— Вот они, пиявки, сосущие кровь из городской бедноты! — крикнул кто-то, но один из часовых вскинул руку, призывая воздержаться от подобных оскорблений.
Прибывшие вошли в часовню; констебли, которых оставили охранять лошадей, стояли в тени здания, тревожно озираясь.
— Значит, отцы города удостоили Кетта своим посещением, — заметил я. — Не сочли возможным требовать, чтобы он сам к ним явился.
— Им ведь прекрасно известно, что здесь собралось несколько тысяч человек, — пожал плечами Барак. — Если Кетт примет такое решение, мы вполне можем захватить Норидж. Тем более что в городе наверняка полно наших сторонников.
«Как уверенно Джек говорит „мы“», — отметил я про себя, а вслух сказал только:
— Ладно, поживем — увидим.
Повернувшись, я отыскал глазами знамя, изображавшее святого Себастьяна, пронзенного мечами, — приходское знамя деревенской церкви Свордстоуна. Пора было возвращаться назад. Бараку уже сообщили, что завтра ему предстоит поработать в качестве писца; люди, знавшие грамоту, были здесь на вес золота.
Проходя через лагерь, мы увидали всего нескольких человек, сидевших в тенечке на пороге своих хижин. Все сильные и крепкие мужчины отсутствовали: по большей части они были заняты валкой деревьев и распиливанием досок. Из жителей Свордстоуна в лагере остались лишь старуха, которая занималась стряпней, вдова по имени Сьюзен Эверник, пользовавшаяся среди односельчан неизменным почетом, да молодая женщина на сносях, сопровождавшая своего мужа. Николас сидел там, где мы его и оставили. Рядом с ним устроился Гектор Джонсон, чистивший ржавый меч.
— Кодд, мэр Нориджа, явился собственной персоной, чтобы поговорить с капитаном Кеттом, — сообщил я, подойдя к ним. — Мы видели, как он входил в церковь Святого Михаила.
— Вряд ли от этих разговоров будет хоть какой-то толк, — проворчал старый солдат. — Зря они притащились в замок Кетта.
Вдова Эверник подняла голову от шитья:
— Постыдись, брат! Про какой замок ты говоришь? Капитану Кетту не нужны ни замки, ни дворцы. Он затеял все это ради нас. Хочет, чтобы у нас в стране хорошо жилось всем людям.
— Кто ж с этим спорит, матушка, — смущенно буркнул Джонсон.
— Чем болтать ерунду, выпей-ка лучше пива, — усмехнулась старуха, передавая Гектору большой кувшин, стоявший рядом с ней.
Каждый из нас с удовольствием сделал по глотку.
Я опустился на землю, прислонив свою усталую спину к дверям хижины.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — заботливо спросила вдова Эверник.
Я настороженно посмотрел на нее, зная, что некоторые повстанцы, подобно малым детям, искоса поглядывают на мой горб; но в глазах старой женщины светились лишь доброта и участие.
— Неплохо, благодарю вас. Я опасался, что охапка папоротника окажется для меня не слишком удобной постелью, однако выспался отлично.
До нас долетел треск очередного дерева, поваленного в лесу.
— Парни работают без устали, — заметил Барак.
— А как же иначе! — с гордостью произнесла тетушка Эверник. — Они будут трудиться, пока солнце не сядет. Каждый день приходят все новые и новые люди нам в помощь.
— А из Нориджа пришел кто-нибудь? — поинтересовался я.
— Да, несколько опытных в своем деле ремесленников. Но капитан Кетт хочет, чтобы городские бедняки оставались дома. Возможно, нам скоро понадобится их поддержка.
— Вчера я видела каких-то женщин, — подала голос беременная. — По-моему, все они были навеселе и здорово смахивали на городских шлюх. — Она испустила тяжкий вздох. — Наверное, это неплохо, что они сюда явились. Нас, женщин, здесь совсем мало. По крайней мере теперь мужчины будут меньше к нам приставать.
— Тебе не о чем волноваться, милая, ведь твой муж всегда тебя защитит, — улыбнулась тетушка Эверник. — Вечером он будет рядом с тобой.
— Удивительно, как много удалось сделать за эти два дня, — сказал я. — Жилье построено, запасы провизии пополнены…
— Мы, крестьяне, способны справиться с любой работой, — кивнула старуха. — Мы и дома умеем строить, и за животными ухаживать, и хлеб выращивать. Когда у нас есть для этого земля, — многозначительно добавила она.
— Надеюсь, мой ребенок вырастет в сытости и достатке, — протянула молодка. — Несмотря на все происки чиновников и адвокатов, — усмехнулась она, метнув в меня неприязненный взгляд.
— Это верно, я адвокат, — процедил я. — Но я работал в Палате прошений, помогал бедным людям, вроде вас, добиться справедливости. И никогда не бросил бы эту работу, не вынуди меня к тому Ричард Рич.
— По крайней мере, у вас осталась хоть какая-то земля, — обратился к женщинам Джонсон. — А вот у меня, например, отобрали все до последнего клочка. Два года я служил в армии старого короля Генриха, воевал во Франции, а мои жена и сын работали на нашей маленькой ферме. Я, понятное дело, писал им, но ни разу не получил ответа. Наверное, их письма затерялись — такое случается сплошь да рядом. Богом клянусь, на войне я навидался такого, что это навсегда отбило у меня охоту воевать. Но вот заключили мир, я вернулся домой и узнал, что Сару и Джона прогнали с фермы прочь. Я так и не сумел их найти, хотя, Бог свидетель, потратил на поиски немало сил. Три года я зарабатывал на жизнь тем, что нанимался батраком на чужие фермы. А потом в тавернах начали поговаривать, что настают новые времена. Простые люди больше не в силах терпеть произвол властей и должны добиться справедливости. И я понял: мое место с теми, кто готов бороться. — Гектор сжал кулаки. — Теперь нас стало много. Может быть, совсем скоро я сумею отомстить за все свои беды.
По морщинистым щекам старого солдата потекли слезы. Тетушка Эверник молча погладила его по руке. Николас вдруг резко поднялся и скрылся в хижине. Я, поморщившись, с трудом встал и двинулся за ним вслед, сделав Бараку знак оставаться на месте.
Николас сжался в углу хижины, обхватив колени руками. Внутри царил полумрак, так как окон в нашем жилище не имелось и свет проникал исключительно через дверь. Я опустился на земляной пол рядом с ним.
— Слушать подобные рассказы — настоящее мучение, — пробормотал Овертон, глядя на меня. — Я и думать не думал, что простым людям в Англии проходится так тяжело.
— И ныне их терпению пришел конец.
— Мир перевернулся с ног на голову. Да, я понял это еще во дворце графа Суррея.
Николас в первый раз упомянул о своем заключении. Он бросил взгляд в сторону двери.
Барак, Джонсон и обе женщины по-прежнему негромко беседовали, сидя у порога.
Издалека доносился зычный голос проповедника:
— Грядет Царствие Христово, когда прежние хозяева лишатся своих богатств, жизненные блага будут принадлежать всем, а справедливость восторжествует. Тогда мы станем исповедовать истинную религию и жить по заповедям Господним!
— И когда только этот крикун заткнет наконец глотку? — устало вздохнул Николас. — Он витийствует уже несколько часов подряд. — Помолчав несколько мгновений, юноша заговорил вновь: — Помните, прежде, когда мы путешествовали по Норфолку, я все время спорил с Тоби? А ведь все, о чем он говорил, ныне стало реальностью. Но разве бунт, который подняли эти люди, не ведет к хаосу? Разве общество не подобно телу, которым должна управлять голова? Именно так нас учили сызмальства, именно так говорится в Библии.
— Вот уж не знал, что ты у нас знаток Библии, — заметил я с мягкой усмешкой. — Расскажи лучше, что произошло во дворце графа Суррея?
— Нас, закованных в цепи, привезли туда на телегах. Все молчали, словно в рот воды набрав: боялись, что нас прикончат. Ни один из братьев Болейн даже не пикнул. Некоторые мятежники делали вид, что собираются проткнуть нас своими вилами и копьями. Когда мы слезли с повозок, они распахнули двери и велели нам заходить внутрь. А те, что возились в саду у своих палаток, хохотали и улюлюкали. Дворец внутри чудо как красив: повсюду лепнина, расписные потолки и резные панели. Наверняка обставлен он был роскошно, но теперь совершенно опустел: после падения графа Суррея всю мебель вывезли. Арестантов растолкали по комнатам, где нам пришлось сидеть на полу, со связанными ногами. Слава богу, мы с близнецами оказались в разных комнатах. Зато моим компаньоном стал Вайтерингтон, сосед Болейна по Бриквеллу. Когда бунтовщики ушли, он начал с пеной у рта поносить их. Орал, что лорд-протектор и Тайный совет вздернут этих наглых хамов на виселицу. Он так побагровел от натуги, что я боялся, как бы его не хватил удар. Потом в нашу комнату впихнули еще нескольких джентльменов. Через пару часов тюремщик принес еду и сказал, что нам крупно повезло: простые люди, которых мы морили голодом, настолько добры, что кормят нас. Как-то раз из соседнего помещения донеслись вопли. Я узнал голоса близнецов. Мгновение спустя раздался топот шагов, а потом все стихло. Думаю, стражники надавали братьям хороших тумаков. — Николас погрузился в молчание. Через несколько секунд он поднял на меня глаза и спросил: — Скажите, кто эти люди? Я вижу, далеко не все они — простые крестьяне.
