— Слишком долго рассказывать.

Любопытство на лицах окружавших меня парней сменилось подозрением.

«Наверняка многие из них были разочарованы, что на судах никого не приговорили к виселице», — подумал я. И смиренно вопросил:

— Вы позволите мне поговорить с глазу на глаз с мастером Воувеллом?

— Только послушайте его! — рассмеялся один из парней. — Адвокат спрашивает у нас разрешения, словно считает равными себе.

— Так оно и есть, — убежденно ответил другой.

Разговор приобретал политический оборот. По-прежнему улыбаясь, Майкл взял меня за локоть и отвел на несколько шагов в сторону:

— О чем вы хотели поговорить со мной?

— Я никак не могу выбросить из головы убийство Эдит Болейн и те две смерти, что за ним последовали.

Он пристально взглянул на меня:

— Думаете, все три убийства как-то связаны с побегом этих паскудных близнецов?

— Нет. Но я знаю, что братья Болейн водили компанию с людьми сэра Ричарда Саутвелла. И решил, может быть, у их деда и Саутвелла были какие-нибудь общие дела?

К моему удивлению, Воувелл расхохотался:

— Нет, мастер Шардлейк, на этот раз ваша догадка неверна. Рейнольдс и Саутвелл ненавидят друг друга лютой ненавистью. Они большие искусники строить козни. Таким типам трудно поладить друг с другом. Лет десять назад у них вышла серьезная распря — из-за дома в Норидже, который каждый хотел купить. Саутвелл тогда явился к моему хозяину, и оба орали так, что аж стены тряслись. — Майкл снова рассмеялся. — Может, вам кажется, что здесь, в лагере, люди слишком грубы на язык. Слышали бы вы, какой отборной руганью потчевали друг друга эти два джентльмена.

— И кто же вышел победителем?

— Разумеется, Саутвелл. У него ведь больше и денег, и власти. Но с тех пор Гэвин Рейнольдс затаил на него злобу. Сами понимаете, он не из тех, кто способен забывать и прощать. Старик был в бешенстве, когда его внуки стали водить дружбу с молодчиками Саутвелла. Но если Джеральд и Барнабас чего-то захотят, то никому, даже родному деду, не под силу им помешать. Пришлось Рейнольдсу проглотить эту пилюлю.

— Знаете, мне тут вспомнилась миссис Джейн, бабушка близнецов. Скажите, характер у нее такой же скверный, как и у ее мужа?

— Джейн Рейнольдс из тех, кто боится собственной тени. Иногда мне казалось, что с головой у старухи не все в порядке. — Он пристально взглянул на меня. — Возможно, дочь пошла в нее.

— Помню, на суде миссис Рейнольдс повторяла: «О моя бедная Эдит, упокой Господь ее душу! Ну что бы ей родиться мальчиком! Насколько все тогда было бы проще!» Как по-вашему, что она имела в виду?

— Миссис Джейн частенько несет всякую околесицу, не имеющую ровным счетом никакого смысла, — равнодушно заметил Воувелл. И добавил с внезапной горячностью: — Мастер Шардлейк, я от души желаю забыть эту семейку и все, что с ней связано. Сейчас у меня другие заботы. Я хочу строить новую, справедливую Англию.

— Я заметил, что вы предпочитаете общаться с молодыми людьми. С теми из здешних жителей, кто настроен особенно решительно.

— Вы правы. У этих парней ничего нет, и они хотят получить то, что должно принадлежать им по справедливости.

— Справедливость — это идеал, к которому стремится каждый из нас. Но капитан Кетт намерен избежать кровопролития, а эти юнцы в любой момент могут вспыхнуть как порох.

— В точности то же самое заявил и Мэтью Паркер, — с горечью усмехнулся Воувелл. — Мастер Шардлейк, у меня нет никаких сомнений, что вы добрый и благородный человек. Но вы навсегда останетесь джентльменом, и с этим ничего нельзя поделать.

Вечером, после работы, в лагере наступило время развлечений. Люди собрались на склоне за церковью, представлявшем собой огромный природный амфитеатр. Мы с Бараком тоже решили развеяться. Придя туда, мы увидели жонглеров, которые с невероятной ловкостью подбрасывали и ловили множество разноцветных шаров. Потом настал черед канатоходца. Натянув канат между стволами деревьев, он двинулся по нему, балансируя длинным шестом, который держал в руках. Зрители, затаив дыхание, наблюдали за каждым его шагом. Благополучно добравшись до противоположного конца, циркач соскочил с каната под оглушительные аплодисменты. Люди, довольные тем, что он цел и невредим, бросали ему монеты.

После выступления канатоходца начались петушиные бои. Смотреть на них у меня не было ни малейшего желания, и я предложил Бараку немного прогуляться.

— Ты заметил, что соседи стали относиться к нам иначе? — спросил я. — За обедом они почти не разговаривали с нами. И никто не предложил нам пойти сюда вместе.

— Это все из-за ареста Николаса. У меня постоянно спрашивают, что он натворил, но я отвечаю, что произошла ошибка. Думаю, завтра нам надо опять поговорить с Кеттом.

— Что ж, попытаемся. Но прежде следует узнать, в каком он настроении. Может, стоит спросить у караульного?

— О чертовой комиссии по-прежнему ни слуху ни духу, и это тревожит капитана, — заметил Барак. — Груз ответственности, который он на себя взвалил, слишком тяжел. Боюсь, сейчас ему не до нашего Николаса.

— Это точно.

— Глядите-ка, вон стоят Нетти и Грязнуля Скамблер. Похоже, они стали закадычными приятелями.

Мы приблизились к мальчикам. Они составляли резкий контраст друг с другом: крепко сбитый, уравновешенный Нетти и тощий, порывистый Скамблер.

— Да ниспошлет Господь вам обоим доброго вечера, — приветствовал я их.

— И вам тоже! — жизнерадостно откликнулся Нетти.

— Как поживает твой земляк, юный Стивен Уолкер?

— Неплохо. Он поселился вместе со своими односельчанами из Сандлингса.

— А ты не хочешь перебраться к нему?

— Нет, — покачал головой Нетти. — Я там почти никого не знаю. И мне нравятся все эти люди из Свордстоуна. Они по-доброму относятся к приблудышам, вроде нас с Саймоном. — И Нетти покровительственно похлопал своего друга по плечу.

— Да, хотя мы и приблудыши, мы им не в тягость, — кивнул Скамблер и улыбнулся мне так робко, словно бы не мог поверить в подобное везение.

Тут до меня дошло, что судьбы этих двоих, столь несхожих внешне мальчиков, во многом совпадают.

— Сейчас будет представление кукольного театра! — повернулся Саймон к приятелю. — Пошли посмотрим!

— Идем быстрее! Я такого в жизни не видывал!

— Кукольники пришли из Нориджа! — возбужденно сияя глазами, сообщил Скамблер. — В городе я уже смотрел их спектакль! Это было здорово! — Он радостно захлопал в ладоши и повернулся к нам. — А вы пойдете?

— Думаю, да. Я не любитель петушиных боев, но ничего не имею против кукол.

— Мастер Шардлейк не переносит вида льющейся крови, — пояснил Барак.

— Это правда, — вынужден был признать я.

Вернувшись к Дубу реформации, мы увидели, что там уже установили высокую, ярко раскрашенную сцену, задернутую занавесом. Зрители добродушно шумели, по рукам ходили фляги с пивом. Судя по долетавшим до меня жалобам на то, что капитан Кетт приберегает крепкое пиво, напиток в этих флягах был совсем легким.

Наконец занавес поднялся. Декорации представляли собой комнату в богатом доме. Зрители загудели от восторга, увидев искусно сработанные миниатюрные столы, кресла и даже буфет, на полках которого стояли крошечные тарелки и чашки. Через несколько мгновений появились две марионетки, управляемые актерами, стоявшими на коленях за ширмой. Одна из них, судя по костюму, изображала богатую леди, а другая — джентльмена. На грубо намалеванных лицах обеих кукол застыло злобное выражение.

— Рента, которую мы получаем за нашу землю, так мала, что мне не хватает денег на красивые платья, — изрекла леди пронзительным визгливым голосом. — Что нам делать, мой любезный супруг? Мне нечем даже голову покрыть, ведь я не могу купить себе модный чепец!

Муженек отвечал низким раскатистым голосом, напоминающим звериный рык:

— Не беспокойся, моя любезная супруга, я знаю, что делать! Я прогоню с наших земель этих жалких противных людишек и отдам землю овцам!