— Ну, — сказал я. — Я так понимаю, ты здесь не затем, чтобы, гм…

— Чтобы сорвать с тебя одежду и самым бесстыдным образом насладиться тобой? — подсказала Сьюзен. Голос ее снова звучал спокойно, но я ощущал за этим спокойствием снедавший ее голод. Не знаю только, ободрило это меня или, наоборот, тревожило. — Нет, Гарри. Это не… не то, что я могу позволить себе с тобой. Как бы мы оба этого ни хотели.

— Но почему? — спросил я. Я и сам понимал уже почему, но слова эти сами сорвались с моего языка прежде, чем я успел их удержать.

Я нахмурился и уставился на пиво.

— Я не хочу над собой терять контроль, — сказала Сьюзен. — Ни при каких условиях. Ни с кем. Тем более с тобой. — Некоторое время единственным звуком был треск поленьев в камине. — Гарри, я же умру, если сделаю тебе что-нибудь дурное.

«Гораздо вероятнее, — подумал я, — умру я… Да ну, не о себе думай, Гарри, — о ней. Возьми себя в руки. Это всего лишь поцелуй. Только и всего».

Я допил пиво — что было не лишено приятности, конечно, но и вполовину не так, как некоторое другое из того, что я делал в этот вечер. Потом пошарил в леднике.

— «Колы»? — предложил я Сьюзен.

Она кивнула, оглядываясь. Взгляд ее задержался на полке над камином, где у меня стояли ее фотография и несколько полученных от нее открыток, а еще — маленькая серая коробочка с отвергнутым ею кольцом.

— У тебя что, живет кто-то?

— Нет. — Я достал пару банок и протянул одну ей. Она взяла, не касаясь моих пальцев. — А что?

— У тебя все так прибрано, — сказала она. — И от одежды пахнет кондиционером. Ты никогда раньше не пользовался кондиционером.

— А, это… — Не скажешь же ты человеку, что за твоим домом присматривают фейри. Тебя просто сочтут психом. — Ну, у меня тут, типа, прибирают.

— Я слышала, ты слишком занят, чтобы прибираться сам, — сообщила Сьюзен.

— Ну да… Зарабатываю на жизнь.

Сьюзен улыбнулась:

— Я слышала, ты спас мир от какого-то проклятия. Это правда?

Я побарабанил пальцами по банке.

— Типа того.

Она рассмеялась:

— И как же ты типа спас мир?

— Ну, в гринписовском смысле слова. Если бы я облажался, мог бы случиться неслыханный природный катаклизм… правда, не уверен, что кто-нибудь заметил бы серьезные изменения еще лет тридцать или сорок: климатические изменения не происходят быстро.

— Звучит жутковато, — сказала Сьюзен.

Я пожал плечами:

— Если честно, меня больше заботило, как спасти свою задницу. Остальной мир уже во вторую очередь. А может, это я просто циничнее стал. У меня сильное подозрение, что я не дал фейри разнести все к чертовой матери только для того, чтобы это сделали мы сами.

Я снова сел в кресло, мы открыли банки и некоторое время пили молча. Мало-помалу мое сердце перестало стучать слишком уж громко.

— Мне тебя не хватает, — буркнул я наконец. — Кстати, и твоей редакторше тоже. Она мне звонила недели две назад. Сказала, твоя статья не пришла в срок.

Сьюзен кивнула:

— Это одна из причин, почему я здесь. Я ей обязана многим — просто письмом или звонком не отделаешься.

— Увольняешься? — спросил я.

Она кивнула.

— Нашла новое место?

— Типа того, — отозвалась она, смахивая рукой прядь волос с лица. — Я не могу пока рассказать тебе всего.

Я нахмурился. Сколько я помнил Сьюзен, она всегда сгорала от страсти раскопать правду и поделиться ею с другими. Да и сама ее работа в «Волхве» стала результатом упрямого нежелания закрывать глаза на очевидные для нее вещи, пусть остальным они и казались ерундой. Она относилась к той редкой породе людей, которые умеют остановиться и задуматься о разном, даже о диком, сверхъестественном, а не отмахиваться от этого. Это и привело ее в «Волхв». И именно благодаря этому мы с ней встретились и познакомились.

— У тебя все в порядке? — спросил я. — Ты не попала в беду?

— В общем и целом — нет, — сказала она. — Но ты попал. Потому, Гарри, я и приехала.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я здесь, чтобы предостеречь тебя. Красная Коллегия…

— Послала Паоло Ортегу бросить мне вызов. Знаю.

Она вздохнула:

— Но ты не знаешь, во что ты ввязываешься. Гарри, Ортега — один из самых опасных ноблей Коллегии. Он их военный предводитель. С начала войны он убил с полдюжины стражей Белого Совета в Южной Америке, и это он разработал и провернул то нападение в Архангельске в прошлом году.

Я привстал. Кровь отхлынула от моего лица.

— Откуда ты это знаешь?

— Я же репортер, Гарри. Откопала.

Я покрутил в руке банку «колы», хмуро глядя на нее.

— Какая разница? Он предложил дуэль. Честный поединок. Если он это серьезно, я приму вызов.

— Тебе нужно знать еще кое-что, — сказала Сьюзен.

— Что именно?

— Точка зрения Ортеги на эту войну не пользуется особой популярностью в Коллегии. Ее разделяет только узкая правящая прослойка. Большинство же тешит себя надеждами на бесконечное кровопролитие. И еще — им очень импонирует идея войны, которая смела бы Белый Совет. Они считают, что, если им удастся раз и навсегда избавиться от чародеев, в будущем им больше не придется прятать свою сущность.

— Но какое это имеет отношение ко всему?

— Подумай хорошенько, — сказала Сьюзен. — Гарри, Белый Совет тоже не в восторге от этой войны. И если у него будет удобоваримый повод положить ей конец, он так и поступит. В этом и заключается план Ортеги. Он убивает тебя, и Белый Совет предлагает мир. Красные даже пойдут на кое-какие уступки, Белый Совет закрывает глаза на смерть одного из своих — и все. Конец войне.

Я зажмурился.

— Но откуда ты…

— Гарри, Гарри! Я же сказала: я репортер.

Я нахмурился до боли во лбу.

— Ладно, ладно. Ну, в теории выглядит не так уж плохо. Мне нравится — все, кроме средней части. Согласно которой мне положено умереть.

Она слабо улыбнулась:

— Большинство Красных предпочло бы сохранить тебе жизнь. Пока ты дышишь, у них остается повод продолжать войну.

— Пусть подавятся, — буркнул я.

— Они попытаются предотвратить дуэль. Мне показалось, тебе стоит знать.

— Спасибо. Я…

Тут в дверь постучали — довольно громко. Сьюзен вздрогнула и распрямилась, не выпуская из руки кочерги. Я поднялся чуть медленнее, выдвинул ящик из-под столика у кресла и достал пистолет, который держу дома, — старый, здоровый «Каллаган — Грязный Гарри» весом в семьдесят пять тысяч фунтов. Еще я достал оттуда шелковый шнур в ярд длиной и повесил его на шею так, чтобы в любой момент мог сдернуть.

Я взял пистолет обеими руками, навел ствол на дверь и взвел курок.

— Кто там?

— Скажите, Сьюзен Родригез здесь? — спросил из-за двери после секундной паузы глухой мужской голос.

Я покосился на Сьюзен. Она выпрямилась еще сильнее, взгляд ее сердито вспыхнул, но кочергу поставила на место, рядом с камином. Потом махнула мне рукой.

— Убери пушку. Я его знаю.

Я опустил револьвер, но убирать не стал. Сьюзен подошла к двери и отперла ее.

За дверью стоял самый невыразительный тип из всех, что мне приходилось видеть. Роста в нем было пять футов и девять дюймов. Волосы заурядного каштанового цвета, глаза — столь же заурядно карие. Одежда — джинсы, коричневый пиджак и поношенные кеды. Лицо… про такие лица обычно нечего сказать: они непривлекательны, но и не отталкивают и стираются из памяти, стоит взгляду переместиться в сторону. Он не производил впечатления ни силача, ни хиляка, ни умного… вообще никакого.

— Что это ты здесь делаешь? — спросил он у Сьюзен без всякого вступления. Голос его оказался не выразительнее внешности — волнительный, как мотоциклетный выхлоп.

— Я же предупреждала, что собираюсь поговорить с ним, — сказала Сьюзен.

— Могла бы просто позвонить, — возразил он. — Вовсе не обязательно было встречаться.

— Привет, — произнес я по возможности громче и шагнул к двери. В сравнении с мистером Никаким я был почти великаном. К тому же в руке я держал здоровенный пистолет — правда, дулом вниз. — Меня зовут Гарри Дрезден.