Миссис Фловердью со звоном опустила нож на тарелку.

— Не горячись так, Джон, — произнесла она. — Неужели все мы не можем жить в любви и согласии, как заповедовал нам Господь?

С этими словами она поднялась из-за стола и, шурша юбками, вышла из комнаты. Фловердью бросил взгляд на сыновей и состроил гримасу. Мальчишки захихикали.

— Нам пора возвращаться в Норидж, — сухо сказал я. — Благодарю вас за обед.

Фловердью, судя по всему, внезапно вспомнил, как вчера я изъял у него фальшивый документ. Превосходное его настроение мгновенно улетучилось.

— Не смею задерживать, брат Шардлейк, — столь же сухо кивнул он. — Мы с Глэпторном проедемся вместе с вами до деревни, посмотрим, как там обстоят дела. Эдвард, Уильям, вы можете нас сопровождать.

Поспешно собравшись, мы выехали на аллею — Фловердью, его сыновья, Глэпторн, Барак, Николас и я. Церковные колокола смолкли, и, пока мы скакали в тени высоких деревьев, за которыми тянулись зеленеющие поля, казалось, что повсюду царят мир и спокойствие. Однако, свернув за угол, мы вынуждены были резко остановиться. Десятка два крестьян, орудуя пилами и лопатами, уничтожали плетеные изгороди, ограждавшие пастбища Фловердью, и бросали их в придорожную канаву. Еще несколько человек стояли в карауле: эти, как я заметил, были вооружены уже не вилами и лопатами, а пиками и алебардами. Овцы, испуганно блея, сбились в кучу посреди пастбища. Двое ягнят уже лежали на земле с перерезанной шеей. Подобно повстанцам, с которыми столкнулся Фловердью, мятежники были молоды и бедно одеты: широкополые шляпы, кожаные куртки без рукавов. Некоторые обходились даже без рубах, по всей видимости из-за жары. Впрочем, были среди них и люди старшего возраста, кому уже явно перевалило за тридцать, а то и за сорок. На всех без исключения лицах застыло выражение угрюмой решимости.

Черты Фловердью исказила ярость. Какой-то человек, по всей видимости главарь, смело приблизился к нам. То был мужчина лет пятидесяти, высокий, крепко сложенный, с седыми волосами и бородой. Рот его был плотно сжат; обветренное, изборожденное морщинами лицо казалось непроницаемым; карие глаза были неотрывно устремлены на Фловердью, который, в свою очередь, пытался испепелить мятежника полыхающим ненавистью взглядом.

— Ваш план дал сбой, мастер Фловердью, — произнес главарь. Голос у него был чрезвычайно низкий, говорил он с сильным норфолкским акцентом. — Когда эти люди явились ко мне, я собственноручно помог им уничтожить изгороди, которые, да простит меня Господь, мне не следовало возводить. А когда мы покончили с работой, я сказал, что отныне всецело отдаю себя в распоряжение этих парней. Кстати, мастер Даффилд тоже здесь, вместе с нами.

Он указал на стоявшего поодаль низкорослого парня лет тридцати, в блузе из грубого холста. Встретившись глазами с Фловердью, тот отвесил ему издевательский поклон.

— Посмотрите, мы привели с собой людей из Ваймондхема, чтобы уничтожить ваши пастбища, которые, видит бог, куда больше моих, — продолжал предводитель бунтовщиков. — Впрочем, вам это известно не хуже моего.

— Кто это? — толкнул меня в бок Николас.

Седобородый, услышав вопрос, повернулся к нему и пояснил:

— Да будет вам известно, молодой джентльмен, перед вами Роберт Кетт из Ваймондхема.

Я растерянно переводил взгляд с Кетта на Фловердью. Нас было намного меньше, чем мятежников; к тому же от Кетта веяло невозмутимой властностью. Фловердью, вне себя от бешенства, протянул было руку к мечу — который, как выяснилось в следующее мгновение, он оставил дома.

— Черт, — прошипел он.

Кетт сделал шаг вперед и наставил свой нож на живот Фловердью.

— Спокойно, мастер, — произнес он. — Мы не хотим проливать кровь. Разве что вы вынудите нас к этому.

Повернувшись к своим людям, он сделал им знак, и мятежники тут же окружили нас. Испуганные лошади принялись нервно фыркать. От крестьянских парней, прошедших сегодня пешком не одну милю, одуряющее разило потом.

Ощущая, как сердце мое сжимается от страха, я тем не менее вступил в разговор:

— Сэр, вы только что сказали, что не хотите проливать кровь. Однако я вижу, что вы зарезали двух ягнят, принадлежащих мастеру Фловердью.

Кетт встретился со мной глазами:

— Сегодня вечером в Ваймондхеме соберутся тучи народу. Эти ягнята пойдут им на ужин. Таков уж удел овец — служить людям пищей. Но проливать человеческую кровь мы не собираемся. Да, в особняке Морли мы взяли все оружие, которое там нашлось. Но оно необходимо нам лишь для защиты.

Под его пристальным взглядом я невольно поежился, мысленно проклиная богатую одежду, в которую вырядились мы с Николасом.

Внезапно раздался дружный смех. Обернувшись, мы увидели двух парней, которые спустили штаны и демонстрировали Фловердью свои задницы.

— Поцелуй меня в задницу, мастер, и, может, мы помилуем твоих овечек! — крикнул один из них. — Тебе повезло, что ты успел их обстричь, иначе вся шерсть досталась бы нам!

В ответ Фловердью разразился проклятиями:

— Скоты, негодяи, ублюдки! Оставьте моих овец в покое, или вам придется об этом пожалеть! — Повернувшись к Кетту, он процедил: — Ты дорого заплатишь за то, что натравил на меня эту свору бродячих собак! Тебя вздернут на виселицу как бунтовщика и изменника!

Взгляды, которые бросали на нас крестьяне, становились все более угрожающими; один из них поднял алебарду. Мне оставалось лишь жалеть, что хозяин поместья вызвался проводить нас.

— Мы вовсе не изменники, сержант Фловердью, — возразил Кетт; голос его был исполнен величайшей серьезности. — Напротив, мы служим своему королю верой и правдой. А вот вы и вам подобные алчные чиновники думают лишь о своей выгоде. Ради выгоды вы готовы разорять простых людей и наносить урон стране. — Он покачал головой. — Вижу, вы до сих пор не представляете, что происходит. Честные труженики собираются в отряды по всей стране: в Саффолке, Эссексе, Кенте и Оксфордшире. Мы направили несколько петиций лорду-протектору и теперь ждем, когда прибудет созданная им комиссия. Протектор уже дал обещание выполнить требования повстанцев в Эссексе. В лагере, который разбит в Колчестере, собралось более тысячи человек, и они не намерены расходиться! Грядут иные времена — времена всеобщего благоденствия, когда Англия станет жить по заповедям Господним!

— Откуда тебе знать, что происходит в других графствах? — презрительно фыркнул Фловердью.

— У нас есть свои осведомители и посыльные. Мой брат Уильям поддерживает связь с мясниками, живущими в разных городах.

«Значит, мятеж и в самом деле планировался заранее», — пронеслось у меня в голове.

Фловердью расхохотался, но смех его прозвучал натужно и вымученно.

— Неужели ты думаешь, что протектор примет сторону такого сброда, как вы?

— Именно так я и думаю, — возвысил голос Кетт. — Довольно уже вам, богатым помещикам, прикрываясь именем короля, обворовывать и разорять своих соседей-фермеров. Вы присвоили себе огромные богатства, но это лишь разжигает ваши аппетиты! Неуемная алчность толкает вас к новым и новым беззакониям. Подобно сотням так называемых джентльменов, вы из кожи вон лезете, чтобы воспрепятствовать протектору и комиссии Хейлза исправить творимые в деревне злоупотребления. Государство общего блага не нужно тем, кто печется лишь о собственной выгоде. Но коли джентльмены отказываются искоренять беззакония, значит эту задачу возьмем на себя мы, простолюдины.

Эту многословную тираду Кетт произнес глубоким и звучным голосом; в глазах его сверкали гневные искры, однако он сохранял самообладание.

— У тебя достаточно земель в окрестностях Ваймондхема, Кетт, — с досадой напомнил ему Фловердью. — Насколько мне известно, ты всегда был приверженцем старых религиозных традиций и водил дружбу с аббатом Лойе. Что у тебя общего с этими вонючими голодранцами?

Услышав это, один из крестьян наставил на Фловердью пику:

— Лучше заткни свою пасть, а то насажу тебя на вертел, как поросенка.