Слушая его, я ощущал, как кровь стынет у меня в жилах. Воззвание было выдержано в еще более оскорбительном тоне, чем то, которое месяц назад огласил предыдущий герольд. От меня не ускользнуло, как выражение надежды, сиявшее на лицах людей, сменилось выражением гнева и досады; некоторые — таких, впрочем, было не много — взирали на посланника с откровенным страхом. В воззвании бунтовщики обвинялись в том, что, устроив жестокую смуту, они подвергли грабежам и насилию, а также заключили в тюрьму множество превосходных людей, достойных всяческого уважения. Услышав это, толпа злобно загудела. Посланник меж тем продолжал оскорблять своих слушателей, называя их низкими предателями, изменниками и безумцами. Потом он заявил, что милость короля безгранична: несмотря на бесчисленные злодеяния, учиненные бунтовщиками, его величество готов даровать прощение тем, кто, искренне раскаявшись, оставит любые попытки сопротивления. Лишь такой закоренелый преступник, как Роберт Кетт, недостоин монаршей милости. Речь герольд завершил обещанием покарать огнем и мечом всех, кто будет упорствовать в своих злодейских намерениях.

Едва он смолк, как раздался хор злобных возгласов.

— Ты сам изменник и предатель! — наперебой кричали повстанцы.

Многие заявляли, что посланника направил к ним вовсе не король, а дворяне, вступившие в заговор против простого народа. Обещанное помилование называли ложью и обманом.

— Мы знаем, что всех нас ждут тюрьмы и виселицы! — выкрикнул кто-то.

— Он вовсе не королевский герольд! — подхватил другой. — Его мантия сшита из кусков папской сутаны!

Удивительно, с каким упорством эти люди продолжают верить, что протектор на их стороне, подумал я. Повстанцы громко свистели и улюлюкали, потрясая оружием. Лицо посланника побагровело от гнева. Я увидел, как с вершины холма спускается Роберт Кетт верхом на лошади; если герольд рассчитывал взять бунтовщиков на испуг в отсутствие их предводителя, то его намерение провалилось. Кетт, приблизившись к своим людям, приказал им расчистить место, дабы посланник мог прочесть свое воззвание вновь: для тех, кто стоял слишком далеко и не сумел его толком расслышать. Толпа неохотно расступилась, давая дорогу. Люди, которые стояли рядом, бросали на него яростные взгляды и выкрикивали оскорбления.

— Этот напыщенный болван не оставил нам никакого выбора, — сквозь зубы пробормотал Барак. — Если бы он говорил с нами как со взрослыми разумными людьми, а не как со сворой нашкодившей детворы, то скорее бы добился успеха.

— Да уж, — кивнул Николас. — Мне кажется, веди он себя иначе, многие купились бы на его посулы. Но этот тип добился лишь того, что привел народ в ярость. Хотел бы я знать, кто автор этого дурацкого воззвания?

— Протектор, можешь не сомневаться, — отрезал я. — Так же, как и предыдущего. Похоже, Сомерсет — человек весьма недалекого ума, а в политических делах он искушен не более, чем кролик.

— К этим людям можно относиться по-разному, но всякому ясно: затеять эту заваруху их вынудили беззакония, которые творятся вокруг, — сказал Николас, и голос его дрогнул. — Как можно было объявлять их предателями и изменниками?

— Пару месяцев назад ты и сам считал их таковыми, — пожал плечами Барак.

— Но не сейчас, — покачал головой Овертон. — Теперь я думаю иначе.

Он оглянулся на посланника, во второй раз читавшего свое воззвание. Слушатели внимали ему в молчании; в глазах некоторых светился испуг, но значительно больше было таких, чьи взоры полыхали гневом.

То, что случилось потом, я до сих пор вижу в кошмарных снах. После этого страшного происшествия последний шанс покончить дело миром был утрачен безвозвратно. Краешком глаза я уловил какое-то движение; до слуха моего долетел смех, до крайности неуместный в нынешних обстоятельствах. Обернувшись, я увидел Саймона Скамблера, оживленно болтавшего со своими бывшими врагами; они стояли всего в нескольких ярдах от посланника. Когда тот закончил чтение, в воздухе повисла тишина, и в этой тишине отчетливо раздался голос одного из юнцов:

— Давай же, Грязнуля, сделай это! А потом мы угостим тебя пивом!

Саймон выглядел растерянным; дружеское расположение бывших обидчиков, вне всякого сомнения, было ему приятно, однако выполнить их настойчивую просьбу он явно побаивался.

— Да что ты трусишь! — хмыкнул другой парень. — Покажи этому болвану, что́ мы о нем думаем!

Саймон вышел из толпы и остановился напротив посланника. Теперь их разделяло расстояние всего в несколько ярдов. В следующее мгновение мальчик повернулся к посланнику спиной, спустил штаны и продемонстрировал герольду свою задницу. У того аж глаза на лоб полезли; задыхаясь от ярости, он хватал воздух ртом, точно пойманная рыба. Толпу сотряс взрыв оглушительного хохота. Скамблер вилял тощими ягодицами, тем самым усиливая оскорбление. Капитан Друри сделал знак солдату, державшему ящик с углями. Тот моментально извлек горящий уголь и поджег запал. Друри, прижав к плечу длинный ствол орудия, нажал на спусковой крючок. Раздался грохот, из ствола вырвался столб серого дыма, и задница Саймона превратилась в кровавое месиво. Мальчик испустил душераздирающий вопль и зашатался, согнувшись пополам. Заряд пробил его тело насквозь, и, когда он повернулся, я с содроганием увидел, как из раны, откуда хлестала кровь, выпали внутренности. Несколько мгновений бедняга удерживался на ногах, качаясь из стороны в сторону, а затем рухнул лицом вниз. Мальчишки, подбившие его на эту дикую выходку, бросились наутек.

— Нет! — закричал я, проталкиваясь сквозь толпу.

Барак и Николас следовали за мной.

Люди, на несколько мгновений впавшие в ступор, пришли в себя и разразились яростными криками. Толпа моментально ощетинилась остриями копий и пик, направленных на посланника.

— Видали, каково их милосердие? — раздался чей-то дрожащий от гнева голос.

Несколько всадников устремились к вершине холма.

— Этот человек приехал, чтобы убивать нас! — кричали они на ходу. — Все эти разговоры о прощении — вранье!

Посланник, казалось, пребывал в оцепенении, словно бы не вполне понимая, что произошло. На губах капитана Друри, глядевшего на распростертого в луже крови Саймона, играла довольная улыбка.

Я наклонился над Скамблером и осторожно перевернул его. На лице мальчика застыло выражение крайнего недоумения и растерянности, столь свойственное ему при жизни, взгляд остекленевших глаз потух. Застонав сквозь зубы, я опустил ему веки.

— Идемте, оставаться здесь опасно! — донесся до меня голос Барака.

Они с Николасом помогли мне встать. Оба с трудом сдерживали рыдания.

Оглядевшись вокруг сквозь застилавшую глаза пелену слез, я увидел, как повстанцы сомкнулись вокруг посланника и его стражи, явно собираясь отомстить за смерть Саймона. Лица их дышали угрозой, десятки рук тянулись к посланнику, намереваясь стащить его с лошади. Но громовой голос Кетта предотвратил расправу.

— Уезжайте немедленно! — провозгласил он. — Я вместе с вами отправлюсь к графу. Возможно, после того, как вы стали свидетелем нашего гнева, вы посоветуете ему поискать лекарство от наших бед, — угрюмо добавил он.

Толпа неохотно расступилась, пропуская герольда и его отряд. Они поскакали прочь, но, прежде чем успели отъехать на значительное расстояние, дорогу им преградила группа всадников.

— Куда это вы собрались, капитан Кетт? — донесся до меня голос одного из них. — Вы что, хотите покинуть нас на произвол судьбы? А как же ваше обещание жить и умереть вместе с нами?

Я впервые слышал, чтобы кто-то из повстанцев позволил себе разговаривать с Кеттом неуважительно.

— Возвращайтесь и успокойте своих людей! — распорядился посланник, повернувшись к Роберту.

Кетт развернул лошадь, всадники из числа мятежников последовали за ним, а посланник и его свита, включая убийцу Саймона, беспрепятственно поскакали к подножию холма.

Мы с Бараком и Николасом по-прежнему стояли над телом мальчика. К нам подошло еще несколько человек, среди них рыдающий Нетти.