— Это такой ритуал… вроде вознесения? Настоящего?
— Угу, — кивнул я.
— Но это… это безумие какое-то.
— Эти люди и так безумны, — согласился я. — То, что вы мне скажете, может помешать им. Это может спасти множество жизней — и не в последнюю очередь конкретно мою.
Она зябко охватила себя руками; лицо ее слегка побледнело.
— Мне нужны эти стихотворения, — продолжал я, — потому что я сам собираюсь призвать Эрлкинга и отвлекать его достаточно долго, чтобы это сорвало их планы.
— Но разве это не опасно? — спросила она.
— Не так опасно, как не предпринимать ничего, — ответил я. — Что ж, теперь вы знаете, зачем. Вы мне поможете?
Она прикусила нижнюю губу, словно обдумывая мою просьбу, но глаза ее искрились.
— Скажите «пожалуйста».
— Пожалуйста, — произнес я.
Улыбка ее сделалась чуть шире.
— «Пожалуйста-пожалуйста»?
— Не давите на меня, — почти прорычал я, хотя сомневаюсь, чтобы это вышло слишком уж угрожающе.
Она улыбнулась мне.
— Это может занять несколько минут. Я ведь не заглядывала в эту книгу некоторое время. Мне нужно подготовиться. Помедитировать.
— Так сложно? — спросил я.
Она вздохнула, и улыбка исчезла с ее лица.
— Столько всего у меня в голове; порой она напоминает мне библиотеку. Проблема не в том, чтобы вспомнить. Вот найти, куда я это задвинула — это серьезно. И потом, далеко не все приятно вспоминать.
— Я знаю, каково это, — кивнул я. — Я тоже видел кое-что такое, чего с удовольствием забыл бы.
Она кивнула в ответ и уселась на диван лицом ко мне. Потом подобрала ноги под себя и поерзала, устраиваясь поудобнее. Это движение вышло у нее на редкость интригующе. Я постарался не выказывать очень уж откровенного интереса и полез в карман ветровки за блокнотом и карандашом.
— Хорошо, — произнесла она и закрыла глаза. — Дайте мне минуту, и я начну декламировать.
— Идет, — кивнул я.
— И не глазейте на меня.
Я отвел взгляд.
— Я не глазею.
Она фыркнула.
— Вы что, никогда груди женской не видели?
— Да не глазею я, — возмутился я.
— Конечно, — она открыла один глаз и ехидно посмотрела на меня. Потом закрыла его и сделала глубокий вдох.
— Вы меня дразните, — буркнул я.
Она снова улыбнулась, и на этот раз выражение лица ее изменилось, сделавшись далеким, отрешенным. Плечи ее расслабленно опустились, и когда она снова открыла глаза, взгляд их смотрел мимо меня, в пространство. Так она посидела с полминуты, замедляя дыхание, а потом глаза ее задвигались, словно скользя взглядом по строчкам.
— Вот, — медленно, словно в полусне произнесла она. — Пибоди. Это он собрал литературные источники воедино.
— Мне нужны только стихотворения, — сказал я. — Обложку не обязательно.
— Ш-ш, — сказала она. — Это не так легко, как кажется, — теперь уже и пальцы ее дергались, переворачивая страницы невидимой книги. — Ладно, — произнесла она еще через полминуты. — Готовы?
Я раскрыл блокнот и взял карандаш наизготовку.
— Готов.
Она начала декламировать стихи, а я принялся записывать их. Ни в первом, ни во втором стихотворении не обнаружилось ничего полезного, но в третьем я сразу уловил ритмику и кодовые слова призывного заклинания: каждая строка, взятая по отдельности, оставалась совершенно безобидной, но все вместе они дополняли друг друга, выстраиваясь в формулу магического ритуала. При надлежащей концентрации, при соответствующем усилии воли простые рифмованные строчки могут проникнуть за границы мира смертных и привлечь внимание смертоносного охотника-фэйре, известного как Эрлкинг или повелитель гоблинов.
— Вот это, — тихо произнес я. — Только мне нужно наверняка знать, что это именно те самые слова, без единой ошибки.
Шила кивнула; взгляд ее продолжал смотреть куда-то мимо меня. Рука ее перелистнула невидимую страницу обратно, и она повторила мне стихотворение с самого начала, на этот раз медленнее. Я проверил и перепроверил свои записи: все сходилось.
Дело в том, что любая ошибка в формуле вызова чревата последствиями. Если вы спутаете слова, в лучшем случае заклинание не сработает, и ваши усилия ни к чему не приведут. Может выйти и хуже: ваше заклинание призовет из потустороннего мира кого-нибудь не того — например, тварь, которой не терпится вырвать вам физиономию своими длинными, заканчивающимися щупальцами конечностями. Ну, и наконец, при наиболее неприятном для вас обороте событий, неправильное заклинание может призвать того, кто вам нужен — в нашем случае Эрлкинга, — но только крайне оскорбленного тем, что вы не удосужились пригласить его как положено. Наделенные сверхъестественной силой создания из мира духов обладают возможностями и характером из тех, о которых снимают фильмы ужасов… в общем, я не завидую тому, на кого оборачивается их гнев.
Стоит вам призвать кого-то неправильно, и вы почти ничего не сможете сделать, чтобы защитить себя. Это превращает ритуал вызова в довольно рискованное предприятие. И если я собирался призвать в Чикаго Эрлкинга, мне необходимо было быть совершенно уверенным в том, что делаю это правильно, иначе это могло стоить мне головы.
— Еще раз, — вполголоса попросил я Шилу, когда она кончила. Наверняка так наверняка.
Она кивнула и начала снова. Я проверил записи. Все совпало слово в слово и в третий раз, так что вероятность ошибки сделалась предельно мала.
Еще минуту я смотрел в блокнот, пытаясь впитать в себя заклинание, вжиться в его ритм, в цепочку гласных и согласных, имевших к языку лишь косвенное отношение. И дело не в стихотворении — тут важна частота, сигнал, сочетание звука и ритма, и я загонял его в память с максимально возможной точностью, так же, как я делаю это, чтобы призвать духа с помощью его истинного имени. В этом смысле все стихотворение представляло собой некий аналог имени Эрлкинга. Он должен был откликнуться на него таким же образом.
Когда я поднял через несколько минут взгляд, я ощутил на себе мягкое давление взгляда Шилы. Она смотрела на меня, и в глазах ее застыла тревога.
— Вы или неописуемо глупы, или один из самых смелых мужчин, кого я знаю.
— Пусть лучше буду глупым, — беззаботно сказал я. — Исходя из моего опыта, труднее ошибиться, если тебя считают дураком.
— Если вы используете заклинание, — тихо произнесла она, пропустив мою шутку мимо ушей, — и с вами случится что-то плохое, вина за это ляжет на меня.
Я покачал головой.
— Нет, — возразил я. — Я знаю, что делаю. Это будет моя собственная ошибка.
— Я не уверена, что это освобождает меня от ответственности, — она нахмурилась. — Могу ли я помочь вам еще чем-нибудь?
— Я и так вам очень обязан, — заверил я ее.
— Да, — серьезно кивнула она. — Возможно. Но мне нужно знать, что я сделала все, что могла. Что если с вами что-то случится, то не из-за того, что я чего-то не сделала.
Несколько секунд я вглядывался в ее лицо, потом невольно улыбнулся.
— Вы очень серьезно относитесь к вопросам ответственности, — заметил я.
— А что, вы считаете, что я должна относиться к этому по-другому? — парировала она.
— Ни в коем случае, — заверил ее я. — Просто необычно, когда кто-то… ну, поймите меня правильно, но я не привык, когда в том, что касается силы…
Она чуть улыбнулась.
— Не требуется много силы, чтобы причинить кому-то боль. Это гораздо проще, чем исцелять. Это всегда так, во всем. Не только в магии.
— Угу, — согласился я. — Но только далеко не все, похоже, понимают это, — я накрыл ее руки правой ладонью. Руки у нее были мягкие, очень теплые. — И спасибо, вы мне очень помогли. Если я могу отплатить вам чем-нибудь…
Она улыбнулась мне.
— Ну, есть одно…
— Да? — спросил я.
Она кивнула.
— Одна моя знакомая сказала мне раз, что о человеке очень много можно узнать по тому, как он делает это в первый раз.
Я пару раз моргнул.
— Э… Что делает?
— Вот это, — сказала она и придвинулась ко мне. Красиво она двигалась — плавно, грациозно и до ужаса женственно. Она вся состояла из теплых изгибов, и мягкой плоти, пахнущей полевыми цветами, и она перекинула ногу через мои ноги, и села мне на колени. Мягкие руки ее осторожно коснулись моего лица, и когда губы наши коснулись друг друга, она закрыла глаза.
