«Ну, если вопрос будет передан на усмотрение Сесила, его дальнейшие действия будут продиктованы исключительно соображениями политической целесообразности», — отметил я про себя.

— В ближайшее время я пошлю Сесилу полученный от вас отчет, — произнес Пэрри. — После этого положительный ответ на просьбу о помиловании можно будет считать всего лишь формальностью. Леди Елизавета желает побеседовать с вами лично, — добавил он, и во взгляде его вновь вспыхнули беспокойные огоньки. — Сейчас Бланш Харри отведет вас к ней. Прошу вас, Мэтью, будьте осмотрительны. И не советую вам упоминать о своем намерении усыновить ребенка убитых мятежников.

В дверь постучали, и в комнату вошла миссис Харри. Лицо ее, как всегда, хранило непроницаемое выражение.

— Сержант Шардлейк, следуйте за мной, — произнесла она, присев в неглубоком реверансе.

Как и в прошлый раз, леди Елизавета приняла меня в своем кабинете. Когда я вошел, она что-то писала, сидя за столом. Как видно, в связи с приближающимся днем рождения Елизавета сменила строгое черное платье на ярко-красное, с разрезными рукавами и золотистыми вставками. Сейчас вид у младшей дочери Генриха был более здоровый и цветущий, чем в июне, щеки у нее порозовели и слегка округлились. Сообщив о моем приходе, миссис Харри вознамерилась было встать за спиной своей госпожи, однако та проронила:

— Оставьте нас, Бланш. Я хочу поговорить с адвокатом Шардлейком наедине.

Бланш недовольно поджала губы, однако пробормотала:

— Как вам будет угодно, миледи.

Шурша юбками, она вышла прочь. Елизавета отложила перо и тщательно присыпала бумагу песком; лишь после этого она удостоила меня взглядом и слегка улыбнулась. Я замер в глубоком поклоне.

— Я перевожу Вергилия, с латыни на французский, — сообщила леди Елизавета. — Весьма увлекательное занятие. Садитесь! — Она указала на стул. Глаза ее, как всегда, были внимательны и серьезны. — Вы очень похудели, сэр.

— Мне довелось пережить трудные времена, миледи.

— Я прочла ваше письмо и знаю обо всем, что с вами случилось. Итак, Джон Болейн вскорости будет освобожден. Наконец-то. — В последнем ее слове сквозил легкий сарказм.

— Надеюсь, миледи.

— Какого вы о нем мнения?

— Самый заурядный сельский джентльмен, который стал жертвой заговорщиков, желающих завладеть его землями, — ответил я после недолгого замешательства.

— Если я не ошибаюсь, в вашем голосе послышались нотки презрения, когда вы назвали его заурядным? — склонив голову, уточнила Елизавета. — Что ж, ваше собственное поведение заурядным отнюдь не назовешь. — Тон ее внезапно стал суровым и резким. — Мне сообщили, что в течение двух месяцев вы находились в лагере бунтовщиков и, более того, являлись советником их главаря. Это правда?

— Миледи, повстанцы захватили меня в плен. Да, я помогал капитану Кетту проводить суды, но делал все от меня зависящее, чтобы они были законными и справедливыми.

— Значит, вы помогали мятежнику вершить суды! — гневно возвысила голос моя собеседница. — Да кто такой этот самый Кетт, чтобы судить людей, стоящих неизмеримо выше, чем он? — Она сердито отбросила за спину прядь длинных рыжих волос.

— Миледи, все это осталось в прошлом, — осмелился напомнить я.

— В прошлом? Вы говорите, что все осталось в прошлом?! Нет, мастер Шардлейк, вы сами прекрасно знаете, что это дело еще не закончено. Вы собрали сведения, порочащие сэра Ричарда Саутвелла, и хотите, чтобы я приняла соответствующие меры. Возможно, я передам ваше донесение Уильяму Сесилу. — Леди Елизавета подалась вперед, взгляд ее карих глаз встретился с моим. — Этому человеку я могу доверять всецело. Не сомневаюсь, решение, которое Сесил примет, ни в коей мере не поставит под угрозу мои собственные интересы. Скорее всего, он сочтет разумным не давать хода вашим обвинениям против Саутвелла.

— Миледи, но ведь несколько человек были убиты… — растерянно пробормотал я. — И сейчас надо решить, хотим ли мы, чтобы справедливость восторжествовала. Прежде мы с вами не раз говорили о таких вещах, и мне казалось, что мы согласны во взглядах и оба считаем, что справедливости заслуживает абсолютно каждый.

Леди Елизавета ударила кулаком по столу с такой силой, что я невольно подскочил.

— Господи Исусе! — Голос ее возвысился до крика. — Вижу, что, пожив среди мятежников, этих подлых псов, вы научились у них дерзости, сэр! Вы законник, а значит, лучше других должны знать, что зачастую справедливость — всего лишь смиренная служанка политики. Ваша первейшая и главнейшая обязанность — защищать мои интересы! Вместо этого вы все лето торчите в лагере бунтовщиков, грязных отбросов нашего общества! Когда вы помогали Роберту Кетту вершить так называемое правосудие в соответствии с его чудовищными представлениями, вы хоть думали о том, какие последствия это будет иметь для меня?

Негодование, охватившее меня, неожиданно вырвалось наружу.

— А вы не задавались вопросом, миледи, почему эти люди вообще подняли бунт? — выпалил я, глядя собеседнице прямо в глаза. — Да потому, что у них не было выбора! Несправедливость и беззаконие, творимые алчными помещиками и продажными королевскими чиновниками, довели их до отчаяния! — Осознав, что зашел далеко, слишком далеко, я добавил уже совсем другим тоном: — Поверьте, я всегда думал о том, чтобы не причинить вам вреда каким-либо неосторожным словом или поступком.

Глаза леди Елизаветы метали молнии; на щеках, обычно бледных, проступили красные пятна; пальцы были сжаты в кулаки.

— Ну и ну, я просто ушам своим не верю! — возопила она. — Вы осмеливаетесь здесь, передо мной, защищать изменников и предателей?! А я-то всегда выделяла вас из волчьей стаи, которая меня окружает, и считала человеком, достойным доверия! Видит бог, я щедро платила вам за службу. Кто бы мог подумать, что вы поведете себя столь низко и проявите неблагодарность! — С горящим лицом она поднялась и заорала во весь голос: — Довольно! Не желаю вас слушать, жалкий приспешник бунтовщиков! Убирайтесь прочь! Я более не нуждаюсь в ваших услугах! Прочь! — Тут леди Елизавета схватила стоявшую на столе чернильницу и запустила ею в меня. — Пошел вон! — снова рявкнула она.

Отвесив неуклюжий поклон, я бросился к дверям и выскочил в коридор. Оказавшись там, я в изнеможении прислонился к стене. Несколько минут я стоял, тяжело переводя дух, и тер себе лоб, не замечая, что размазываю по нему чернила, забрызгавшие мои руки. Тут подоспели Пэрри и Бланш, — вне всякого сомнения, миссис Харри позвала Томаса, услышав, что леди Елизавета устроила мне разнос. Из-за закрытых дверей неожиданно донеслись рыдания: Елизавета плакала, громко и отчаянно всхлипывая. Бланш, метнув в меня уничтожающий взгляд, отправилась утешать свою госпожу.

К моему великому удивлению, Пэрри понимающе улыбнулся.

— Как я догадываюсь, она запустила в вас чернильницей? — осведомился он.

— Да. Я… я позволил себе лишнее. Леди Елизавета прогнала меня прочь и заявила, что более не нуждается в моих услугах.

— Вам повезло, что ей под руку не попалось пресс-папье, — усмехнулся мой патрон. — Если она ограничилась чернильницей, значит впоследствии пожалеет о своей вспышке. Пройдет несколько месяцев, и она прикажет за вами послать. Можете не сомневаться, я хорошо ее знаю.

— Не уверен, что пожелаю вновь служить леди Елизавете, — пожал я плечами. — Она даже не соизволила поблагодарить меня за то, что я спас ее родственника от виселицы.

— Тем не менее просьбе о помиловании все же пришлось дать ход, и это вызвало ее недовольство, — пояснил Томас. — Вы же понимаете, подобные прошения могут иметь нежелательные последствия.

— Понимаю. А еще я понимаю, что мне вряд ли стоит возвращаться сюда.

— Вы чересчур обидчивы, сержант Шардлейк, — покачал головой Пэрри. — Сейчас, после того как вы запятнали себя сотрудничеством с бунтовщиками, вам особенно необходим могущественный покровитель. И хотя леди Елизавета заявила, что более вам не доверяет, уверен, она покривила душой. Людей, которых она удостаивает доверия, не много, и вы по-прежнему принадлежите к их числу. Поразмыслите об этом на досуге. А сейчас идемте, попытаемся смыть с вас чернила. У меня имеется изрядный опыт по этой части, ибо мне самому множество раз приходилось служить мишенью для чернильницы.