— Почему? — не понял он.

— Потому, что это будет опасно.

— Ну… да, — кивнул он. — Но почему не выходить? То есть, я хочу сказать, разве это супер-мега-гоблин не может разнести стены к такой-то матери?

— Возможно, он достаточно силен для этого, — сказал я. — Но он не может. Дом защищен порогом.

Баттерс непонимающе уставился на меня.

Я облокотился на тумбочку и попробовал объяснить.

— Порог — это не «порог» в буквальном смысле этого слова, а некоторый энергетический барьер, окружающий дом. Ну… — я нахмурился, подбирая сравнение поудачнее. — Это как если бы дом обладал положительным зарядом. Если внешняя магия хочет войти, ей необходимо сначала нейтрализовать этот заряд. Большим, сильным созданиям из Небывальщины требуется уйма энергии только для того, чтобы оставаться в нашем мире. Как правило, ее не хватает на то, чтобы прорваться через порог и после этого оставаться опасными.

— Как те вампиры? — спросил он. — Которые не могут войти, если вы их не пригласили?

— Примерно так, ага. Если вы пригласили кого-либо, порог его не тронет. Но у остальных магических существ и энергий с ним возникнут проблемы. Это серьезная защита.

— Вашему-то дому она не очень помогла, — заметил Баттерс.

— Я арендую свою квартиру, — объяснил я. — Она мне не принадлежит. Поэтому и энергетика у нее слабее, чем у настоящего, собственного дома.

— А-а… Вот, значит, почему говорят, «мой дом — моя крепость»?

Я чуть улыбнулся.

— «Дом» — понятие растяжимое. Когда история, семья, эмоции, тревоги, радости, впитаны в его дерево, и порог выходит крепкий, надежный. Этот дом принадлежал клану Мёрфи больше сотни лет. Он надежен. Вам здесь ничего не угрожает.

— Но этот тип ведь не вырвется, когда вы вызовете его, — спросил Баттерс. — Правда?

— По моим расчетам, нет. Но если и вырвется, вы-то его ничем не задели. У него не будет повода охотиться на вас.

— Ох, хорошо, — с облегчением произнес он. Потом поморгал и повернулся ко мне. — То есть, мне не хотелось бы, чтобы он охотился и на вас, Гарри.

— Ничего, ничего, — сказал я.

Баттерс кивнул.

— Почему зомби? — спросил он.

— Э?..

— Прошу прощения. Это я тему меняю. Новый вопрос. Почему все эти некроманты используют зомби?

— Не все, — возразил я. — Собиратель Трупов вызывал целую тучу полуматериальных призраков. Привидений.

— Но все-таки человеческих привидений, — настаивал Баттерс. — Зомби тоже выглядят людьми. Почему бы им не высвистеть стаю дохлых крыс? Или, может, полуматериальных комаров? Зачем им люди?

— Ну, — сказал я. — Это связано с тем метафизическим следом, который любое живое существо оставляет после смерти. Что-то вроде отпечатка ноги. Человеческие следы больше, чем у большинства животных, а это означает, оживляя их, можно накачать в них больше энергии.

— То есть, громилы из них лучше получаются, — уточнил Баттерс.

— Именно.

— Как получилось, что за мной Гривейн приходил со свеженькими зомби, а на ваш дом нападал со старыми? То есть, я ведь видел этих тварей совсем рядом, — он поежился. — Судя по одежде, некоторые умерли еще в начале двадцатого века.

— Это по той же причине, по которой они оживляют людей, а не животных, — объяснил я. — У древних мертвецов метафизический след глубже. Их труднее призвать, но уж если вам это удалось, ими легче управлять, они сильнее, и повредить их сложнее.

— Из старых мертвецов получаются более крепкие слуги-нежити, — понял он.

— Верно, — кивнул я. Я буквально видел, как крутятся у него в голове колесики, перерабатывая информацию. Похоже, на ответы, которые он получил на свои первые вопросы, начали нанизываться дюжины новых вопросов, и у меня сложилось впечатление, что он начнет задавать их всех с неумолимой последовательностью.

— Ладно. Но что, если…

— Баттерс, — произнес я так мягко, как только мог. — Не сейчас. Все, что мне нужно — это спокойно выпить чашку чая, — тут меня осенило. — А вы спросите у Боба, — посоветовал я. — Боб знает чертовски больше, чем я.

— О! — пробормотал он, переводя взгляд с меня на Боба и обратно. — Гм. Да, Томас ведь разговаривал с ним.

— «С ним»! — возмутился Боб. — Я не просто какой-то там «он»! Я, Можно сказать, настоящий гребаный чревовещательный череп-автомат!

— Точно, — согласился Баттерс. — Гм. Извините, Боб. Вы не будете против, если я задам вам несколько вопросов?

— Это пустая трата моего таланта и интеллекта, — фыркнул Боб.

— Помоги ему, Боб, — сказал я.

— О Господи, — оранжевые огни в глазницах черепа закатились к потолку. — Отлично. Делать мне больше нечего, кроме как наставлять детсадовцев.

— Класс! — задохнулся Баттерс и плюхнулся на стул. Он схватил несколько листов бумаги и карандаш. — Что ж, давайте начнем с…

Я налил чашку чая себе и чашку чая Баттерсу. Я поставил его чашку перед ним, но он, похоже, этого почти не заметил. Он по уши ушел в беседу с Бобом.

Я выскользнул в гостиную, плюхнулся на диван и положил мою бедную больную ногу на журнальный столик. Так я сидел, потягивая пахнущий мятой и черт-те-чем-еще сладкий чай и пытаясь привести свои мысли в какое-то подобие порядка. Я так устал, что на это не потребовалось слишком много времени.

Я собирался призвать пэра Королевы Мэб и удерживать его в течение ночи. Шансы примерно такие, как у жука-плавунца поймать и удерживать бенгальского тигра. С той только разницей, что бенгальский тигр, возможно, погнушается раздавить жука-плавунца за такую попытку. Эрлкинг не погнушается, это точно.

Что делало эту затею самой опасной из большинства моих планов… впрочем, особого выбора у меня тоже не было. Присутствие Эрлкинга в наших краях опасно увеличило бы число и силу нежити, которую кеммериты намеревались призвать этой ночью. Если бы мне удалось нейтрализовать Эрлкинга, это на порядок убавило бы сил, которых собирались призвать некроманты. Гривейн со товарищи достаточно сильны и без армии суперзомби и мегапризраков. Если я оставил бы их без этой армии, это дало бы Стражам хороший шанс справиться с ними.

Если я не успею призвать Эрлкинга прежде, чем это сделает кто-то из кеммерлитов, или если он вырвется из моего заключения, погибнут люди. Эрлкинг вырвется на просторы лишенной огней чикагской ночи со своей Дикой Охотой, и все, кого они застанут вне домов, окажутся разорванными в клочья.

На улице блеснула молния — какая-то слишком темная, тусклая, чтобы сойти за естественную. Мгновением спустя вечерний воздух разорвал удар грома, от которого маленький домик содрогнулся. Ветер начал усиливаться, а дождь захлестал по окнам с удвоенной силой.

Я не ощущал себя чародеем. Я не ощущал себя могучим, воинственным Стражем. Я не ощущал себя сверхъестественным чемпионом Чикаго, или бесстрашным победителем зла, или дерзким заклинателем, способным дерзко усмехнуться прямо в лицо потустороннему титану, или просвещенным адептом мистических искусств. Я ощущал себя избитым, израненным одноруким человеком с очень малоприятными перспективами на будущее и дурацкими штанами без одной штанины.

В темноте ко мне подошел, прихрамывая, Мыш. Он ткнулся в меня холодным носом и положил голову мне на ногу. Я сидел с закрытыми глазами, но слышал постукивание его хвоста по боковине дивана. Мышу было наплевать на все мои страхи. Он просто прижался ко мне, согревая своим мехом и своей безмолвной верой в меня.

От этого я почувствовал себя лучше. Возможно, Мыш и не самое умное создание на земле, но он смел, добр, предан и мудр звериной мудростью, которая помогает ему знать, кому доверять. Может, я и не сверхгерой, но Мыш считает меня чертовски крутым, а это кое-что значит. Мне довольно и этого.

Я отставил свою чашку, убрал ногу с Мёрфиного журнального стола и встал. Потом, не глядя, взял свой посох, сделал глубокий вдох и стиснул зубы.

Потом, хромая, вернулся на кухню.

— Баттерс, — сказал я. — Оставайтесь здесь с Бобом и Мышом. Прикрывайте меня с тыла. Если увидите что-нибудь угрожающее, орите во все горло.