— А что будем делать мы? — спросила Мёрфи. — Что? Вышибем дверь, перестреляем всех, кто стоит на ногах, а потом сделаем вид, будто мы воздушные Ваны Хельсинги? Лобовая атака на ожидающего ее противника — один из самых надежных способов в мире свернуть шею.
— Чего-нибудь придумаем, — заверил я ее. — План уточним на месте.
Мёрфи подозрительно покосилась на меня. Сидевший между нами Эбинизер явно решил не вмешиваться в наш спор.
— Надеюсь, не как тогда, в Уолл-Марте?
— Скажу, когда буду знать точно. Сначала приедем и оценим ситуацию. Может, Кинкейд уже придумал чего.
— Угу, — буркнула Мёрфи без особого воодушевления в голосе. — Может. Ага, где-то здесь он должен нас ждать.
Район был не из самых симпатичных. Город десятилетиями разрабатывал планы реконструкции, но львиная часть денег доставалась более известным и престижным кварталам вроде Кабрини-грин. Давно уже многие кварталы, некогда городские окраины, медленно, но верно разлагаются, соревнуясь за сомнительный титул самого неблагополучного. Трущобы умерли — да здравствуют трущобы…
Нет, я видал кварталы и хуже. Но реже. Высокие здания и узкие улицы почти не пропускали вниз солнечного света. Большая часть окон с первого по третий-четвертый этаж была заколочена. Некогда бойкие заведения на первых этажах почти все позакрывались. Водосточные решетки, забитые мусором и отбросами, битые уличные фонари, изобилие граффити на стенах… В воздухе стоял запах плесени, помойки и бензиновых выхлопов. Редкие обитатели перемещались по улице как крысы: быстро, целенаправленно, всем видом своим давая понять, что грабить их во-первых бессмысленно, а во-вторых просто опасно.
Приют я увидел почти сразу же, едва начал оглядываться по сторонам. Перед входом чернел обгорелый автомобильный остов; правда, машину наверняка раздели на запчасти прежде, чем подожгли. У меня сложилось впечатление, что Мёрфи — первый полицейский, попавший сюда за последние несколько недель, если не месяцев.
И все же чего-то не хватало.
Бомжей. Оборванцев. Бездомных. Пьянчуг. Теток-помоечниц. Даже в дневное время здесь полагалось находиться людям, собирающим пустые пивные банки, или тряпье, или просто потягивающим пойло из завернутых в бумажные пакеты бутылок.
Но их не было. Вокруг дома словно пролегла невидимая полоса отчуждения.
— Тебе не кажется, что здесь слишком тихо? — спросила Мёрфи.
— Угу, — отозвался я.
— Они всех убили, — предположила она перехваченным от досады голосом.
— Возможно, — согласился Эбинизер. — А возможно и нет.
Я кивнул.
— Это действие темных энергий. Люди ощущают их, даже не осознавая этого. Ты ведь и сама чувствуешь это сейчас.
— О чем это ты?
Я пожал плечами.
— Присутствие темной магии. Оно поневоле напрягает твои нервы, злит. Если ты заставишь себя успокоиться и прислушаешься, ты ощутишь. Этакий оттенок… запаха, что ли.
— Вони, — буркнул Эбинизер.
— Но людей-то, людей почему нет? — не унималась Мёрфи.
— Ты здесь трех минут не пробыла еще, а эти энергии уже раздражают тебя. А теперь представь, каково жить здесь? Когда с каждым днем все страшнее. Злобнее. Людям хочется убраться отсюда, хотя они и не понимают, почему. Еще сколько-то времени, и все это место в пустыню превратится.
— Ты хочешь сказать, вампиры уже прожили здесь сколько-то?
— Для достижения такого эффекта — как минимум несколько дней, — кивнул я.
— Скорее, пару недель, — поправил меня Эбинизер. — Может, даже три.
— Господи, — поежилась Мёрфи. — Ужас какой.
— Угу. И если они здесь так долго, значит, Мавра что-то задумала.
Она нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, эта вампирша явилась сюда и сама выбрала, когда дать тебе знать о своем присутствии? Но ведь это, возможно, западня.
— Вполне возможно. Параноидально, но возможно.
Она сжала губы.
— За завтраком ты об этом не говорил.
— Мы бьемся с живыми мертвецами, Мёрф. Тут в любой момент можно ожидать крученого мяча.
— Ты меня за маленькую держишь?
Я мотнул головой.
— Нет. Честно. Где Кинкейд?
— На втором ярусе вон той парковки, — ответила Мёрфи.
— Останови на первом, — скомандовал я.
— Зачем?
— Он не знает про Эбинизера, и я не хочу спугнуть его. Выйдем и поднимемся пешком.
Эбинизер покосился на меня и кивнул.
— Верная мысль, Хосс. Меткий стрелок с быстрой реакцией может оказаться нервным. Даю вам минуту, потом подъезжаю.
Мёрфи остановила пикап, и мы вышли. Я подождал, пока мы не отойдем от машины на несколько шагов, и понизил голос.
— Я понимаю. Тебе страшно.
Она испепелила меня взглядом и открыла рот для достойной отповеди, но передумала и вместо этого пожала плечами.
— Есть немного.
— Мне тоже. Все в порядке.
— Я думала, все это позади, — призналась она и чуть прикусила губу. — Я хочу сказать, ночные кошмары прекратились. Я снова могу спать. Но это не то, что прежде, Гарри. Я привыкла бояться, но это меня и возбуждало. Мне это даже нравилось. А это не нравится. Мне так страшно, что я боюсь, как бы меня не стошнило. И это хреново.
— Тебе страшно, потому что ты больше знаешь, — заверил ее я. — Ты представляешь себе, с чем имеешь дело. Ты знаешь, что может случиться. Ты была бы полной идиоткой, если бы не боялась. И мне не хотелось бы идти на дело с человеком, у которого не хватило бы мозгов призадуматься.
Она кивнула, но не успокоилась.
— А что, если я снова буду мешаться у тебя под ногами?
— Этого не случится.
— Почему? Вполне может.
— Не может, — заверил я.
— Ты уверен?
Я подмигнул и повертел в руке посох.
— Иначе я не доверил бы тебе свою жизнь. Она же в твоих, можно сказать, руках. Так что заткнись и танцуй дальше.
Она снова кивнула, немного отрешенно.
— Но ведь мы ничего не можем сделать, чтобы помешать им?
Как-то по-особенному произнесла она это «мы». Она имела в виду полицию.
— Нет. Не выйдет — без того, чтобы не погибло несколько хороших копов.
— Эти люди, которые с вампирами. Ренфилды. Нам ведь придется убить кого-то из них. Правда?
— Возможно, — вполголоса ответил я.
— Но это ведь не их вина, что их обратили.
— Я знаю. Мы сделаем все возможное, чтобы их не пришлось убивать. Но из того, что я о них слышал, у нас не слишком много выбора.
— Помнишь агента Уилсона? — спросила вдруг Мёрфи.
— Федерала, которого ты застрелила, когда он насел на меня?
Взгляд Мёрфи вспыхнул на мгновение.
— Угу. Он преступил закон, чтобы убрать тех, до кого не мог дотянуться. Мы ведь сейчас перед таким же выбором стоим.
— Нет, не так, — возразил я.
— Не так? Почему?
— Потому что эти — не люди уже.
Мёрфи нахмурилась.
Я обдумал это еще раз.
— А если бы они и оставались людьми — подумай, с учетом угрозы, которую они собой представляют, это поменяло бы что-нибудь?
— Не знаю, — призналась она. — Это-то меня и пугает.
Сколько я с ней знаком, Мёрфи всегда защищала закон. У нее хватало своей головы на плечах отличать добро от зла, правду от кривды, и все-таки главным для нее всегда оставался закон. Она верила в него — в то, что это лучший способ помогать и защищать тех, кто рядом с ней. Она верила в то, что власть закона, пусть и не совершенного, абсолютна. Почти свята. Закон был краеугольным камнем, на котором строилась ее сила.
Однако несколько лет контактов с миром тьмы дали ей понять, что в отношении самых злобных и опасных граней нашего мира закон глух и слеп. Она сама видела хоронящихся в тени существ, извращавших закон, обращавших его против тех, кого она поклялась защищать.
Вера ее подверглась сильному испытанию; в противном случае она вряд ли думала даже о возможности выйти за рамки своих полномочий. И она это понимала.
Это давалось ей дорогой ценой. Глаза ее оставались сухими, но я-то понимал, что слезы просто прячутся внутри — это она оплакивала смерть своей веры.