низкорослого толстяка в дублете с белыми атласными рукавами:

— Это Томас Кодд, мэр, избранный в нынешнем году.

— Утром я слышал, как его назвали снулой рыбой.

— Тем не менее он лучше многих своих предшественников. Например, Кодд организовал в церковных приходах сбор денег в помощь бедным. Тощий верзила рядом с ним — Августин Стюард, один из богатейших людей в Норидже. Здесь не так много купеческих семей, которые заправляют городскими делами из поколения в поколение. Стюарды торгуют шерстяными тканями и, я так полагаю, немалую часть своего товара нелегально переправляют за границу, — добавил Тоби с горечью, которая ощущалась в его голосе нередко.

По толпе пронесся гул, и все головы повернулись в ту сторону, откуда слышались цоканье копыт и звон упряжи. Процессию возглавлял отряд вооруженных стражников. За ними следовало двое судей в ярко-красных мантиях, отороченных мехом. Я вперил в них взгляд, припоминая описания Барака. Наверняка худой человек с хмурым суровым лицом и длинной седой бородой — это судья Катчет, решил я; по словам Джека, он был убежденным кальвинистом. Выглядел он в точности так, как, по моим представлениям, следовало выглядеть законнику, имеющему обыкновение выносить самые суровые приговоры. Старый судья Рейнберд, напротив, отличался дородностью; он вяло развалился в седле, на его оплывшем красном лице застыло безучастное выражение. Судя по всему, откровенная враждебность, сквозившая во взглядах зевак, ничуть его не удивляла. Прежде я неоднократно сталкивался с Рейнбердом в суде и знал, что его нельзя упрекнуть в несправедливости; однако, когда к делу примешивались политические соображения, этот человек неизменно становился на сторону сильных. Можно было не сомневаться — ни Катчет, ни Рейнберд не намерены проявлять снисхождение к Болейну. Вслед за судьями тянулась длинная вереница всякого рода мелких сошек, облаченных в черные мантии. Среди них я заметил Барака; подобно всем остальным, он смотрел не по сторонам, а прямо перед собой, в спины судей. Затем следовало несколько богато одетых джентльменов, по всей видимости мировых судей и королевских чиновников; каждого сопровождала вооруженная свита, насчитывавшая не менее полудюжины верховых. Мелькнул точеный профиль Джона Фловердью; рядом с ним возвышалась грузная фигура сэра Ричарда Саутвелла, облаченного в роскошную мантию. Процессия, которая насчитывала человек пятьдесят, пересекла рыночную площадь и остановилась напротив дверей ратуши. Нориджские олдермены, спустившись по ступеням крыльца, склонились в глубоком поклоне. Толпа, наблюдавшая за церемонией в угрюмом молчании, начала расходиться. Повернувшись к Тоби, я поблагодарил его за помощь и осведомился, как себя чувствует его матушка.

— Немного лучше. Но она по-прежнему дышит с таким хрипом, что слышать это — сущее мучение. — Локвуд сокрушенно покачал головой. — Боюсь, она вскоре нас покинет. Если это случится, я буду вынужден поселиться на ферме и помогать отцу. У нас всего два наемных работника, и без меня отец никак не справится.

— У вас нет братьев или других родственников, которые могли бы ему помочь?

— У меня есть лишь один-единственный брат, который перебрался в Саффолк и приобрел там небольшой дом. Так что вся надежда на меня. Впрочем, признаюсь, предстоящая разлука с мастером Копулдейком не слишком меня печалит. Думаю, устроив дела на ферме, я сумею найти в Норидже нового патрона. Разумеется, если буду держать язык за зубами, — добавил он с иронической ухмылкой.

— Но возможно, ваша матушка еще поправится, — заметил Николас.

Локвуд лишь молча покачал головой. Повисло неловкое молчание, которое прервал голос, раздавшийся у меня за спиной: