— Ни для кого в Норидже не было тайной, что брак этой несчастной женщины с Гэвином Рейнольдсом обернулся сущим кошмаром, — со вздохом сообщил он. — Люди сочувствовали Джейн, но ничем не могли ей помочь, ибо никто не имеет права вмешиваться в отношения между супругами.
Заглянув на прощание к хозяйке, я осведомился, намерена ли она и впредь оставаться в этом доме.
— Куда же мне идти? — тихо проронила миссис Рейнольдс; глаза ее наполнились слезами, и она махнула рукой, желая, чтобы я ее покинул.
Накануне отъезда, мягким осенним деньком, я пошел в замок, дабы передать в суд официальные показания: как те, что дали миссис Рейнольдс, Барак и Николас, так и свои собственные. Отправляясь туда, мне пришлось сделать над собой усилие, ибо я знал, что перед входом в замок, точно так же как и перед городской ратушей, выставлены на шестах головы казненных. Признаюсь, увидев голову Джона Майлса, я едва не лишился чувств. Вороны уже успели выклевать ему глаза, однако того, что оставалось на шесте, было вполне достаточно, чтобы его узнать. Зубы мертвеца были оскалены в зловещей ухмылке, из перерубленной шеи сочилась зловонная жидкость. Поспешно отвернувшись, я подумал о том, какая участь постигла жену и детей капитана Майлса, арестованных в Лондоне. Руки мои невольно затряслись и продолжали дрожать даже тогда, когда я, стоя перед старшим клерком, доставал из папки документы. Клерк этот, некогда добившийся увольнения Барака, смотрел на меня так, точно видел впервые. Я был уверен, что этот человек сыграл важную роль в исчезновении приказа об отсрочке казни Болейна, однако счел за благо воздержаться от вопросов. Этому вопиющему недоразумению суждено было остаться нераскрытым, ибо за ним, вне всякого сомнения, стоял сэр Ричард Саутвелл.
Передав документы, я отправился в камеру Болейна, дабы проститься с ним и Изабеллой. Джон выглядел бодрым и крепким; глубокие ссадины на его запястьях почти зажили, как, впрочем, и на моих собственных. Он вновь принялся горячо благодарить меня за все, что я для него сделал. Изабелла, которой никогда не изменяла практическая сметка, спросила, когда можно ожидать ответа на просьбу о помиловании.
— Полагаю, ответ придет в самом скором времени, как только лорд-протектор получит копии наших показаний, — заверил я ее. Полагаю, улыбка, которой я сопроводил свои слова, вышла несколько натужной, ибо перед мысленным моим взором все еще стояла страшная картина, увиденная у ворот замка. — Что вы намерены делать, когда Джон получит свободу?
— Продать Бриквелл и все прочие поместья и перебраться в столицу, — с готовностью сообщил Болейн. — Мой лондонский дом слишком велик, я избавлюсь от него и куплю что-нибудь поскромнее.
— И кому вы продадите свои земли, если не секрет? Саутвеллу?
— Кому же еще, — беспомощно пожал плечами Болейн. — Ведь у него в руках закладная на все мои имения. Если сэр Ричард захочет соединить свои владения и расширить пастбища, мне придется ему уступить. Выплатить по закладной я не могу. Остается один выход — продать землю.
— Но Саутвелл первым делом прогонит прочь всех арендаторов, — заметил я.
— Так теперь происходит повсюду, — пробормотал Болейн, отводя глаза.
Повисло молчание, которое нарушила Изабелла:
— Вы не отказались от своего намерения удочерить осиротевшую девочку?
— Нет. Мышка и ее кормилица поедут в Лондон вместе со мной.
— Надеюсь, вскоре наступят более спокойные времена, и мы с вами будем навещать друг друга в Лондоне, — улыбнулась Изабелла, погладив себя по животу. — Даст Бог, мой ребенок благополучно появится на свет, и они с вашей малышкой станут играть вместе.
— Конечно, — кивнул я, однако, встретившись взглядом с Джоном Болейном, понял, что наша лондонская встреча вряд ли когда-нибудь состоится, ибо впредь он будет избегать любых напоминаний о трагических событиях в Норфолке. А кроме этих событий, нас ровным счетом ничего не связывало.
Мы поговорили еще какое-то время. Джон ни словом не упомянул о своих погибших сыновьях, и я догадался, что отныне это для него запретная тема. Пожелав обоим супругам всего наилучшего, я откланялся.
Пересекая внутренний двор замка, я морально готовился к кошмарному зрелищу, которое вновь предстояло увидеть у ворот. Неожиданно кто-то окликнул меня по имени. Обернувшись, я увидел Джона Фловердью, который шел навстречу. Подобно мне, он был облачен в черную адвокатскую мантию и держал в руках папку. Худое его лицо, как и прежде, светилось самодовольством, а на тонких губах играла улыбка.
— Добрый день, сержант Фловердью, — кивнул я. — Вижу, вы сочли возможным вернуться в Норфолк. Надеюсь, ваша супруга и дети, которых вы бросили на произвол судьбы, пребывают в добром здравии?
На лицо Фловердью набежала тень.
— Благодарю вас, они здоровы, — процедил он. — Я вернулся в Норфолк всего два дня назад, но успел уже узнать множество новостей. Например, мне сообщили, что вы переметнулись на сторону мятежников и стали советником Роберта Кетта. Вам крупно повезло, что власти до сей поры не обратили особого внимания на недостойное поведение некоторых джентльменов.
— А вам крупно повезло, что вы успели удрать из Ваймондхема, — парировал я.
— Я прекрасно помню тот день. Помню, как вы сказали Кетту, что приехали, дабы забрать у меня незаконно изъятые деньги Болейна.
— Да, сказал, ибо это чистая правда. Кстати, я вернул деньги супругам Болейн, и они помогли им не умереть в тюремном заключении с голоду.
— Тем лучше для них, — ухмыльнулся Фловердью и похлопал по своей папке. — Что до меня, то я всегда сумею поймать жирную рыбешку. Вам известно, что норфолкские дворяне требуют компенсации за провизию и ценные вещи, похищенные из их поместий бунтовщиками? Они уже засыпали графа Уорика слезными прошениями. Думаю, в конце концов он пойдет им навстречу. А уж я, можете не сомневаться, использую эту ситуацию к собственной выгоде.
— Вы страшный человек, — пробормотал я.
— И вы еще смеете меня осуждать, горбатый враг разумного общественного устройства, установленного самим Господом? — расхохотался Фловердью. — Кстати, ваши закадычные друзья, Роберт Кетт и его братец, завтра будут переведены из замка в ратушу, а затем отправлены в Лондон, где предстанут перед судом. После того как обоих казнят, их имущество будет подвергнуто оценке. Мне поручено определить стоимость земель и прочей недвижимости Роберта Кетта. Как знать, может быть, часть его имущества, отойдя в казну, пойдет на то, чтобы восполнить убытки несчастных джентльменов. — Мой собеседник издевательски ухмыльнулся. — О, это будет настоящим торжеством справедливости!
Смерив его презрительным взглядом, я отвернулся и зашагал вдоль ряда отрубленных голов; за спиной моей раздавался каркающий смех Фловердью.
На следующее утро, а оно выдалось таким же мягким и теплым, как предыдущее, мы были готовы к отъезду. Но прежде чем мы покинули город, судьба послала нам еще одну печальную встречу. Лошадей, которыми снабдил нас мастер Теобальд, привели из конюшни, и мы уже собирались вскарабкаться в седла, когда на рыночной площади появился целый отряд верховых солдат. За всадниками следовала повозка, окруженная стражниками, которые держали в руках алебарды. На телеге, со связанными за спиной руками, стоял Роберт Кетт, в простой холщовой блузе. Опухшее лицо Кетта покрывали синяки; однако его осанка, как и всегда, была исполнена достоинства: гордо вскинув подбородок, он смотрел в пространство. Проехав мимо виселицы и ряда отрубленных голов на шестах, процессия остановилась у дверей ратуши; задний борт повозки опустили, и стражники, грубо пихая узника, повели его внутрь.
— Да поможет вам Господь, капитан Кетт, — прошептала стоявшая рядом со мной Лиз.
Наконец мы выехали из Нориджа. Лиз, удобно устроившая Мышку в перевязи на груди, держалась в седле с удивившей меня ловкостью. Выяснилось, что ездить верхом ее научил покойный отец, работавший помощником кузнеца. В полном молчании мы проехали по улице Святого Стефана. На городских воротах с наружной стороны красовался столь хорошо знакомый нам герб — медведь и суковатый посох. Рядом с ними были прибиты руки и обезглавленное тело какого-то мятежника; вокруг почерневших останков с карканьем вились вороны. Мы склонили голову. Оказавшись на проезжей дороге, я бросил прощальный взгляд на Маусхолдский холм, пустынный и тихий, весь почерневший от недавнего пожара. Внезапно в ушах у меня зазвенел чистый голос Саймона Скамблера, и мне показалось, что я вновь сижу у костра, глядя на взлетающие в темное небо искры. Я вспомнил, как еще совсем недавно мальчик пел:
